Под белым орлом - Грегор Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феликс Потоцкий поддерживал теперь с каким-то лихорадочным оживлением общую беседу, заставляя всё дольше откладывать отъезд гостей.
Улицы предместья, по которым проезжал король, были погружены во мрак, так как только в самом городе существовало некоторое подобие освещения при помощи масляных ламп; однако и они служили лишь для того, чтобы ещё больше увеличивать окружающий мрак.
Гайдуки, уехавшие впереди экипажа, указывали факелами направление кучеру. Король, откинувшись на подушки открытой коляски, некоторое время сидел погруженный в грёзы.
— Разве это — не изображение нашего времени и моей жизни? — проговорил он, обращаясь скорей к самому себе, чем к сидевшему рядом адъютанту. — Ложный блеск, тени без света, показной мир, полный королевского величия, но, едва я выйду из волшебного царства иллюзий, я вступаю в густую тьму, где едва различаешь дорогу, которой к тому же я совершенно не знаю!
Адъютант не нашёлся, что ответить на эту жалобу, и Станислав Август опять погрузился в мрачное молчание. Правда, он сознавал своё печальное и тяжёлое положение, но у него никогда не было сил принять решение, чтобы выйти из этого положения; поэтому он постоянно находился в мрачной меланхолии, когда оставался один без блестящего придворного общества.
Вдали уже были видны отдельные огоньки в первых домах предместья, в которых продолжали бодрствовать работники или больные. Гайдуки щёлкали своими короткими бичами для предупреждения изредка попадавшихся прохожих.
Вдруг одна из лошадей форейтора поднялась на дыбы и слуга испустил крик ужаса. В тот же момент испуганно попятилась вторая лошадь и кучер поспешил остановить экипаж.
— Что случилось? — воскликнул король, выходя из задумчивости, но, прежде чем получил ответ, из темноты вырисовалось несколько силуэтов.
Оба форейтора были окружены, а в тот же момент несколько всадников приблизились к лошадям и схватили под уздцы фыркающих животных. Король поднялся в экипаже и схватился за шпагу, но игрушечное оружие на его парадном костюме не могло принести ему пользу в серьёзной борьбе; прежде чем он успел обнажить клинок, к дверцам экипажа приблизилось несколько человек; они кратко и повелительно приказали ему выйти из коляски.
Адъютант выскочил на землю и хотел обнажить шпагу, но на него направились дула нескольких пистолетов. Адъютанта охватил панический страх; он быстро повернул и, не обращая внимания на тьму, пустился бежать в сторону по полям. Никто из нападающих не преследовал его. Оба егеря соскочили со своих мест, один из них выхватил охотничий нож и хотел ударить им всадника, который собирался схватить за руку короля, но в тот же момент раздался выстрел. Егерь со стоном упал на землю возле фаэтона. Его товарищ, охваченный страхом, бежал по следам адъютанта.
Теперь король тоже выскочил из экипажа и хотел воспользоваться темнотою, чтобы спастись бегством, но его светлый костюм, а также то, что на него было обращено всё внимание нападавших, не дали ему возможности скрыться. Всадник схватил его за руку, а когда король поднял шпагу, то получил сабельный удар по голове, вследствие чего кровь залила ему лицо.
— Теперь ты в наших руках, — крикнул дикий голос, — пришёл твой час!
В тот же момент пред лицом короля кто-то выстрелил из пистолета настолько близко, что он почувствовал огонь; однако пуля пролетела над его головой.
Другой голос повелительно сказал:
— Стой! Не нужно убийства, жизнь короля священна, она принадлежит судьям, которые вынесут ему приговор.
— Было бы лучше покончить теперь, — проворчал первый голос. — Но во всяком случае мы должны бежать; адъютант и егерь бежали и скоро за нами устроят погоню.
Последнее требование тотчас же возымело своё действие. Гайдуки были отпущены и бешено помчались в город. Группа всадников пришла в движение. Короля, которого держали за волосы и за ворот, заставили бежать между двумя лошадьми. Ехали по дороге, ведшей к лесу, где беглецы могли укрыться.
Когда они проехали шагов сто, король, потерявший свои башмаки, воскликнул:
— Стойте, я дальше не могу! Если вам нужна моя жизнь, то возьмите её!
— Поверьте мне, будет лучше, если мы сейчас покончим с ним, — сказал один из всадников.
— Нет, — ответил другой, — его жизнь принадлежит не нам, и я защищаю её своею собственною. Никто не должен упрекнуть нас в трусливом убийстве.
После короткого разговора вполголоса была приведена лошадь, и короля заставили сесть на неё.
Косинский и Стравенский встали рядом с ним, Лукавский ехал впереди, остальные следовали сзади, и в таком порядке все двинулись через поле к лесу. На пути им попался широкий ров. Лошадь короля, связанная в своих движениях, сделала неверный прыжок, и Станислав Август упал головой в грязную воду. Двое всадников соскочили с своих лошадей и вытащили его. Едва живой, с окровавленным лицом, насквозь промокший в тинистой воде, король должен был опять сесть на лошадь и скакать дальше.
В это время со стороны дороги послышался стук подков.
— Вот они, — воскликнули отдельные голоса, — мы пропали.
Большое число всадников пересекало поле.
— Стой! — воскликнул Стравенский, — это — маленькие патрули, которые ночью обходят город; это — не погоня. Стойте же! Сейчас мы будем в лесу, а с ним живо расправимся, если он действительно помешает нам.
Но беглецы не слушали; ими овладел панический страх, и они понеслись через поле. С уст Стравенского сорвалось проклятие, и он крикнул:
— Держите его крепче, я же должен догнать этих безумных трусов, чтобы они не предали нас.
Лукавский и Косинский, а также трое или четверо всадников остались при короле.
— Вперёд, к лесу! — воскликнул Лукавский, — мы и так потеряли слишком много времени!
Вся маленькая группа направилась вперёд галопом, но, так как дорога была негладкая, под Лукавским упала лошадь. На один момент он был оглушён падением, когда же он поднялся, остальные всадники вместе с королём ускакали уже далеко и достигли почти опушки леса.
— Проклятие! — воскликнул Лукавский, — этому Понятовскому помогают силы ада; теперь он остался один с Косинским, которому я не доверяю. Я должен догнать их.
Он поднял лошадь, но животное стояло и дрожало; оно разбило себе колена и не в состоянии было двигаться вперёд.
Довольно близко послышалась барабанная дробь и явственно донёсся шум шагов марширующих солдат.
С проклятием Лукавский оставил
