Политические сочинения. Том V. Этика общественной жизни - Герберт Спенсер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Позвольте мне протестовать против одного вашего утверждения, сделанного в приложении „О моральном мотиве“. Я полагаю, что я вовсе не допускаю молчаливо, что понятие о должном есть устойчивое понятие: я уверен, что представления о том, что справедливо, изменяются вместе с изменением социального строя и прогрессируют соответственно его прогрессу».
Если так, то, по-видимому, еще в одном отношении взгляды м-ра Дэвиса в меньшей степени уклоняются от моих, чем казалось с первого взгляда.
Приложение D
Совесть у животных
Немного спустя после того, как была напечатана в «Teh Guardian» переписка, воспроизведенная в предыдущем приложении, я получил от одного господина, жительствующего в Девоншире, письмо, которое привожу здесь.
«Милостивый Государь! Нижеследующие тщательные наблюдения над животными могут представить интерес для Вас как подтверждение Вашей мысли, что идея „долга“, „должного“ может быть и не „сверхъестественного“ происхождения. („Сверхъестественное“ разумеется здесь в обычном смысле; автор не обязывается к какому-либо специальному пониманию.)
Собака моя питает отвращение к посягательствам на живое тело или на какую-либо вещь, искусственно „сделанную“ (anything that is „shaped“). Она не укусит ни одного животного – разве в случае крайнего вызова со стороны противника. Если я нажимаю острием перочинного ножа ей кожу на спине, она захватывает мой кулак меж своих задних зубов; сомкни она челюсти, она могла бы разгрызть мясо и кость. Но сколько бы я ни увеличивал или как долго ни продолжал нажимать, она не сомкнет челюстей настолько, чтобы оставить след на руке. Этот и подобные эксперименты я повторял много раз. Я не могу понять, как могло установиться здесь „долженствование“. Наследственности здесь не может быть. Отец моей собаки был добродушный „боевой“ пес, мать же – весьма испорченная; но я никогда не позволял ей общаться с щенком иначе, как в сумерки, с целью устранить подражание и бессознательную передачу. До того как «Пöнчу» исполнилось три года, я никогда не слышал от него какого-либо сердитого ворчания. Однажды я случайно сел на его хвост, прищемив его под собою – тогда я услышал рычание совершенно другого тембра, чем до того. Но удивительнее всего было то, что, когда я встал, собака стала просить прощения за необычайный тон и поведение – так, что в этом нельзя было ошибиться. Очевидно, она понимала, что нарушает нечто „должное“, сознание чего было в ее душе.
Далее, если я дразню ее простой хворостиной, она схватывает и разгрызает ее, если же своим костылем (я хром) или своей палкой, то она их схватит, но никогда не оставит следа зубов на предмете, предполагающем известную затрату труда.
Долг может сложиться, как обязанность перед существом высшего порядка, в противность самым стремительным влечениям животных.
Много лет назад была у меня сучка, которой доставляло большое удовольствие внимание самцов во время течки. Я удерживал ее несколько раз – голосом только. Это привело к такому „долженствованию“, что хотя ее не привязывали в эти периоды, но она издохла 13 1/2 лет, не имея никогда полового общения[22]. 4-х лет она уже злилась, замечая внимание кобелей; семи лет это была злобствующая старая дева, не выносившая даже присутствия самцов.
Собаки могут составить понятие о „должном“ также в сфере ловкости и силы. Эта сука превосходно плавала. Привели в дом молодого гладкого шотландского терьера. Они стали играть вместе, гоняясь друг за другом и резвясь по саду.
Однажды им пришлось переправляться на пароме Prince’s Street в Бристол. Сука по своему обыкновению прыгнула с парома в воду; молодая собака последовала за ней, но стала тонуть. Та видела ее усилия, схватила ее за шиворот и выплыла с ней на берег. Спустя несколько секунд она схватила терьера и некоторое время его сильно трясла. После этого она его всегда кусала или трясла, когда он пытался играть. Презрение ввиду недостатка того, что она до „того, очевидно, считала нормальным“?).
Далее, негодование не составляет удела одних людей. Я делал вид, будто бью младшую сестру, а она притворно кричала. Сука побежала на меня. Мы обменялись с сестрой ролями, сука зарычала и побежала на сестру. Тот же опыт мы проделали много раз с другими действующими лицами – результат был тот же. Симпатии ее были всегда на стороне атакуемых, если только у нее не было заранее нерасположения. Заметив затем, что нападения притворные, собака часто с шумным весельем присоединялась к ним, но это настроение возникало в ней лишь после повторявшихся наблюдений. Простите, если эти сообщения покажутся Вам тривиальными. К несчастью, я мог познакомиться с Вашими трудами лишь отчасти, и подобные факты могли быть наблюдаемы Вами в гораздо большем масштабе, чем мною.
Преданный Вам Т. MannJones
Northam, Devon. 14/VIII.90».
Ответ мой, в котором я благодарил г-на Джонса и признавал ценность сообщенных им фактов, побудил его написать второе письмо, где он говорит:
«Прошу Вас сделать из моего письма угодное Вам употребление; считаю долгом лишь сказать, что некоторые факты сообщены проф. Romanes. Насчет точности наблюдений можете быть покойны – я учился делать наблюдения у бельфаст-ских натуралистов, Паттисона и др., я еще до свадьбы научил жену помогать мне и не расплываться в впечатлениях. Идея «должного» поразительно сильна в Пöнче – собаке, о которой я говорил; его вкусы также необыкновенны. Лакомства интересуют его больше, чем мясо. Ему было около 6 месяцев, когда я открыл способ научить его понимать „да“ и „нет“. Сотни раз я подносил ему кусок сахару; лишь только он готовился его схватить, я говорил: нет! Он отстранялся. Если он брал его себе в рот, стоило сказать шепотом: нет! – и это заставляло его ронять сахар. Если он лежит на земле, и я кладу кругом него куски сахару, нашептывая: нет! – сахар остается нетронутым, пока не сказано: да! Но-но-но – собака отличается от человека! Пöнч редко слушается, если начинают с „да“, а не с „нет“! По опыту он знает, что за „да“ может следовать „нет!“ – и он выжидает. Не замечается никакого влечения отложить в сторону „должное“, когда представляется возможность извинения. (Вероятно, это частная, не общая черта в собаках.)
Ум собаки делает различие между большим и небольшим отступлением от велений „должного“. Если я бросал изрядный кусок сахару, ни Фэн (сука), ни Пöнч не признавали за собой ни малейшего права прикоснуться к нему. Если кусок бывал очень маленький, оба колебались и в конце концов съедали его, если