История отечественной философии XI-XX веков - Борис Емельянов

Свою философию Шестов называл философией трагедии. По его мнению, истинная философия не может не быть философией трагедии, так как она должна отражать жизнь, полную страданий. Трагедия и есть переживание страданий, безнадежности, одиночества, «когда человек вдруг, к своему ужасу, видит, что все красивое a priori было ложью, тогда впервые овладевает им тот безудержный дух сомнения, который в одно мгновение разрушает стены старых воздушных замков. Сократ, Платон, добро, гуманность, идеи… бесследно исчезают в пространстве, и человек перед лицом своих ужаснейших врагов (скептицизм и пессимизм) впервые в жизни испытывает то страшное одиночество, из которого его не в силах вывести ни одно самое преданное и любящее сердце. Здесь-то и начинается философия трагедии. Надежда погибла навсегда, а жизнь есть, много жизни впереди»1248. Такое противопоставление науки и философии привело мыслителя к противопоставлению научных и философских истин. Он считает, что истина по своему существу не может быть объективно-всеобъемлющей и обязательной для всех. Общедоступными, самоочевидными истинами, пропитанными утилитаризмом, закрывающими от человека все необычное в мире, занимается наука. Предметом же философии должно быть такое знание, к которому можно приобщиться, но которое невозможно передать всем, т. е. превратить в проверенные и доказательные общеобязательные суждения. Человек должен истину не знать, а находиться в ней, т. е. она неотделима от его существования как форма психического состояния личности, она акт его индивидуального творчества и имеет личностный характер. Философ не останавливается перед крайним релятивизмом, заявляя, что «истин столько, сколько людей на свете»1249. Но и этого ему кажется недостаточно, и спустя несколько лет он добавляет: «истин больше, чем людей, ибо один и тот же человек сегодня думает так, а завтра иначе»1250.

Истина открывается не всем, но лишь отдельному человеку, когда он погружен в одиночество, когда он не связан ни с обществом, ни с людьми никакими узами, когда все законы, придуманные людьми, перестают тяготеть над ним. «Когда человеком овладевает отчаяние, а безнадежность существования становится его действительностью, тогда человеку открываются величайшие истины»1251. Один из основных аргументов Шестова против разума состоит в том, что разум действительное делает вечным, неизменным. Разум стремится не узнать действительность, а понять ее, т. е. принять, оправдать, приспособиться к ней.

Классический рационализм рассматривал свободу как познанную необходимость: достаточно человеку познать, что необходимость есть необходимость его собственного разума, как он освободится от порабощения внешней необходимостью. Средством достижения свободы он объявил разум, познание. Но дело в том, что преодоление необходимости лишь в мысли не есть преодоление ее в действительности. Это хорошо почувствовал Шестов. Просто знание еще не дает свободы. Знание немыслимо без идеи необходимости, исключающей свободу. Свободы можно достичь только вопреки разуму и знанию.

Разумной общеобязательной истине Л. Шестов противопоставляет истину Откровения, преимущество которой в том, что она не носит принудительного характера, свободно принимается или не принимается.

Истина Откровения, постигаемая через причастие к Божественному, не может принять форму общеобязательного суждения. Божественное не может быть выражено в идее, принципе, утверждении. Если научная истина общезначима и может быть передана и сообщена другим, то «личная» истина принадлежит только ее творцу и при первой же попытке передать ее другим перестает быть истиной. Истины Откровения «только на мгновение вспыхивают и тотчас гаснут», они не нуждаются в общем признании и какой-либо проверке, Кроме того, Откровения появляются на свет «голыми», без словесной оболочки, и облечь их в слова очень трудно, это целое искусство.

Вторым злом, с которым борется Л. Шестов, является всемогущая, равнодушная к судьбе человека необходимость. Ничто в мире не может произойти вопреки необходимости, и в таком мире люди чувствуют себя «бессильными колесиками» одной большой машины, и «вся человеческая жизнь превращается в тяжелый мучительный сон, в непрерывный кошмар»1252.

Необходимости подчинено все: наука, разум, мораль; в обществе отдельное подчиняется общему, растворяется в нем. Человек до такой степени принадлежит обществу, что вынужден быть не самим собой, а таким, каким его соглашается принять окружающая среда. Человеку легче принять то, что ему чуждо, даже ненавистно, но принимается всеми, чем-то, что ему близко и дорого, но всеми отвергается.

Задачу человека Шестов видит в освобождении от власти мертвой необходимости и подчинении ее себе, т. е. приобретении вновь свободы.

