Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

получил телеграмму от Плеве, что обещанные корпусу радиопередатчики прибыли и уже ждут нас. Не знаю, где он умудрился достать их так быстро, но я не собирался даже думать о зубах дареного коня. Не то что рассматривать их! Едва получив сообщение, подхватил с собой поручика Чернова как принимающего от связистов и прыгнул на утренний состав до Ляояна. К нам продолжали приезжать составы с добровольцами и припасами, поэтому поезда ходили каждый день — даже не пришлось ничего менять.

Я уже думал по пути немного подремать, как тут в наше купе заскочила Казуэ. Японка была одета в русский мундир и выглядела до чертиков непривычно. Причем так думал не только я, многие еще смотрели на нее косо, но польза от нового отдела, придуманного Плеве, как ни странно, была. Помимо сданных еще в первый день агентов за следующую неделю Казуэ нашла еще троих. Прошерстила вместе с приданными жандармами собранные мной анкеты всех новичков, отложила несколько десятков подозрительных, обратив внимание на мелкие нестыковки, которые пропустили люди Ванновского. И вот двое китайцев признались в работе на Германию, один — на Соединенные Штаты.

— Доброго дня, господин полковник, — девушка поклонилась мне по-японски, вкладывая в традиционный ритуал приветствия хозяина всю доступную ей иронию.

— Доброго дня, — я со вздохом ответил. — Ну что, вы хотите рассказать, что впервые нашли хоть кого-то, работающего на Японию? А то мне, конечно, приятно, что политики получили уникальную возможность щелкать по носу нейтралов, но… Война-то у нас не с ними.

— Вячеслав Константинович доволен.

— Вы работаете не на него, не забыли?

— Поэтому и догнала вас. Хотела рассказать, что вчера, когда я была в Ляояне, меня приглашал на беседу Сергей Юльевич.

— Витте? Что он хотел?

— Делал вид, что благодарит меня за помощь в день покушения, — ответила Казуэ и неожиданно презрительно скривила лицо.

— А на самом деле?

— Хотел, чтобы я делилась с ним информацией о вас.

— Прямо так в лоб?

— Нет, конечно, — Казуэ скривилась еще больше. — Этот человек понятия не имеет о гири.

— В смысле о гантелях? При чем тут они?

— Не гантели, — Казуэ прикрыла глаза и что-то проговорила про себя, как всегда делала, когда забывала какие-то слова на русском. — Гири — это японское слово, означает что-то вроде долга, чести. Когда вы кого-то просите о помощи, то берете на себе гири перед этим человеком, но… Есть манипуляторы. Они не просят, они играют словами, они пытаются заставить тебя думать, будто ты сам хочешь сделать то, что нужно им. Обманывают, чтобы душа не была отягощена гири, понимаете?

— Кажется, понимаю, — я кивнул, невольно соглашаясь. При всей показной открытости и жизнерадостности Витте в нем действительно было что-то скользкое.

— Так вот он почти полчаса рассказывал мне, как я должна быть вам благодарна за то, что смогла вырваться из-под власти семьи, императора, каждого, кто подавлял меня все эти годы.

— То есть напомнил о тех, кого вы потеряли, начав работать на нас.

— О да! И я ведь понимала в тот момент, что он делает это специально, но если бы вы оказались рядом, а у меня в руках был нож, то я бы не удержалась. Умеет он говорить. Слова так и льются, и смысл вроде бы правильный, а желания появляются совсем другие.

— Ловко, — согласился я. — Потом спросит кто, о чем вы говорили, и он совершенно искренне ответит, что пытался наладить наш с вами контакт. И что дальше?

— Потом он намекнул, что некоторые люди наивно считают, будто ваши с ним цели не совпадают, и поэтому, если у меня будет что рассказать, чтобы я с ним делилась.

— То есть формально вам представились моим врагом и предложили поработать вместе?

— Да, но… Он все равно враг моей стране, и я ненавижу тех, кто не знает, что такое честь.

— Знаете, — я улыбнулся. — Вы вот рассказали, и я невольно чувствую, что теперь вам должен.

— Потому что вы знаете, что такое гири. И я буду этим пользоваться…

Поезд как раз добрался до Ляояна, и Казуэ, словно заранее рассчитав, где и как должен закончиться наш разговор, вскочила на ноги и выскользнула из вагона. Мы с Черновым только проводили ее взглядом, а потом молча слушавший нас все это время связист не выдержал.

— Гири… Иногда японцы придумывают красивые слова.

— А чем хуже слова честь и долг? — я лишь головой покачал.

— А она правду сказала, у вас теперь перед ней долг за то, что она хранит вам верность?

— Все верно, пока хранит — долг есть, но… Мой долг перед Родиной, перед всеми доверившимися мне солдатами — гораздо больше.

— Мне кажется, она знает, — задумался Чернов, а потом улыбнулся. — Но все равно почему-то хотела, чтобы вы все это услышали. Это про нее мистер Лондон писал, что она вас любит? Маленькая женщина, чье сердце больше, чем огромное бычье сердце мужчины?

— Да, иногда Джек выбирает довольно неожиданные сравнения, — я только рукой махнул.

* * *

— Себастьян, кабан! — закричал Мишек, когда из окружающего их двухметрового гаоляна выскочил огромный секач.

После того, как он загремел в штрафной отряд, Мишек чувствовал себя неуверенно. С одной стороны, он рискнул, но добился своего. Выжил, обзавелся нужной репутацией, с которой он теперь сможет стать своим для всех поляков 2-го Сибирского, вот только… Уж очень удачно его заменил Себастьян. Тихий и спокойный в обычной жизни, оказавшись на месте командира снайперского взвода, он словно преобразился. Вдохновлял, командовал, делал все быстро и четко и, главное, не забывал думать. Даже сам полковник Макаров, по слухам, обратил на него внимание, и теперь Мишек боялся, что недавний подчиненный сможет его обойти.

Не сможет, точно обойдет! Самому-то себе Мишек мог признаться, что Себастьян справился не просто так же, а лучше него. И вот, чтобы придержать так подставившего его парня, он решил стать ему другом. Друзей ведь не обходят в чинах, и если все пойдет по уму, то Мишек получит не соперника, а помощника, который станет опорой его карьере… Так они и оказались на этой охоте. Мишек долго уговаривал Себастьяна сделать перерыв в занятиях, и в итоге тот согласился. Как он сказал: если не часто, то свежее мясо на