Шаманы северных народов России - Ольга Борисовна Христофорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Описание мучений — обязательный элемент шаманских рассказов о себе, их автобиографий. «Шаман без мучений — шаман не бывает», — говорил нганасанский шаман Тубяку Нгамтусуо[36]. Похожие рассказы есть в культурах всех народов Сибири и Дальнего Востока. Например, вот что записала А. В. Смоляк у нанайцев и ульчей в 1950–1980-х годах.
Рассказы нанайского и ульского шаманов
А. Онинка из Найхина почувствовал «призыв», будучи уже пожилым человеком, имевшим взрослых детей. Он старался скрывать свою «беду» от окружающих, сопротивлялся духам, однако утаить от родных болезнь было невозможно: он кричал по ночам, «воюя» с врагами, от страшных кошмаров не мог спать. На охоте, на рыбалке, ночью во сне он пел как шаман. Днем на вопросы окружающих отмалчивался или все отрицал. <…>
Несколько лет страдал, боролся с духами А. Коткин. По его словам, некоторые больные в это время убегали в тайгу на несколько дней или суток, пытаясь хоть где-нибудь спастись, иные ели сырое собачье мясо, припадки у них длились очень долго. Духи приходили днем и ночью, грозя смертью. <…> У шамана А. Коткина большой шаманкой была его мать, умершая в глубокой старости. Сам Коткин в пятнадцати-двадцатилетнем возрасте долго болел и должен был шаманить, но устоял. Прошло лет двадцать, снова приходили мучившие его во сне духи, грозили: «Шамань, а то задавим тебя»[37].
Интересно, что начинающие шаманы, переживающие подобные состояния, часто не осознавали их и узнавали о том, что с ними происходило в физическом мире, лишь позже — со слов окружающих. Их личность в эти моменты как бы отсутствовала в этом мире, находилась где-то в иных пространствах символической вселенной.
Рассказ нганасанского шамана Дюхадие Нгамтусуо
Когда я немного подрос, говорят, прохворал три года. Во время этой болезни водили меня по различным темным местам, где бросали то в воду, то в огонь. К концу третьего года я, говорят, для окружающих умер, три дня пролежал неподвижно. И только тогда очнулся, когда на третий день собрались уже хоронить меня. Во время этой болезни у меня испортились глаза, и с тех пор я очень плохо вижу. На следующую ночь, говорят, я опять потерял сознание. Ночью Оспа унес меня и бросил ничком в собачьи извержения. Утром в таком положении нашли меня родные и привели в должный вид. <…> После этого я стал полусумасшедшим, часто распевал различные заклинания и уезжал сам не зная куда, без всякой цели, один. Часто впадал в обморок, ночью во сне мучили меня духи[38].
Что же чувствовали и переживали начинающие шаманы? Что с ними происходило, по их собственному мнению, пока родные беспокоились, глядя на то, что с ними творится что-то странное?
Вот как рассказывает об этом эвенкийская шаманка Матрена Петровна Кульбертинова. Она унаследовала дар от своей бабушки по имени Чохотуй, предсказавшей появление новой шаманки в их роду. Матрена Петровна родилась в 1887 году в Олекминском районе Якутии. До пятидесяти лет она была обычной женщиной, а потом заболела.
Рассказ эвенкийской шаманки Матрены Кульбертиновой
Моя бабушка была удаганкой. Она одноглазая была. Чохотуй ее звали. Она говорила: «Я передам свой дар внучке, дочери младшего сына Петра. Когда ей исполнится пятьдесят лет, она проявит мой дар», — предсказывала она. И предсказания ее сбылись. Во сне я стала камлать, а наяву я стала перебегать реку пешком, такую большую реку, как Тимптон. Родные гнались за мной на лодке — что еще им оставалось делать? Переезжая на лодке, они ловили меня на том берегу. Когда я так мучилась, они спрашивали меня: «Что происходит? Мы устали от тебя. Что у тебя болит?» Я говорю: «Ничего у меня не болит». Иногда, забравшись на дерево, перепрыгивала с дерева на дерево, как белка. Мои родные стелили под дерево оленьи шкуры и просили: «Иди сюда, иди сюда». Иногда я становилась толстой-претолстой, рот большой-пребольшой, могучая лиственница с ветвями и корнями целиком входит в мой рот. И незаметно все это в меня вмещается. Когда дерево входило в меня, я никакой боли не чувствовала. Родные старались привести меня в чувство. «Как трудно с ней! Что же происходит?» — недоумевали они. «Старого шамана надо попросить. Пусть сделает для нее бубен», — говорили они. Вот сделали мне головной убор, надели. Затем, стуча в бубен, они вручили мне его. Может быть, пели шаманские песни, кто его знает. Старый шаман благословил меня, и наконец мне дали в руки бубен. С тех пор я начала камлать.
Документальный фильм «Предсказание Чохотуй». Режиссер Вячеслав Семенов. Россия, 1996
Нанайский шаман Моло Онинка из селения Дада рассказал о себе А. В. Смоляк. Он был в армии во время войны, замерз, чуть не потерял ноги, полтора года лежал в госпитале. В конце 1940-х годов, уже дома, тяжело болел, мучился от нашествия духов: они заставляли его шаманить, грозили смертью. Он видел во сне умерших мать, брата, сестру, сына, дочь, какую-то «хорошую женщину» — это была его аями, дух-помощник, которая везде его водила, показывала шаманские дороги, он все узнавал от нее.
Рассказ нанайского шамана Моло Онинка
Каждую ночь они ко мне собирались, помогали мне петь, я пел, кричал по-шамански во сне, звал папу, маму. Все они на самом деле были моими шаманскими предками: деды, тетки, дяди, отец (не реальными: его отец и мать не были шаманами) — и приходили из гора (шаманская территория). Наблюдавшие мое состояние опытные старики, слышавшие песни (не только шаманы), заранее знали, какой из меня будет шаман (большой или маленький), в зависимости от того, большая ли у меня гора[39].
Получается, что в то время, когда родные будущего шамана видели приступы «сумасшествия», сам шаман, точнее его психика (то, что мы назвали бы словом «душа», хотя это будет не совсем точно), переживал различные события. Эти события были инициированы духами, избравшими человека на роль посредника между мирами, и заключались в подготовке человека на эту роль.
Подготовку будущего шамана (его инициацию, говоря научным