Проблема свободы рассматривается им на основе библейского мифа о грехопадении. Мир и люди были сотворены Богом по своему образу и подобию из «ничего» – свободными, совершенными, всемогущими. В мире не было зла и греха, который порождает зло. Человек обладал абсолютной Божественной свободой и мог выбирать – быть злу или не быть, т. е. он мог не допустить, чтобы зло вошло в мир. Для человека не было ничего невозможного. Бог предупреждал человека, что если тот сорвет плод с дерева познания, то «смертию умрет». Но змей убедил человека, что знание придаст ему силы и он будет равен Богу. Человек стал знающим, и ему открылось, что в сотворенном мире, кроме добра, есть также зло. Вместе со знанием в мир вошел грех, а за грехом и зло. Знание отдало человека во власть несотворенных и эмансипированных от Бога истин, превратило действительное в необходимое. Люди, отягощенные первородным грехом, т. е. знанием того, что все, что есть, есть по необходимости, навсегда утратили свободу. Шестов допускает, что в рамках эмпирического мира у человека есть определенная свобода, но чем серьезнее проблема, стоящая перед человеком, тем меньше у него свободы действий.

Человек должен вернуть себе свободу не выбирать между добром и злом, а избавить мир от зла, т. е. отыскать тот предел, за которым кончается власть общих понятий. Но на пути к этой свободе лежит разум, при помощи которого необходимость «держит в своих руках» человека.

Л. Шестов явно разочарован буржуазным обществом, которое формировалось по принципам разума. Контраст между идеалом и его реализацией приводит его к мысли о бессилии разума. Философ уже не верит, что можно создать общество без нужды, горя и страданий. Трагедии из жизни, пишет он, не изгоняют никакие общественные переустройства.

Л. Шестов, в отличие от большинства философов Серебряного века, почти не ставит социальных вопросов. Их у него, как правило, заменяет этическая проблематика. Он был разочарован в общественной морали, основанной на социальных детерминантах.

Мораль возникла в современном ее виде из развития сознания отдельных личностей и со временем стала более рациональной, вступила в конфронтацию с повседневной жизнью. Поэтому философ, наряду с наукой и социальным детерминизмом, отвергал общенеобходимые нормы и принципы морали. Он писал: «От законности и правильности, т. е. от высших общественных и моральных идеалов, нужно, безусловно, отказаться: все идеалы – добыча морали и лжи»1253. Морали Л. Шестов противопоставляет свободу личности, ее каприз, отказ от любых форм принуждения. «Истинно нравственный человек» бросает вызов морали, становясь выше добра и зла. Человек – творение Бога, поэтому он свободен от ответственности перед кем бы то ни было, и нет объективных принципов для оценки его поступков. Он, как и Бог, творит «из ничего», из своих желаний, из своей свободы. Таким образом, Л. Шестов отрицает общечеловеческую мораль как мораль регулятивную, общезначимую, а мораль вседозволенности объявляет подлинной, ведущей человека к истине и вере.

Разум, научная философия, стремясь понять мир, кладут предел человеческим возможностям, приучают людей видеть в самоудовлетворенности и душевном спокойствии конечную цель своего существования. Шестов считает это духовной смертью человека. Человеку должно быть свойственно «постоянное беспокойство», «постоянная внутренняя тревога», без которых жизнь теряет смысл. Это «постоянное беспокойство», считает философ, должно быть направлено на поиски Бога.

Вслед за Ницше, Шестов утверждает: «Бог умер», и человек, осознав весь ужас своего во всем детерминированного существования, приходит к мысли, что одно добро не в силах справиться с человеческими трагедиями, что «нужно искать Бога»1254.

Поиски путей освобождения человека, поиски Бога привели Шестова к лютеровскому sola fide («только верой»). Он хочет освободить человека от любых законов, норм, от другого человека, от всякого «ты должен». Человек – сам творец законов и норм, к тому же, добавляет философ, ему и не нужны никакие нормы, Человека может спасти только освобождение от разума и знаний, от нравственных идеалов, обращение к вере как «переходу к новой жизни». Вера – это такое душевное напряжение, «дерзновение», которое позволит человеку подняться над человеческими истинами, выйти за пределы общепринятого «порядка». Вера – это ничем не ограниченная свобода. Поэтому «задача человека не в том, чтобы принять и осуществить в жизни истины разума, а в том, чтобы силой веры рассеять эти истины: иначе говоря – отречься от дерева познания и вернуться к дереву жизни»1255.