Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исайчев понял: Елистратов вновь ступил на тропу обличения — и постарался успокоить старика, добавив в голос елея:
— Станислав Петрович, помогите, пожалуйста, поточнее вспомните, что произошло в эту ночь…
Старик обречённо махнул рукой:
— Уже на середине моста увидел вторую машину, она следовала за первой без огней. Огромная, квадратная, серая. Только по отблеску лунного света на её крыше заметил саму машину. Они поравнялись и какое-то время ехали параллельно, потом первая резко вильнула и упала в реку. Но что интересно, во второй машине не было водителя, только пассажир. Я это точно видел!
— Через телескоп?
Елистратов побежал короткими шажками по периметру комнаты:
— Нет… нет… Не сообразил посмотреть в агрегат… Был обескуражен! Увидел, как после падения первого автомобиля пассажир второго вышел и некоторое время смотрел в разлом ограждения моста — туда, куда упала машина. Но он её не толкал, она сама упала. Человек долго всматривался в воду, не кричал, не звал на помощь. Он смотрел и только один раз резко вскинул голову.
«В это время с его носа упали очки», — решил Исайчев.
Елистратов, по-стариковски скрипя голосом, продолжил:
— Я утверждаю: его автомобиль всё время шёл прямо и удара не было. Всплеск воды был, треск ломавшегося ограждения был, а звука удара не было.
— А это вы уже в телескоп видели? — вновь решил уточнить Исайчев.
Старик раздражённо взмахнул обеими руками:
— Через очки! Я в то время на балкон вышел, мост под носом и виден как на ладони. Тут я, наконец, сообразил, подбежал к агрегату, успел сделать единственный снимок уже тогда, когда машина без водителя сворачивала под мост. Там в начале стоит тренога — правда, знак с неё почему-то в эту ночь сняли. Знак, запрещающий въезд на мост. Его на следующий день опять повесили. У нас всё так: пока гром не грянет мужик не перекрестится. А вот лампочка на треноге была, и лампочка горела. В свете этой лампочки получился довольно чёткий снимок. Сейчас покажу…
Старик порылся в ящике под телескопом, извлёк фотографию.
— Вот! — Елистратов победно поднял над головой снимок, потряс им. — Это, как вы говорите, улика?!
— На телескопе можно делать снимки? — удивился Исайчев.
— Сколько угодно! Наводите агрегат на резкость, объектив фотокамеры на бесконечность и фотографируете.
На снимке был изображён правый угол машины, часть номера автомобиля с цифрой 3 или 8, буквами РБ и сартовским номером регистрации региона. Разглядывая фото, Исайчев достал телефон, набрал цифры мобильного аппарата майора Васенко:
— Роман, пробей машину: ориентировочно «Хаммер», праворульный, серого цвета, последняя цифра номера 3 или 8 РБ, нашего региона.
Нажав кнопку «Отбой», Исайчев извинился перед хозяином и попросил продолжать.
— Так чего продолжать, милостивый государь, вроде всё сказал… — пожал плечами старик. — Меня тогда поразило то, что пассажир не позвонил в милицию и до самого утра на место происшествия никто не выезжал. Утром я потрусил к участковому, а он решил, будто старому маразматику ночью приснился страшный сон и он пришёл поделиться, так сказать, своими фантазиями. — Елистратов развёл руками. — Вот и всё!
— Человека описать можете? Конечно, не черты лица, а комплекцию, рост, в чём был одет?
Елистратов сначала задумался, затем зажмурился, мучительно застонал и, резко размежив веки, сообщил:
— Худой он или толстый, под плащом не видно, но обширный, мощный. Плечи широкие. Голова в капюшоне не доставала четверти до верхней кромки боковых стёкол машины.
Исайчев присвистнул:
— Немаленький! У вас, как я понял, близорукость?
— Хотите спросить, насколько мои очки увеличивают объект? Уверяю, ненамного, близорукость имею небольшую. Я, как астроном, слежу за своим зрением. Глаза — это моё всё.
Исайчев кивнул:
— Тогда так. «Хаммер» чуть больше двух метров, значит, человек где-то под метр восемьдесят. Подумайте, Станислав Петрович, к какому полу может принадлежать пассажир? Мог он быть женщиной на каблуках и с высокой причёской?
Елистратов рассмеялся:
— Тогда это была не просто высокая, а гренадерского облика женщина на внушительных каблуках. Такую в истории знаю одну — женщина-полководец Фу Хао. Астрономы назвали её именем глобальную и мрачную звезду. Рассказы о её подвигах сохранились на остатках пергамента и черепаховой скорлупе. Согласно одной из легенд, под её командованием находилось около пяти тысяч солдат. Но она жила во время бронзовой эпохи, более трёх тысяч лет назад, в Китае. Посему, вероятно, в нашем случае это был мужчина и без каблуков.
В кармане Исайчева зазвонил телефон. Майор Васенко доложил: «Хаммер» пробили. Такой в городе оказался один, зарегистрирован на Пеняскина Сергея Георгиевича. Зарегистрирован два года назад, но закавыка в том, что Пеняскин умер восемь лет тому…
— Ка-а-к?! — поперхнулся Исайчев.
— Вот так, — проворчала трубка, — всё бы вам на тарелочке да под нос… Поискать придётся, господин подполковник.
— Может, это и не «Хаммер» вовсе? — усомнился в своём предположении Исайчев. — Может, какая другая гробина с переделанным бампером? — И тут же усомнился ещё раз: — Да нет! Что, я железо «Хаммера» с чем-либо другим перепутаю? Не может быть! Роман, дай операм задание, пусть гаражи братков посмотрят. То, что его прячут, — к гадалке не ходить… — И, обращаясь к хозяину, добавил: — Спасибо, Станислав Петрович, очень помогли. Пойду, пожалуй…
— А чай? — обиженно хмыкнул хозяин.
— Чай обязательно, но в следующий раз, извините.
Пожав руку старику, уже у двери Исайчев обернулся:
— Хорошее у вас занятие, Станислав Петрович. — Взглянув на телескоп, добавил: — Завидую…
— Минуточку, — остановил Исайчева Елистратов, — поделитесь секретом, как обнаружили жертву?
— Бригадир строителей после обеда инспектировал объект, увидел разбитое ограждение моста. Прошу прощения, Станислав Петрович, в нашем деле олухов предостаточно…
23
По дороге в комитет, уже в машине Исайчева настиг звонок Романа Васенко:
— Миша, Гроссмана убили вчера ночью в своём кабинете!
Исайчев нажал на педаль тормоза, съехал на обочину, переспросил:
— Кого убили? Какого Гроссмана? Доктора?! Леонида Лазаревича? Отца Регины?
— Да, — прошуршала трубка. — Долженко уже там, я еду. Ты подъедешь или как?
— Буду, — буркнул Исайчев и, в сердцах бросил трубку на заднее сиденье автомобиля, развернул машину. — Чертовщина какая-то: только узнаю о существовании человека, как его убивают…
В холле клиники доктора Гроссмана, вопреки ожиданиям Исайчева, стояла глубокая тишина. В регистратуре присутствовала одна девушка, и та была не в адекватном состоянии: шмыгала носом и белой медицинской шапочкой вытирала заплаканные глаза. Развернув перед ней удостоверение, Исайчев спросил:
— На каком этаже кабинет профессора Гроссмана?
Получив ответ, направился к лифту, но, заметив в проёме боковой двери лестницу, бодрым шагом устремился туда. К ступенькам его приучила Ольга. Она была уверена, что в современном мире только лестница спасает человечество от обвислых животов.
На третьем этаже
