Покидая страну 404 - Маргарита Водецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казус девяностых. 2016 год
— Спасибо, я успею выспаться в поезде, — худой и какой-то прозрачно-серый человек, которому попросил помочь Санька, говорил по-русски с сильным иностранным акцентом. «Он уехал из страны больше тридцати лет назад, — пояснил мой друг. — А сейчас, по сути, вернулся в совсем другую страну, не слишком безопасную и доброжелательную». Я думала, что гость устал, плохо себя чувствует после длительного перелёта и захочет отдохнуть, но он отказался от предложенных дивана и тёплого пледа. — Давайте лучше поговорим эти пару часов, что у нас есть. Вы меня, наверное, забыли?
Я не знала, что ответить. Гостя звали Джорджем, и я была уверена, что мы никогда раньше не встречались.
— Зато я вас очень хорошо помню! — заявил не то новый, не то старый знакомый. — Вы жили в сорок первой квартире, у вас был большой сиамский котик, которого вы водили гулять на поводке, а ваш папа был совершенно седой, буквально белый, хотя ему тогда было, наверное, всего лет сорок.
Точно, наш Тихон вырос в одной семье с немецкой овчаркой и считал себя по крайней мере наполовину собакой, особенно когда грыз говяжью косточку, а покойный ныне отчим поседел в молодости, другим я его не помню и даже не видела на фотографиях.
— А мы жили в шестьдесят третьей, в четвёртом подъезде, — Джордж замолк, будто давая мне время вспомнить.
Четвёртый подъезд… кто же из сверстников там жил? Марина со смешной фамилией Мартышко жила на пятом, две сестрички-близняшки на первом… Как же я могла забыть!
— Боже! Никогда бы не узнала! Юра, верно?
Человек заулыбался. В детстве ему не было места в наших развлечениях. Тогда он передвигался на инвалидной коляске, в школу не ходил, учителя посещали его на дому. В хорошую погоду он обычно сидел в большом палисаднике под окнами своей квартиры, что-то читая, в то время, как мы играли на площадке по другую сторону нашего дома. Мальчишек подходящего возраста во дворе почти не было, с девочками ему было неинтересно, и так получилось, что единственным приятелем у него оказался Санька, мой сосед из третьего подъезда. В начале девяностых Юра с матерью уехали в Штаты, и вскоре о незаметном подростке все забыли.
— Знаешь, — мы с Юркой незаметно перешли на «ты», — в Америке девяностых годов был далеко не рай. Я там впервые увидел спящих на улице нищих и бездомных. Правда, Армия Спасения — христианская благотворительная организация — обеспечивала их горячей пищей и тёплыми одеялами, это было так непривычно для меня, советского ребёнка. А ещё меня удивляло, что все меня хвалили и поддерживали за вещи, которые мне казались совершенно естественными. Например, за то, что я в свои семнадцать лет уже успел окончить среднюю школу, учитывая мои проблемы со здоровьем, или за то, что много читал. Жили мы сначала очень бедно. Мать нанялась уборщицей на фабрику, а через год, когда сносно подучила язык, стала работать там же в цеху. А я на своей шкуре ощутил, что значит быть инвалидом в Америке, — он рассмеялся. — Да, очень важно, какая у тебя медицинская страховка. Но в моём случае помогли благотворители. Первым делом меня усадили в нормальную коляску и стали учить, как ею пользоваться. Я пытался объяснить, что много лет передвигаюсь в кресле, но мне посоветовали забыть всё, что знал раньше, и использовать новые знания. Так я узнал, что такое «безбарьерная среда» — пандусы для инвалидных колясок, особые лифты в домах, подъёмники в метро, специально оборудованные автобусы, стоянки для инвалидов и многое другое. Через год я купил себе первую машину, на ручном управлении, а ещё через три года поменял её на обычную. Я к тому времени уже ходил. Как я научился — это долгий и в прямом смысле слова болезненный рассказ, но, тем не менее, это случилось. Ни у кого на шее я не сидел, приходилось работать и кассиром, и на конвейере, и даже нянькой: никого не удивлял человек с ограниченными возможностями на таких должностях. Но в один прекрасный день я подумал и твёрдо решил получить высшее образование. Чего мне это стоило, ты можешь себе только представить. Зато я быстро адаптировался, когда понял, что такие, как я, в Штатах имеют возможность защищать свои права, получать особые услуги и специальные условия, а это даёт очень много плюсов в жизни.
— У тебя, наверное, был детский церебральный паралич? — поинтересовалась я. Сейчас Юрка выглядел и двигался как обычный здоровый человек.
— Был и остался, — подтвердил он. — Это пожизненный диагноз.
— А к нам какими судьбами?
— Да так, остались кое-какие семейные проблемы на малой родине, — судя по всему, обсуждать их ему не хотелось.
— Ты надолго приехал?
— Может, на месяц, может, на три. Не знаю, как пойдут дела.
— Я тебе отель забронировала на две недели, как просил Саня. Но у матушки там есть квартира, в которой никто не живёт. Если хочешь, дам ключи.
— Мне кажется, что для меня будет безопаснее жить в отеле, — как-то загадочно ответил Юрка.
Снабдив гостя контактами своих знакомых, которые могли бы быть ему полезны в когда-то родном городе, я вызвала такси и отправила его на вокзал, вскоре снова забыв о его существовании.
Санька позвонил как обычно, в четверг поздно вечером, соблюдая многолетний ритуал, который выполнялся независимо от того, в каких часовых поясах и с какой разницей во времени мы с ним находились. Он называл такие сеансы связи «проверкой на живость»: если каждый из нас выходит в эфир, значит, мы оба пока ещё живы. В этот раз мой друг был заметно возбуждён.
— Знаешь, какая многосерийная криминально-семейная драма произошла на нашей с тобой малой родине? — спросил Санька.
— Откуда? Я сама в таком не снимаюсь и за чужими не слежу. Да и общаюсь я только с двумя бывшими одноклассницами, которые ни в чём подобном не участвуют.
— А зря. Помнишь, полгода назад я тебя просил помочь нашему бывшему соседу, Юре из Америки? Вот он и оказался главным героем пьесы. Ты, наверное, не помнишь, но уехал он в Штаты с мамой, а папа остался тут. Папашка в девяностых занялся различными гешефтами, честно или не очень — кто уже разберёт — сколотил кое-какое состояньице и, будучи молодым человеком немногим старше сорока лет, решил повторно жениться. Для этого он «потерял» старый
