Пятый доминион - Баркер Клайв

- Нет, мне... мне очень жаль.

- И мне, - сказала она, протягивая ему руку. Он был слишком смущен, чтобы проигнорировать этот жест, и пожал ее. - Я - Сестра Конкуписцентия, - представилась она.

- Блоксхэм, - сказал он в ответ.

- Вам непременно надо было стать гинекологом, - сказала она оценивающе. - У вас такие прекрасные теплые руки. - С этими словами она оставила его краснеть в одиночестве.

2

Когда она вернулась домой, на автоответчике ее ждало послание от Честера Клейна, который приглашал ее этим вечером на коктейль у него дома, чтобы отпраздновать событие, которое он назвал возвращением Блудного Сынка в царство живых. Сначала она удивилась, что Миляга решил вступить в контакт со своими друзьями после всех его разговоров о невидимости, но потом была польщена, что он последовал ее совету. Возможно, она слишком поспешно оттолкнула его от себя. Даже за то короткое время, что она провела в Изорддеррексе, этот город научил ее такому образу мыслей и поведению, которые она никогда бы не одобрила в Пятом Доминионе. Так что же говорить о Миляге, чьих приключений в Доминионах хватило бы на дюжину дневников? Теперь же, после возвращения на Землю, он, возможно, пытается избавиться от самых причудливых последствий своего пребывания там, подобно человеку, который, вернувшись к цивилизации после жизни в каком-нибудь затерянном племени, смывает с себя боевую раскраску и снова учится носить туфли. Она перезвонила Клейну и приняла приглашение.

- Мое милое дитя, ты ли не желанное отдохновение для заплаканных глаз? - встретил он ее вечером в дверях своего дома. - Ты так шикарно похудела! Недоедание входит в моду. Само совершенство.

Она давно уже не видела его, но не могла припомнить, чтобы его лесть когда-нибудь бывала такой грубой. Он расцеловал ее в обе щеки и провел через дом во внутренний садик. Заходящее солнце давало еще достаточно тепла, и его другие гости - двоих она знала, а двоих - видела впервые - попивали коктейли прямо на лужайке. Сад не отличался большими размерами и был обнесен высокой стеной, но изобилие растительности в нем было почти тропическим. Зная натуру Клейна, можно было безошибочно предугадать, что весь сад будет отдан исключительно цветущим видам растений. Ни один куст, ни одно растение не допускались сюда, если они не обладали способностью цвести с неумеренным изобилием. Он представил ее каждому из присутствующих, начав с Ванессы, чье лицо - несмотря на значительные изменения с момента их последней встречи - было одним из тех двух, что были ей знакомы. Она набрала много лишнего веса и еще больше - косметики, словно пытаясь замаскировать одно излишество с помощью другого. Поздоровавшись с ней, Юдит заметила в ее глазах выражение, какое бывает у человека, который сдерживает крик отчаяния исключительно из соображений приличия.

- Миляга с тобой? - был ее первый вопрос.

- Нет, - ответил Клейн за Юдит. - А теперь налей себе еще выпить и пойди прогуляйся среди кустов роз.

Ванесса нисколько не обиделась на его снисходительный тон и немедленно потянулась за бутылкой шампанского, пока Клейн представлял Юдит двум незнакомцам. Одного из них, лысеющего молодого человека в темных очках, он назвал Дунканом Скитом.

- Художник, - сказал он. - А если более точно - импрессионист. Не так ли, Дункан? Ведь ты воспроизводишь свои впечатления от Модильяни, Коро, Гогена?.. (Шутка Клейна основана на том, что название художественного направления импрессионизм происходит от французского слова impression - впечатление - прим. перев.)

Смысл шутки остался недоступен ее жертве, в отличие от Юдит. - Разве это законно? - спросила она.

- Разумеется, если поменьше трепать об этом языком, - ответил Клейн. Его замечание вызвало взрыв хриплого хохота у человека, увлеченного беседой с мастером подделок, - усатого индивидуума по имени Луис с сильным акцентом.

- Вот уж кого трудно назвать художником - в любом роде деятельности. Ты ведь вообще никто, правда, Луис?

- Почему бы не назвать меня мечтателем? - сказал Луис. Запах, который Юдит поначалу приняла за аромат цветов, как выяснилось, исходил от Луиса, очевидным образом злоупотребившего одеколоном после бритья.

- Я выпью за это, - сказал Клейн, подводя Юдит к последнему участнику вечеринки. Хотя лицо этой женщины было ей знакомо, она никак не могла вспомнить, кто же она, пока Клейн не назвал ее имя. Ну конечно же, Симона!

Она вспомнила разговор на вечеринке у Клема и Тэйлора, который закончился тем, что Симона покинула ее, отправившись на поиски соблазнителя. Клейн предоставил им возможность самостоятельно вести беседу, направившись в дом, чтобы открыть там новую бутылку шампанского.

- Мы встречались на Рождество, - сказала Симона. - Не знаю, помните вы или нет.

- Сразу вспомнила, - ответила Юдит.

- С тех пор я подстригла волосы, и, клянусь, теперь половина друзей меня не узнает.

- Вам идет.

- Клейн говорит, что надо было их сохранить и сделать из них какие-нибудь украшения. В начале века волосяные брошки были последним писком моды.

- Только в качестве mementos mori (Memento mori (лат.) - букв.: помни о смерти. В данном случае - обозначение предмета, который останется на память об умершем человеке - прим. перев.), - сказала Юдит. Симона посмотрела на нее непонимающим взглядом. - Волосы обычно срезали с головы умершего.

Одурманенной шампанским Симоне потребовалось некоторое время, чтобы ухватить смысл слов Юдит, но когда это все-таки произошло, она застонала от отвращения.

- Наверное, это отвечает его представлениям о юморе. У этого мужика нет никакого представления о порядочности, так его мать! - В этот момент Клейн вышел через заднюю дверь, неся с собой шампанское. - Да, твою, твою! - закричала Симона. - Ты что, несерьезно относишься к смерти?

- Я, очевидно, пропустил какую-то важную часть разговора? - осторожно предположил Клейн.

- Каким безвкусным старым пердуном ты бываешь иногда! - продолжала Симона, швырнув стакан себе под ноги и направляясь к Клейну.

- Да что я такого сделал? - спросил Клейн.

Луис ринулся ему на помощь, пытаясь успокоить Симону нежными речами. У Юдит не было никакого желания во все это ввязываться. Она пошла по одной из дорожек и, отойдя подальше от кампании, опустила руку в карман юбки, где лежало яйцо синего камня. Она зажала его в кулаке и наклонилась, чтобы понюхать одну из совершенных роз. Она ничем не пахла - не было даже запаха жизни. Юдит потрогала лепестки - они оказались сухими на ощупь. Она выпрямилась, окидывая взглядом цветущий сад. Подделка, вплоть до последнего цветка.

Кошачий концерт Симоны прекратился некоторое время назад, а теперь смолкла и болтовня Луиса. Юдит оглянулась и увидела, как, выходя из дома навстречу теплому вечернему воздуху, на пороге появился Миляга.