Испанский сон - Феликс Аксельруд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, так что там с квартирой? Вот: почтенная супружеская пара, прописанная в собственной квартире по Уланскому переулку; не хухры-мухры — тихий центр. Откуда же сын с невесткой? Да просто не прописаны, вот и все. Ну-ка, отмотаем назад: вот он, сыночек Сергей… убыл в девяносто четвертом году на улицу Теплый Стан. Какой еще Теплый Стан? Почему Теплый Стан? Она не имела подробных данных на родственников. Жена, может быть? Эта самая невестка? Другого-то объяснения, кажется, и нет… Убыл, как же.
Марина почувствовала себя обманутой. Ведь она так старалась, переработала столько всего. Ей вспомнился, например, список передвижений двухсот миллионов человек за тридцать лет (за последние пять лет — лишь ста пятидесяти миллионов); однако передвижения были только междугородние — развлекаясь, она нашла в этом списке Ольгу и определила дату великого Путешествия из Китежа в Москву, а потом уничтожила список. Ведь кто-то задумывал подобные списки, составлял, докладывал… Почему только междугородние? Разве спутники не следят с точностью до сантиметра? За что этим мудакам деньги платят, если они не в состоянии определить фактическое местонахождение человека в Москве? Достаточно, оказывается, «убыть», то есть попросту выписаться из Уланского переулка на Теплый Стан — и они считают, что тебя и взаправду нет на Уланском! Да кто же это поедет с Уланского в Теплый Стан? Сдали, небось, квартиру на окраине… ждут теперь не дождутся, когда старики копыта откинут…
А вот фигу вам. Я уж устрою вам тихий центр… Она открыла план квартиры. Три комнаты, все изолированные; отличный дом. Повезло Григорию Семеновичу… впрочем, еще неизвестно, кто такая Анна Сергеевна… Что известно, так это что она еще работает. Где? После операции ведь требуется постельный режим, не правда ли? В свое время Григорий Семенович подверг сомнению ее способность обеспечить Отцу надлежащий уход. А ему-то самому — обеспечат уход члены его семейки?
Известный платочек не раз и не два появлялся из сумки Анны Сергеевны, прежде чем она сама не завела с Мариной разговор на эту тему. Как только сделали операцию. Как только стало ясно, что не зарезали — и теперь Марина, новая, яркая, быстро взошедшая путеводная звезда в небесах Анны Сергеевны, была призвана если не решить очередные проблемы, то хотя бы их выслушать.
— Конечно, Гринечкино здоровье для меня важнее всего, — размеренно, как голубка, ворковала Анна Сергеевна, — но посудите сами, милочка: как же мне бросить работу? Последний год перед пенсией; Гринечка, слава Богу, отмучался, а я еще нет… Если я не дотяну, мне положат какие-то гроши. Да, на еду Грининой пенсии хватит, но ведь мы еще вовсе не старики; мы привыкли ходить в гости, в театр… обновлять гардероб, проводить отпуск на юге… На детей я рассчитывать не должна; они и сами остро нуждаются; позволительно ли нам будет сидеть у них на шее?
— Но зачем же вам бросать работу, Анна Сергеевна? — спросила Марина. — Вы сказали, что сын с женой живут вместе с вами; неужели две женщины не в состоянии распределить между собой заботу о выздоравливающем?
— Ах, Мариночка! — с грустью сказала Анна Сергеевна. — Вы деловая, активная; такой же в молодости была я и сама… Но не все же такие. Наташа — хорошая девушка; тихая, милая… но она слишком погружена в себя… попросту, она ужасно рассеянная; вечно все забывает, портит, никогда ничего не может найти… не было случая, чтобы она положила какую-нибудь вещь на одно и то же место… Вы не подумайте, — спохватилась она, — я ничего не имею против выбора моего сына; уже и то хорошо, что она любит Сереженьку… вот его первая жена, она-то была настоящей мегерой. Я так страдала! Я плакала, пила бром… Когда они наконец развелись, у него возникла просто идиосинкразия к браку. У него…
Анна Сергеевна огляделась, доверительно взяла Марину за руку и понизила голос.
— У него начались случайные связи. Я испугалась… я сама толкнула его найти кого-нибудь! Слава Богу, он выбрал не самый плохой вариант… хотя, к сожалению, и не самый хороший. Вы понимаете, милочка. Ну, и подумайте теперь — могу ли я доверить ей Гриню? Тем более, в такой ответственный, реабилитационный период? А если она перепутает дозировку или еще что-нибудь? Я вам самого главного не сказала…
Она заговорила еще тише, почти шепотом.
— …ведь она вдобавок на сносях — девятый месяц уже! Ну, куда ей ухаживать за Гринечкой? Дай-то Бог за собой уследить… а потом, если… тьфу-тьфу-тьфу! — еще и за маленьким…
Она скептически покачала головой и добавила:
— Дешевле будет нанять медсестру.
Да уж, подумала Марина, физически ощущая, как растут ее шансы. Правда, квартира в Уланском переулке очень скоро превратится в сумасшедший дом. Но разве она не работала в сумасшедшем доме?
Рано, сказал Марине внутренний голос. Молчи.
Она послушалась голоса.
— Вы уж простите меня, милая; у вас и своих забот полно, — опять заворковала Анна Сергеевна, — и я туда же… Правду говорят — ищи друга в беде. В нашем доме живет одна Тоня, примерно моих лет — через стенку, в соседнем подъезде; несколько раз была замужем, мужья вылетали от нее, — она улыбнулась, — на второй космической скорости… Осталась одна — ни детей, ни близких… ужасно! один только Тима, старенький пуделек… абрикос… Я как-то расположилась к ней — не потому что она мне особенно нравилась, просто жаль ее было… иногда мы гуляли с ней, оказывали друг другу небольшие услуги… Вчера я предложила ей посидеть с Гриней. «Антонина Ивановна, — сказала я ей, — Вы давно нигде не работаете; с одной стороны, у Вас масса свободного времени, а с другой стороны, Вы сами рассказывали мне, что вынуждены продавать старые вещи… Почему бы Вам…» — и так далее. И что вы думаете, Мариночка, она мне ответила?
— Даже не знаю, — честно сказала Марина.
— Она мне сказала буквально следующее: «Любишь кататься, люби и саночки возить». Вы представляете?
— Что вы говорите, — поразилась Марина. — Не может быть!
— Я тоже не поверила бы, если бы не услышала своими ушами. Она всю жизнь была вульгарной женщиной… если не сказать больше… но чтобы вот так! И я еще жалела ее, гуляла с ней… пару раз даже — когда она была плоха — с ее пуделем Тимой! У меня просто слов не нашлось.
Анна Сергеевна помолчала с негодующим видом, как бы вновь переживая полученное оскорбление.
— Я точно знаю, что она могла бы посидеть… да и хватка у нее не то что у Наташи… Ну, не хочешь — хотя, согласитесь, это тоже странно, если деньги дают — скажи просто: «Не могу»… или, допустим: «Анна Сергеевна, я бы с радостью; но силы уже не те, да и у самой на руках старенькая собачка»… Всегда можно отказать прилично. Но зачем было вот так — портить отношения?