Она - моё табу - Настя Мирная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё, Манюня, успокойся. — сипит, водя губами по голове. — Самое страшное уже позади. Знакомство с родителями, считай, прошли. Дальше проще будет.
Касаюсь губами его горла. Веду ладошками по спине. Ныряю под китель. Слов всё ещё не рождается. Но вот благодарности и восхищения выше крыши. То, как уверенно он держался, как спокойно говорил, как без запинки отвечал на вопросы…
— Тебе совсем не страшно? — шелещу глухо.
— Пиздец как. — слышу нервную улыбку в его голосе. Глубже зарываюсь лицом в воротник. — Когда он моё имя назвал, первым порывом было сделать вид, что меня тут нет. Не так должно было быть. Но тебя я подвести не мог, любимая девочка моя.
— Я боюсь, что он теперь тебя сожрёт. — всхлипываю, стараясь слиться с ним воедино, чтобы спрятаться внутри его стального тела.
— Не сожрёт. — хмыкает Андрюша, переведя кисти мне на шею. За подбородок поднимает моё лицо и ласково целует в губы. — Я за тебя сам кого хочешь сожру. Если придётся воевать с будущим тестем — будем воевать. Но от тебя я не откажусь. — шершавой ладонью проводит по щеке, почти невесомо касаясь пальцами. — Я люблю тебя, Кристина. И против всего мира пойду, если придётся.
— Андрюша.
Поднимаюсь выше, обняв за шею. Тянусь к любимым губам. И растворяюсь в нём, забывая обо всём. Да, я верю его словам. Он не пустозвон. Если пообещал, то обязательно сдержит своё слово.
Расставаться чертовски сложно, пусть мы уже прощались двадцать минут назад. Целуемся жадно и долго, почти задыхаясь.
Дома я как на иголках. Телефон из рук не выпускаю, ожидая сообщения от Андрея или Паши. Готовлюсь к любому трешу, что папа способен устроить. На нервах не могу сосредоточиться на чём-то одном. Заглядываю в холодильник, но все продукты не вяжутся в голове ни в одно блюдо. Так что от идеи что-то приготовить отказываюсь сразу. Рисование тоже не даётся. Дёргано перекладываю со стола на полки, вытащенные накануне книги. Убираю карандаши и альбом. Вытираю пыль. Распыляю на кактусы воду, смешанную с удобрениями. Жду прихода папы, чтобы поговорить ещё раз без эмоций и в спокойной обстановке. Но и в доме, и в телефоне тишина. По времени сейчас ужин. Отец уже должен приехать.
Дверь, наконец, хлопает. Я подскакиваю с кресла, на котором свернулась калачиком, и бегу, спотыкаясь о собственные ноги. Папа расшнуровывает туфли. Снимает китель и вешает его в шкаф. Я стою, затаив дыхание. Он оборачивается. Увидев меня, улыбается. Я так и зависаю в арке, не решаясь начать разговор.
— Ну и чего ты дрожишь, как перепуганный кролик? — ухмыляется он, шагая ко мне. — Я обещал не лезть и не лезу. Служба — это служба. Я не собираюсь давить сержанта, как генерал. Вот как отец, могу и прессануть. Но это уже в нерабочее время.
Дёргано сглатываю и перевожу дыхание. Давление медленно рассасывается. Шагаю к папе, обнимаю за шею и целую в щёку.
— Спасибо.
— Что у нас на ужин?
— Не знаю. — пожимаю плечами, поглядывая на кухню. — Сегодня Софья готовила.
— Ты не ела? — подтягивает бровь.
— Аппетита нет. — буркаю приглушённо.
— Так, отставить нервы и истерики. Я тоже человек. И тоже был молодым. За твою маму тогда с лучшим другом боролся. И разрушил дружбу, потому что не мог уступить. Если твой Андрей такой же целеустремлённый, то ничего его не напугает: ни погоны, ни трудности. Накрой ужин, а я пока в душ.
Часто-часто киваю, улыбаясь. Убегаю на кухню, раскладывая по тарелкам ароматный гуляш и булгур. Ставлю миску с овощным салатом и нарезаю хлеб. Кладу вилки. Подумав, достаю бутылку красного вина. Мы иногда выпиваем с папой по бокальчику. А сегодня мне просто необходимо хоть чем-то притупить своё взвинченное состояние.
Папа сам открывает и разливает вино. Чокнувшись, пригубляем.
— Расскажи мне о своём парне. — негромко просит отец, отправляя в рот кусочек мяса.
— Что ты хочешь знать? — спрашиваю насторожено.
— То, что я должен знать. — отсекает с усмешкой. — Иначе придётся воспользоваться служебным положением и просмотреть его личное дело.
Хохотнув, отпиваю вино и рассказываю о том, откуда Андрюша, о его семье, как познакомились. И, конечно же, о том, насколько он замечательный. Не скуплюсь на прилагательные и счастливые мечтательные улыбки. Ужин заканчивается. Я убираю тарелки. Папа наливает ещё по бокалу. И мы ещё долго болтаем. Прошу рассказать мне ту историю с мамой и другом. Папино лицо быстро грустнеет. Глаза на секунду тухнут, но он сразу же отбрасывает тяжёлые воспоминания. Он редко говорит о маме, потому что очень сильно её любил. Он уже много лет один. Знаю, что у него были временные женщины, но серьёзных отношений он никогда не заводил. У него не всегда находилось время даже на меня, не говоря уже о том, чтобы уделять его другим.
— Мне было двадцать два, когда Васька привёл в нашу компанию девушку. Каролину. У меня сразу башню снесло. Но и у него тоже. Мы договорились, что останется без обид, кто бы её не завоевал. Я победил, но он не смог мне этого простить. — грустно рассказывает отец, но при воспоминаниях на его губы постоянно лезет улыбка. Он качает головой. — Я очень жалел, что потерял друга, но и от твоей мамы отказаться не мог. К тому же, она любила меня. А потом родилась ты. Ровно через девять месяцев после нашей свадьбы. — его лицо мгновенно меняется и становится серьёзным. — Извини, дочка, что так мало времени уделял тебе. Я хороший военный, но ужасный отец.
— Не говори так, пап. — прошу тихо, пусть и полностью с ним согласна.
Но он продолжает:
— Только теперь, когда ты стала взрослой. Сама влюбилась. Того и гляди, скоро замуж выскочишь. — улыбаюсь на его замечание и улыбку, но, прикусив губу, предпочитаю пока промолчать. — Я понял, что совсем не был рядом, пока ты росла. И сейчас мне очень жаль. Сможешь простить меня?
Смахнув пальцами слёзы, поднимаюсь со стула и обнимаю папу.
— Конечно, папочка. Я
