Дневники - Николай Мордвинов

Разное время, которое переживает народ, находит в лице своих выразителей разное решение образа, и даже у одного и того же актера, в одном и том же спектакле, с одними и теми же исполнителями — разное, в зависимости от того, что волнует сегодня актера как гражданина — выразителя дум народных.

То — разоблачение Яго, в связи с событиями, происходящими на глазах.

То волнует тебя главным образом вопрос о дискриминации человека.

То, протестуя против упрощения человеческих отношений, акцентируешь тему чистой любви.

В первую очередь — это оттого, что материал всеобъемлющ, дает возможность откликнуться на все животрепещущее. Этим объясняется внимательное, а порою взволнованное отношение зрителя к событиям, происходящим на сцене. Это роднит произведение с современностью. Это объединяет зал с автором и исполнителями…

Дружбу можно играть в разных ролях, везде она зазвучит, но везде по-разному, в разном содержании, в зависимости от того, какую дружбу исповедует действующее лицо. […]

Дружба людей, любящих Отелло, — это дружба воинской чести, взаимной обязанности, веры в искренность, способность, силу, талант.

«Отелло раскрывается через всех, как Яго — через себя» (Ю.А.).

Отелло — живет не собою, а своей любовью к Дездемоне — верой в человека, доверием к людям, долгом, совестью, открытый людям, растворенный в мире для них, за это его любят простые сердца, те, с кем он и прощается, когда перед глазами встал другой мир — «венецианский», который закрыл перед ним все, все окрасив в цвет неприязни, недоверия, лжи.

«Венецианский» мир по существу-то его и не принимает, не понимая его красоты. Да они и не в силах понять ее. Они вынуждены считаться с Отелло из нужды в нем как полководце.

Отелло целиком выражается в вере в человека, в своей любви к Дездемоне, отождествляя ее с миром, воспринимая ее, как собственное вдохновение, которое поднимает его на подвиг.

11/XI

«АЛПАТОВ»

А в общем не признают нас с тобой, Алпатов…

Но ты не очень гневайся на меня, значит, я не в силах одолеть эту стену — на моем пути.

Не очень обижайся, ведь не получили настоящего признания и Отелло, и Арбенин, им тоже не очень везло оттого, что попали в мои руки.

Единственно, что может тебе как-то скрасить жизнь, что играть буду так же серьезно, что тебя так же люблю, и что ты не сирота.

18/XI

На спектакле у китайцев[431] встретился с Юзовским. Разговаривали с натугой, сидели рядом.

Собирается писать книгу об актерах:

— Прошу: забудьте обо мне.

— Не получится. В советском театре вы создали лучший образ Кавалера… не могу обойти.

Я привык к тому, что мне говорят о моих «неповторимых образах», но никак не могу привыкнуть к тому, что в печатном слове оценка тех же самых людей трансформируется в противоположную…

21/XI

«ОТЕЛЛО»

Подумал о китайском театре… они не могут жить так беспечно, как это возможно у нас, особенно, если чело нахмурено и лицо «озабочено» мировыми проблемами…

Какое различное может быть воздействие на душу человека, воздействие… искусством, рожденным гением народа. Мощное, прекрасное.

Каждый народ несет разное понимание прекрасного… болгары, румыны, поляки, французы, англичане… и каждый заставляет радоваться этому пониманию и его воплощению.

Как бы мог быть счастлив человек! Только доверься он чувству прекрасного как выразителю сокровенных стремлений этого народа!

На этот раз особенно восхитило искусство танца-драки.

Хочется крикнуть: так не бывает, это противоестественно, это — сон… так не может быть, такого не может достигнуть человек!

Это, действительно, как сон, прекрасный сон, когда, бывало, легко и высоко вздымался от легкого прыжка и парил медленно и вольно, теряя вес, когда мускулы приобретали силу и мягкость, как мягко раскручивающаяся туго закрученная пружина. Театр акробатики, данной в бешеном темпе, разыгранной на маленькой, наивной, примитивной схеме, заставляющей нас встать и кричать от восторга.

24/XI

Теряю время! Караул, я теряю время! Уходят годы, а я все решаю вопросы театра, которые не дано мне решать, а с другой стороны, не решив которые — не решить ни одного вопроса…

…Часто мы не знаем, что мы должны делать.

Я на распутье, не знаю, что делать… Что-то надо делать, а что — не знаю… Куда-то надо идти, а идти и не пускают… Да и боюсь.

Опустело сердце, выдохлась душа.

Разум говорит, что надо пересилить себя, и воля готова, а идти с пустым мешком и легко и не к чему.

Сделать ничего не в силах… и не делать не могу…

27/XI

Сегодня объявлено в газетах: скончался «выдающийся режиссер А. П. Довженко»[432].

Не выдающийся, а гениальный!

28/XI

Стоял у гроба Довженко и думал, что за проклятие на нашу землю: не успеет человек выговориться, а его уже нет.

А так надо, чтобы талант обязательно выговорился!

9/XII

«АЛПАТОВ»

Будет ли народ сегодня?

Спектакль умный, скорее, рассчитан на интеллигенцию, а интеллигенция не интересуется этими темами.

Роль моя для артиста, но на спектакль не наберется столько любопытных. Перестановочная группа не дает играть, такие длинные и грязные перестановки, что при всем старании нет сил удержаться в накале. О зрителе и говорить нечего.

Очевидно, тоже конец и этому спектаклю. Руководство не проявляет интереса и старания, чтобы наладить монтировку, не сумели сделать к премьере, теперь уже делать не будут…

Поминки и последнюю сцену играл хорошо, в зале много слез.

18/XII

Смотрел «Трое»[433]. Спектакль открытия не делает, но добротный и… обреченный. Посещать его не будут, несмотря на ряд хороших актерских работ. Слаженный спектакль.

Я не занят до конца месяца!

1957

8/I

«ОТЕЛЛО»

Повторял роль и…

Трудно сохранить в себе силу, когда чувствуешь, что она не нужна. […]

Всё…

…Так и не удалось поставить точку. Точку заставляют ставить… Очень тяжело присутствовать на конвульсиях друга, еще не исчерпавшего себя, полного творческих сил и возможностей, но которого заставляют умереть…

10/I

Смотрел Астангова в «Закате»[434].

Хороший актер с явно выраженной неврастенической сущностью дарования. Очень хороши два всплеска в третьем акте, все остальное на мастерстве, вдумчивости, благо хорошо думает на сцене.