Носки - Анатолий Крашенинников

с таким самодостаточным видом, что ни за что бы не подумалось, что работать в столовой это что-то меньшее, чем быть известной актрисой. Она выходила в обеденный зал, как на сцену. Неизвестно, что было у неё внутри, но наружность её не выказывала ни капли какого-либо сожаления. Казалось, что она давно уже себе всё доказала и не имела никаких разногласий с собой.

Запнувшийся об этот фрагмент немой действительности и застрявший в его созерцании чёрный человек бросил левую ногу вперёд, словно перешагнув маленькие следы косули, и вырвался в проём на выход.

Пока мы шли до палаты, нам снова встретился человек-гора, только теперь и он нас увидел.

— Эх, кого я вижу! Друзья мои! — воскликнул он, и будто не замечая чёрного человека, протянул нам свою большую с толстыми, но короткими пальцами, ладонь.

— Да вы как новенький, командир! — начал Илья.

Чёрный человек остановился в метрах трёх от нас и стоял, мялся, наблюдая за нами в пол-оборота.

— Да, как видишь. Просто чудо! — ответил командир. — Да, Дрозд, кстати, тоже, как заново родившийся, даже материться перестал, — засмеявшись, добавил он тут же.

— Да уж. Рад вас видеть! — сказал я.

— И я тебя, писатель! Это всё ты. Чудо для нас открыл, — ответил командир.

— Вот только про Воробья ничего неизвестно… — с грустью добавил он.

— Жаль, конечно, — сказал Илья.

— Да подождите вы. Что-то мне подсказывает, что он жив, — сказал я.

— Ладно, писатель. Ладно. Не надо. Не говори.

— Ну что, идёмте? — спросил, приблизившись, чёрный человек.

— Что, тоже вас допрашивают? — спросил тихонько командир. — Был и у нас уже разговор, — почти шёпотом, улыбаясь и закрывшись ладонью произнес он.

— Ладно, увидимся, ребята, ещё. Пока непонятно, когда выпишут. Слишком уж быстро мы выздоровели. Здесь так не принято. Наверное, придётся долёживать и процедуры соблюдать по ГОСТу, — снова улыбнувшись, сказал он и пошёл в противоположную сторону слишком лёгкой для своего веса походкой.

— Счастливо, — сказал я, и мы пошли.

Когда мы вошли в свою палату, там была полная тишина. Все её обитатели были поглощены чудом вновь открывшегося вида. Адриано, не отрывая глаз, время от времени причёсывал тёмные, масляные волосы. Мироныч накручивал на палец свой и без того закрученный белый ус. Берёжной своим острым носом, как комар, пытался, казалось, коснуться самого тёплого места возникшей картины.

Надежда Викторовна снова пришла на обход, и её щёки румянило солнце. По ней тоже сложно было сказать, что она пришла в тесную, душную палату, где полно раненных солдат. Она ходила по ней, как по какой-то неведомой оранжерее, где растут самые необыкновенные цветы, и словно собирала с них нектар. Её черты не портил запах бинтов, ран и даже горшков под некоторыми кроватями.

Мужики заметили, что мы вернулись, и Мироныч, сцепив руки, поднял их над собой.

— Простите, как вас? — обратился к фее этого невидимого сада чёрный человек.

— Надежда Викторовна, — ответила она и тут же спросила:

— Что вы хотели?

— Да вот, возвращаю ваших. Хотел у вас полюбопытствовать. Вы же здесь совсем недавно. Верно? — сказал чёрный человек.

— Да, верно! И о чём вы хотели спросить меня? — сказала фея.

— Вы ничего необычного не замечали здесь? — спросил чёрный человек.

— Вы о чём? — фея томно вздохнула.

Чёрный человек заметил, что все снова смотрят только на неё, а на него не обращают внимания, будто его и вовсе нет.

— Ну, допустим, весь госпиталь просто гудит про какие-то волшебные носки. А вы разве не слышали? — чёрный человек взглянул на фею.

— А как же! Конечно! — ответила она, затянув последний слог.

Я сразу понял тогда, что она из Нижнего Новгорода. Какой-то там свой говор, с оттяжечкой, что ли. Он не такой явный, но всё-таки особенный. Тётушка у меня давно перебралась в Нижний и привыкла говорить по-тамошнему. Ну, а дочери её, само собой, нижегородки уже. Родились там. Поэтому я знал этот говор хорошо, и то, что услышал сейчас, сразу же отозвалось хорошо знакомым моему слуху. Странно, почему я сразу этого не заметил.

— И что, вас ничего не смущает? — спросил чёрный человек.

— Меня смущает только ваша бесцеремонность, — ответила Надежда и продолжала проверять постояльцев нашей палаты.

— Моя бесцеремонность? — вопросительно произнёс. — Да у вас тут не госпиталь, а последняя инстанция, так сказать. Конечный пункт распределения душ непосредственно в рай, я смотрю, — недовольно проговорил чёрный человек.

Ребята засмеялись, и Мироныч, поднявшись, вдруг сказал:

— Да вообще-то, это вы верно подметили. Правда, рай этот земной, не какой-то иной, потусторонний. Как вот эти ребята прибыли, так жизнь в госпитале сильно изменилась, — добавил он.

Чёрный человек посмотрел на нас, потом на остальных и сказал:

— Да, наслышан уже многажды. Ну, допустим, на них всё зажило, как на собаке, — махнул он рукой на нас. — Вам-то отчего легче стало?

— Да как, отчего? Хорошие ребята, сибиряки, хоть и гражданские. Они принесли с собой какое-то незримое чудо. И дело даже, наверное, не в носках этих. Не знаю точно, как сказать-то. Хотя сегодня вот напялили двоим тяжёлым, — развел руками Мироныч.

— Напялили? И чего?.. — спросил чёрный человек.

— Ну как, ребята? Чего молчите? — обратился Мироныч к тем двум тяжёлым.

— Так, на ком сейчас те самые носки? — спросил чёрный человек.

Мужики указали на одного, с замотанным лицом, и другого, лежащего на растяжке.

— Как вы себя чувствуете? Помогают ли вам носки? — начал допытываться чёрный человек.

— Знаете, как будто боль поутихла и вправду. Не то, чтобы совсем. Просто чуть легче стало, — ответил лежачий с растяжкой.

— Прямо за сегодня уже полегчало? — наклонился над ним чёрный человек.

— Ну, вообще-то сегодня их только и надели, — ответил тот.

— Ну, так легче? Или же вы всё-таки вообразили себе, что вам становится легче? Может, этот писатель всем здесь мозги скрутил? — вновь стал допытываться чёрный.

Надежда Викторовна приподнялась и, сложив руки перед грудью, возмущённо всматривалась в чёрного человека, качая в одной руке очки.

— Что тут сказать. Доселе не чувствовал я такого, как сейчас. Тело моё, как магнит. Чувствую, что-то над кожей пульсирует по всему телу, не только в ногах, — ответил больной.

— Над кожей? — переспросил чёрный человек.

— Да, что-то словно шевелится над телом. Будто бы его омывает тёплая волна, и всё растекается по мне, — ответил больной.

— Друг, тебе случаем судно не подать? — спросил другой лежачий, и нашу палату вновь сотряс многочисленный хохот.

— Надежда Викторовна, а вы что скажете? Можно ли с такими травмами надевать шерстяные носки? Тем более, что они наверняка нестираные даже, — обратился к медсестре чёрный человек.

— На войне все средства хороши, — ответила нервно Надежда, защёлкав кнопочкой шариковой ручки.

И ребята по-доброму засмеялись.

— Понятно. А ваше как положение? — спросил