На крючке у Фортуны (бывш. Поймай меня, Дамблдор!) - Iskander100500

К тому моменту, когда Сириус добрался до Беллатрикс, троих магов, не успевших унести ноги, уже не было нужды спасать. На такую дуэль я бы смотрел вечно. Это было ужасающе прекрасно. Две пары дуэлянтов, находившихся рядом с Беллой и Сириусом в это время, слегли от случайных заклятий жертвами семейного скандала. В ход шло все. Дошло до того, что Сириус пытался достать кузину Темными Плетьми, спускаемыми с левой руки безпалочково, даже оставил ей на память черные полосы гниющей плоти на скуле, в то время, как противница умудрилась напустить Туман Зеркал, жертвами которого мгновенно стали около десятка находившихся рядом. Благо, что Бродяга успел защититься и блокировать распространение Тумана. Каждый, кто попадал под его действие, неумолимо замыкался в себе. Сознание человека обращалось против себя самого и начинало блуждать в лабиринтах собственных воспоминаний. Выбраться из подобного состояния возможно лишь самостоятельно, осознав себя, разложив всю память на полочки и приняв себя таким, какой есть. Из десяти человек трое навсегда стали овощами, так как к моменту проклятия были ослаблены Круциатусами и их разум был уже поврежден. Два аврора из трех смогли придти в себя уже в больнице на следующий день. Видимо, имели представление об окклюменции и данном проклятии в целом. К сожалению, среди не проснувшейся пятерки еще оставался один из Уизли — Билл. Парень магией Разума не владел, так что шансов у него мало, но пока он еще держался и не стал окончательным овощем. Семья рыжих в глубокой печали, в чем я им совершенно искренне сочувствую. Все же Билл нормальный парень.

Когда я увидел, что использовала Белла, а опознать я смог это по подозрительному зеркальному блеску тумана в его мареве, то я психанул не на шутку, так как понял, что нужно помочь Сириусу, иначе жертв будет в несколько раз больше. Два противника, что достались мне, оказались не столь искушенными дуэлянтами, особенно в защите против огненной плети, которой я их отхлестал, как нерадивых девиц за поступки отнюдь неблагородные. Визгу-то было. Как только два моих оппонента упали без сознания от болевого шока, я подобрался через несколько трибун к Блэку, где под его защитой смог спокойно сконцентрироваться на Темном Поглощении — универсальном заклятии Высших Темных Искусств против всяких ядовитых, ментальных, проклятых туманов и прочих неприятных проклятий, накладываемых на область. Минусом его использования было, то, что если ошибиться хотя бы в одном слове, то заклятие поглотит твой разум, твою личность. Довольно рискованно его применять, но по другому с дрянью, что напустила Белла, не справиться так, чтобы обойтись минимумом жертв.

Закончилось все тем, что пока мы были заняты проделкой Беллатрикс, та собрала тех, кто был еще жив из ее группы, и исчезла в портальной вспышке. О только что присутствующих Пожирателях напоминали лишь тела убитых и раненых, а так же зеленый череп со змеей, выползающей изо рта, расположенный высоко в небе. Потери среди бойцов были равными — по три человека с каждой стороны. Вот только еще много гражданских погибло, так что это было поражение. Хотя, я бы сказал, что это была все ж таки победа, потому что мы спасли гораздо больше.

По масштабности битва заняла первое место за последние тринадцать лет точно, и стала одной из страшных по потерям за всю войну с Волан-де-Мортом. Хуже пришлось только раз, со слов крестного, когда они столкнулись с выпивающими Пожирателями в пабе, куда и сами пришли выпить. Тогда драка была почти равной. Погибло почти два десятка гражданских, двое орденцов и пятеро Пожирателей. Их спас только эффект внезапности и алкогольное опьянение противника. Хотя последнее стало скорее помехой, так как Пожиратели перестали себя контролировать и начали разбрасывать Непростительные налево и направо, из-за чего было столько потерь, причем парочка Пожирателей попала по своим же. Жуткие времена были. К тому же Министерство осудило действия Ордена Феникса за провокацию темных волшебников и гибель стольких гражданских. Паб тот сравнялся с землей, а владелец погиб при драке, так что на его месте сейчас было пусто в Косом переулке. После той стычки пришлось еще и от авроров прятаться.

Наша драка кончилась для меня серьезным ожогом левой руки от кисти и до плеча — постарался кто-то из тех двоих, что были потом наказаны мной. Всю руку измазали специальным противоожоговым кремом. Сириуса же почти что и не задело ни разу, так пару неглубоких царапин — залечили, не сходя с места. Люпин даже не пострадал, видимо, или, что более вероятно, на нем все заросло, с его-то регенерацией вервольфа. Досталось только Нимфадоре, в которое угодило проклятье со спины, но, к счастью, ничего опасного. Кажется, Римус немного винил себя за то, что не смог вовремя ее прикрыть. Я посоветовал ему загладить свою вину, сводив «бедняжку» в кафе, на что Блэк из-за спины друга показал два больших пальца. Хоть у кого-то все будет хорошо, как я надеялся.

