Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян

– Она соединяет слушателей – молодых людей и профессоров, которые приезжают из разных стран и читают здесь лекции. Например, из Казахстана приедут пять-семь молодых ребят и один профессор, они будут участвовать в научных докладах. Хотя во всех этих странах, конечно, появилась новая тенденция – они активно ищут национальные корни своих преобразований. На Украине, к примеру, уже не принимается наша терминология, у них была своя – Украинская революция.

– То есть ни Февральская, ни Октябрьская революции их не коснулись?

– Да, на Украине так считают, и у них даже выходят тома на эту тему – с акцентом, что в 1918 году она была независимой страной. Конечно, целый год украинская Центральная рада действительно существовала, но она была образована и действовала под немецким протекторатом. А сейчас они возвели это в такое национальное огромное предприятие, что уже пишут книги, сотни страниц по этому поводу. В других странах хотя и нет отрицания, но тоже ставятся свои акценты. Нам самим интересно, что думают о революции в Узбекистане, Туркмении, других странах. Приближается 9 мая, многие страны и по Второй мировой войне говорят исключительно о своих достижениях, хотя победа была общая, одна на всех, да и страна была одна. Мы вместе с Беларусью и Украиной выпустили книгу, первый том: «Страна в огне. 1941 год». Это сборник документов и эссе. Но, к сожалению, второй том Украина отказалась делать, мы выпускаем его только с белорусами. У Украины, хотя мы с ними столько лет сотрудничали и выпускали совместные книги, очень странный подход, как будто они и не участвовали в Великой Отечественной войне, а воевали только во Второй мировой. Как будто это была самостоятельная армия, самостоятельное государство. Правда, что касается книг на эту тему, то они пока скорее неакадемического свойства. Я не видел, чтобы нечто подобное издавал наш главный партнер – Институт истории НАН Украины. С которым, правда, теперь отношения прерваны. В нем все-таки работают наши знакомые профессора, и я не представляю, чтобы они, выпустив десятки книг с одной оценкой, вдруг заняли бы какую-то иную точку зрения. Но официально такая точка зрения на Украине существует, она продвигается, и мы должны с этим считаться.

– А планируются какие-то конференции уже по этому периоду времени?

– В этом году все внимание приковано к 100-летию революции, но это не исключает того, что идет подготовка общего труда стран СНГ о Великой Отечественной войне. Причем белорусы отвечают за организационную работу, с белорусскими историками у нас очень доверительное и согласованное сотрудничество. А тема такая: «Дискуссионные проблемы. История Второй мировой и Великой Отечественной войны». Вот такой сборник мы готовим совместно.

– Что лично для вас как для историка означает 100-летие революции?

– Я не сторонник крайних точек зрения. Нет оснований говорить, что революция 1917 года и 70 лет жизни в коммунистической стране – это «самое великое время в мире». Но это не означает, что революция не оказала большого влияния на весь ХХ век. Если XIX век прошел под знаком Французской революции, то ХХ век – все-таки под идеями революции в России, с ее плюсами и минусами, с позитивом и негативом. А, как известно, негативный опыт в истории – это тоже опыт. Такой советский эксперимент, который был испробован у нас, дал свои плоды, но не выдержал испытания временем. У меня есть идея от оценок революции перейти к согласованным оценкам советского периода нашей истории в целом.

Александр Чубарьян о пакте Молотова–Риббентропа: «Мы хотели выиграть время»

23.08.2017, РИА Новости, Геворг Мирзаян

23 августа 1939 года между Берлином и Москвой был заключен пакт Молотова–Риббентропа. О причинах и условиях подписания этого пакта РИА Новости рассказал научный руководитель Института всеобщей истории РАН, академик РАН, сопредседатель Российского исторического общества Александр Чубарьян.

НУЖНО ИСХОДИТЬ ИЗ РЕАЛЬНОСТИ

– Прошло уже 78 лет с момента подписания этого документа, а вокруг него до сих пор ломаются копья. Одни считают его следствием сговора Сталина с Гитлером, другие же уверяют, что он был необходим Советскому Союзу для самозащиты. Где тут правда?

– Последние годы этому пакту действительно уделяется очень много внимания. Однако вместо того, чтобы стать объектом дискуссий профессиональных историков (ведь действительно есть разные взгляды на этот вопрос), он уже приобрел политическое звучание. Этого, конечно, нужно было избежать. Я все-таки сторонник многофакторного подхода к истории, и для оценки того или иного события нужно исходить из реальности времени, в котором это событие происходило.

– А какова была эта реальность?

– Весь процесс начался в сентябре 1938 года с Мюнхенского соглашения, по которому Англия и Франция отдали Гитлеру часть Чехословакии. Как известно по документам, в Кремле восприняли все эти события как стремление к изоляции СССР на международной арене – стремление, которое реализовывалось через Мюнхенский сговор. Поэтому в контексте того времени Советский Союз стремился преодолеть изоляцию и создать временнóе и пространственное поле для будущего столкновения с Германией, которую предпочли считать как главную угрозу.

– Насколько в 1941 году мы были больше готовы к войне, чем в 1939-м?

– В 1939 году мы были мало подготовлены к войне, к тому же у нас были неурегулированные проблемы на Дальнем Востоке. В результате армейских чисток у нас были сокращены возможности среднего и высшего военного звена. Поэтому я не думаю, что если бы война началась в 1939 году, то она на начальном этапе велась бы успешнее, чем в 1941 году. С другой стороны, очевидно, что те почти два года отсрочки, которые мы получили, могли быть использованы более эффективно. За это Сталина потом критиковали.

– Правильно ли я понимаю, что мы рассматривали пакт Молотова–Риббентропа не как лекарство от всех проблем с Германией, а как временную меру для оттяжки войны?

– Я не думаю, что в Кремле надеялись на длительное сотрудничество с Берлином. Тогда царило общее ощущение неизбежности столкновения между СССР и Германией. Уже летом 1940 года стало ясно, что напряжение нарастает. И в конце 1940 года в Москве начали усиленно приниматься меры по перевооружению страны для подготовки ее к возможному и в итоге состоявшемуся столкновению с Германией.

Конечно, пакт Молотова–Риббентропа имел отрицательные последствия для международного коммунистического движения. В стране была свернута антифашистская пропаганда на несколько месяцев (а, кроме того, СССР, который позиционировал себя как главную антифашистскую силу, понес мощнейшие репутационные издержки за рубежом, что сказалось на имидже компартий в других странах. – Примеч. ред.).

«ПЕРЕГОВОРЫ РАДИ ПЕРЕГОВОРОВ»

– Была ли у России альтернатива пакту Молотова –