Испанский сон - Феликс Аксельруд

— Г-н Х., это не телефонный разговор.

— Отнюдь, Вальдемар Эдуардович. Речь идет об объектах интеллектуальной собственности, к тому же возникших в экстерриториальном пространстве. Конечно, можно и их обложить налогами, но можно и легально сопротивляться этому, так что разговор вполне телефонный.

— Клитор светленькой набухает первым, я ощущаю его под своими пальцами. Ее губы призывно раскрываются мне навстречу.

— О’кей. Ваши рекомендации?

— Очень простые — раз уж вы летите в Неваду, то купите тамошнюю фирму… через траст, конечно, чтобы ни одна падла в совке за жопу не взяла…

— Клитор негритянки тоже набухает, и она берет в руки мой член.

— Вы можете связаться с таким трастом сейчас же?

— Не совсем сейчас — траст будет карибским…

— Но у меня не предусмотрено остановки на островах.

— Я целую светленькую, в то время как негритянка подводит мой член к своему рту. Он упирается в ее чувственные губы. Ее рот открывается; она засасывает мой член глубоко, глубоко…

— Остановки не надо. Позже я дам вам контакт в Лас-Вегасе; туда будут доставлены все подготовленные к вашей подписи документы. Вопрос упирается в расписание карибского офиса — он открывается в девять утра, то есть в пять по Москве. Сколько, вы говорите, у нас времени?

Вальд посмотрел на часы.

— До двух сорока пяти пополудни по Гринвичу.

— О, какой у нее язык! Как сладко она водит им вдоль моего члена! Вверх — вниз… вверх — вниз… Меня охватывает блаженство.

— В таком случае вопрос решен. У меня будет целых сорок пять минут; этого более чем достаточно.

— Я замираю. В ту же минуту светленькая поворачивается ко мне задом, и негритянка вставляет мой член в…

— Решено. А после этого попрошу вас от моего имени выйти на GNN, сообщить им новые реквизиты и лично завизировать по факсу исправленный текст.

— Нет проблем.

— Еще одно. Если мы с этими репортершами опять начнем что-нибудь обсуждать, рабочий день по Москве в это время закончится. Не могли бы вы задержаться на полчаса в офисине?

— Вот с этим как раз заминочка, — сказал Х. — Сегодня понедельник; в семь у меня, как вы знаете, бадминтон… если я опоздаю хоть на одно занятие, тренер будет очень недоволен.

— Черт побери, Х.! Контракт сами знаете на какую сумму, а вы — бадминтон.

— Понимаю вас, Вальдемар Эдуардович. Но контракт контрактом, а бадминтон бадминтоном; к тому же мне ехать на Теплый Стан, а троллейбусы в часы пик, знаете ли, переполнены. Да и зачем мне быть в офисине?

— Я хотел бы подстраховаться… иметь возможность связаться с вами, если мне вдруг понадобится экстренная консультация.

— Но для этого мне не нужно быть в офисине, — с облегчением сказал Х. — Ваша секретарша знает номер моего пейджера; обещаю, что прикреплю его к своим спортивным трусам. Едва заслышав сигнал, я как можно скорее отпрошусь с тренировки, приму душ, переоденусь и перезвоню вам из первого же телефона-автомата.

— Хорошо, — сказал Вальд. — Кажется, все у нас?

— Не совсем… Есть один деликатный вопрос.

— Да?

— Вы должны указать мне наследника.

— Чего?

— Я рад, что вы благоразумно приняли мой совет насчет фирмы в Неваде… но если с вами что-то случится по пути… Насколько мне известно, у вас нет близких родственников, однако половина суммы, которая должна упасть на счет сразу после заключения контракта, может пригодиться вашим коллегам… друзьям…

— Понял, — сказал Вальд. — Я назначаю моим наследником господина Франсиско Кампоамора, по прозвищу Сид.

— Воздухоплавателя, который вместе с вами? Подумайте, логично ли это — в случае, если…

— Я сказал — Сид; а если он окажется не в состоянии принять наследство, то деньги достанутся известному вам г-ну *ову… кстати, не забудьте ознакомить его с окончательным текстом контракта. Такой вариант устраивает?

— Вполне.

— Ну, тогда удачной вам тренировки.

— Спасибо, Вальдемар Эдуардович.

Вальд отключился. Сегодня понедельник, подумал он. На сегодня было назначено подписание контракта с «Цельным Бензином». Очевидно, мероприятие откладывалось. Полагалось бы сделать звонок вежливости Эскуратову.

— Теперь очередь негритянки, — сказал тем временем Сид. — «Возьми меня сверху», — говорит она. Ее губы зовут меня. Она раздвигает свои ноги…

Вальд набрал прямой Эскуратова.

— …а светленькая вставляет мой член…

— Да.

— Борис, привет. Это Вальдемар.

— Ну, здравствуй, дорогой, — послышался уверенный в себе, номенклатурного тембра голос, за прошлую неделю успевший набить Вальду оскомину, а сейчас вдруг ставший неожиданно желанным. — Слыхал, слыхал о твоих подвигах… Значит, летим?

— Летим, Борис… еще как летим.

— Как же это ты, а?

— Сам не пойму. Переработал, наверно.

— И ведущего спеца снял с проекта. Не очень-то выглядит, а? После всего…

— С меня.

— Это уж не сомневайся.

— Но ты держишься?

— Твоими молитвами.

— Значит, держишься.

— Допустим…

— Обрати внимание, — сказал Вальд, — на шаре, на котором я лечу, написано не только «ВИП-Системы».

— Хм.

— Еще написано «Цельный Бензин».

— Предлагаешь радоваться?

— Пока нет… но вот если, к примеру, в ближайшие дни твои телефоны начнет обрывать неудовлетворенная клиентура…

— Не такой у меня бизнес.

— Как сказать, как сказать…

— Хм.

— А в воздушном океане, кстати, холодно. Ветра носят взад-вперед… ежечасно рискуешь жизнью…

— Вальдемар… конечно, обсудим, об чем разговор…

— Еще одно, Борис. Давай отменим к черту все увеселения; один мой полет достаточно нас прославит.

— Ты в своем уме, Вальдемар? Я и так еле отбиваюсь от халявщиков… а если мероприятие вообще отменить…

— Да пошли они все.

— Не знаю, не знаю…

— Подпишите по-скромному — и вперед.

— А когда спец? Партнер твой что-то менжуется…

— Спец, спец… Все вместе прибудем.

— Вот прибудете — тогда и подпишем.

— Какой же ты осторожный, Борис.

— Какой есть.

— Ладно, бывай. А то у меня уже сотовый дохнет.

— Бывай. Попутного ветра тебе.

Вальд выключил телефон и вслушался в окружающее. Ровно гудела нагревательная установка. Ровно трещал загадочный вертолет. В Трубе было тихо. Вальд посмотрел на часы. Начало пятого. Время тянулось страшно долго. Еще утром он этого не замечал. Помолиться, что ли… пока не прилетели журналистки?

Он с час промаялся. Молитва не проходила сквозь душу, звучала по-дурацки; он вымучивал ее, как второгодник у доски вымучивает надоевшее, бессмысленное стихотворение. Он понял, что толку от такой молитвы не будет. Это наказание за грешные забавы, подумал он.