***

Мы закончили с крестным дискуссию о том, что дальше предпримет Белла, и что произойдет в Министерстве, на том, что стоит ждать повторного нападение и срочной перестановки кадров в верхушке власти. Теперь даже Дамблдор не помощник Министру, из-под которого так жестко выбили кресло, что он себе не только пятую точку отбил, но и по хребтине от общественности получил.

Как бы там ни было, я поставил стакан с недопитым сливочным пивом на стол в столовой, где мы закончили свою беседу с Блэком в районе двух часов ночи, и отправился спать. Сделав около пятнадцати шагов вверх, я понял, что голова начала странно кружиться, и я покачнулся. В порыве удержаться я хотел взяться за перила, но не успел и последнее, что я запомнил, это обеспокоенное лицо крестного вверх тормашками, который спешил, кажется в мою сторону, а дальше была лишь темнота.

***

Когда я смог, наконец, осознать себя, то первым делом захотелось открыть глаза, но что-то пошло не так и свет я вновь не увидел, глаза так и оставались закрытыми. Это меня сильно напугало, и я захотел издать какой-нибудь звук, но и это у меня не вышло — язык не желал мне подчиняться. Я чуть было не запаниковал, но постарался вспомнить окклюменцию, и, сосредоточившись, сумел отстраниться от ситуации и проанализировать. Дальше я пытался поочередно пошевелить любой частью тела, даже ушами пробовал, но все тщетно. Было противно ощущать себя запертым в своем же теле без возможности оценить окружающее пространство и подать голос с просьбой о помощи. Радовало, что я мог время от времени слышать какие-то посторонние звуки, слышимые, словно сквозь толстый слой ваты, что не прибавляло звуку смысла.

Со временем я попытался закрыться в созданном мной мире в моем разуме во время тренировок в окклюменции, но почему-то у меня никак не выходило должной концентрации и меня выкидывало в несведущую о внешних событиях темноту. После долгих попыток нащупать или углядеть что-либо в этой темноте, я заметил бело-золотистый цвет с толикой примеси светло-серого потока. Постепенно свет приближался, и стало ясно, что это вроде как газообразная цветная лента, тянущая свои щупальца. Потом та стала распадаться на ленты поменьше, те на еще поменьше, пока она не превратилась на расбахромленную на конце ниточками ткани кисть. Эти нити стали целенаправленно расползаться по моему телу, придавая ему странное тепло внутри, словно бы я встретил старого друга, с которым не пил уж последние лет тринадцать. Вскоре я догадался, что это была моя магия, магия Поттеров, опутывающая меня повсюду. Когда одна из армии ниточек добралась до кончиков пальцев ног, все тело уже испытывало причудливое тепло, благодаря текущей по нему магии. Постепенно мне стало казаться, что я стал ощущать какой-то привкус, и уж было подумал, что ко мне возвращается управление телом и его чувствительность, но я отбросил эту мысль в тот момент, когда определил, чему может принадлежать подобный привкус. Было такое ощущение, что в воздухе присутствует побеспокоенная кем-то пыль, но пыль моя, родная, домашняя, которую обычно находишь на любимом снежном шаре, на полке, куда ты не заглядывал последние несколько месяцев или даже лет. Прямо вижу, как начинаю пересматривать старые сувениры и натыкаюсь на задвинутый в задние ряды такой родной, несущий в себе нечто, связанное с твоим детством, предмет. И ты аккуратно стираешь пыль с поверхности и глупо улыбаешься, а в груди разливается прекрасное тепло памяти. Те же ощущения бывают, когда я беру в руки мантию-невидимку. После чего мой язык как-будто ощутил прохладный поток воздуха, хотя губы точно были сомкнуты. Свежий воздух приятно холодил мои рецепторы. Так и вижу, как всколыхнулись ветви деревьев под строгим прохладным ветром, который обдает своими потоками мое лицо. В очередной раз сменившийся привкус оказался отдаленно напоминающим вкусовую расцветку полыни, но не той, приторно горькой, а именно те ее ароматы, по которым определяют даже с закрытыми глазами, что это полынь, когда она цветет, а не шалфей или клевер. Вот ты стоишь в траве по пояс, а вокруг благоухают различные запахи, но ты ощущаешь именно этот терпкий и горьковатый, присущий такому близкому тебе по духу растению. И все это так умиротворяло, что я успокоился и смирился со своим положением. Но мой покой был вновь нарушен.