Пятый доминион - Баркер Клайв

Он крепко сжал Клема, а потом отступил в сторону. Слезы его высохли.

- Кто же это учил меня этому? - удивился он.

- Может быть, Юдит?

Он покачал головой.

- Ее лицо постоянно у меня перед глазами, но это была не она. Это был кто-то, кого потом не стало.

- Так, может быть, это был Тэйлор? - спросил Клем. - Ты помнишь Тэйлора?

- Он тоже меня знал?

- Он любил тебя.

- Где он сейчас?

- Ну, это совсем другая история.

- Вот как? - ответил Миляга. - А может быть, все это едино?

***

Они продолжали свой путь вдоль реки, обмениваясь вопросами и ответами. По просьбе Миляги Клем подробно изложил жизнь Тэйлора, от рождения до смертного ложа и от смертного ложа до солнечного луча, а Миляга в свою очередь изложил все имеющиеся у него догадки по поводу природы того путешествия, из которого он возвратился. Хотя он помнил не так уж много деталей, он знал, что в отличие от Тэйлора оно не привело его к свету. По пути он потерял много друзей, имена которых смешались с именами его прошлых воплощений, и видел смерть и разрушение. Но видел он и те чудеса, которые теперь были запечатлены на бетонных стенах. Бессолнечные небеса, сверкавшие зеленью и золотом; дворец зеркал, похожий на Версаль; огромные, загадочные пустыни; ледяные соборы, наполненные звоном колокольчиков. Слушая эти россказни и созерцая перспективу уходящих во всех направлениях неизвестных миров, Клем ощутил, как та легкость, с которой он раньше принял представление о безгранично свободном я, катающемся на карусели нескончаемых превращений, понемногу оставляет его. Те самые перегородки, от тоски по которым он искренне пытался отговорить Милягу в самом начале их разговора, теперь выглядели очень соблазнительно. Но они были ловушкой, и он знал об этом. Их удобство стреножит и в конце концов задушит его. Он должен сбросить с себя свой старый, затхлый образ мысли, если хочет отправиться рядом с этим человеком в те края, где мертвые души превращаются в свет, а бытие является порождением мысли.

- Почему ты вернулся? - спросил он Милягу через какое-то время.

- Хотел бы я знать, - ответил тот.

- Мы должны найти Юдит. Мне кажется, она должна знать об этом больше, чем мы с тобой вместе взятые.

- Я не хочу оставлять этих людей, Клем. Они взяли меня к себе.

- Я понимаю, - сказал Клем. - Но Миляга, они ведь тебе ничем сейчас не помогут. Они не понимают, что происходит вокруг.

- Мы тоже не понимаем, - напомнил ему Миляга. - Но они слушали меня, когда я рассказывал свою историю. Они смотрели, как я писал картины, а потом задавали мне вопросы, и когда я рассказывал им о своих видениях, они не насмехались надо мной. - Он остановился и указал жестом на здания Парламента на другом берегу реки. - Скоро там соберутся наши законодатели, - сказал он. - Смог бы ты им доверить то, что я только что тебе рассказал? Если мы скажем им, что мертвые возвращаются на землю в солнечных лучах и где-то существуют миры с зелено-золотыми небесами, как ты думаешь, что они нам ответят?

- Они скажут, что мы сошли с ума.

- Да. И выбросят нас в ту же самую сточную канаву, где сейчас живут Понедельник, Кэрол, Ирландец и все остальные.

- Они живут в сточной канаве не потому, что у них были видения, Миляга. Они попали туда потому, что с ними плохо обошлись, или сами они плохо обошлись с кем-то.

- Попросту это значит, что они не научились так же хорошо скрывать свое отчаяние, как остальные. Ничто не может отвлечь их от их боли. Тогда они напиваются и буйствуют, а на следующий день чувствуют себя еще более потерянными, чем вчера. Но все же я скорее доверюсь им, чем епископам и министрам. Может быть, им и нечем прикрыть свою наготу, но разве эта нагота не священна?

- Но она также и уязвима, - возразил Клем. - Ты нс можешь втянуть их в эту войну.

- А кто сказал, что будет какая-то война?

- Юдит, - ответил Клем. - Но пусть бы она этого и не говорила, это все равно чувствуется в воздухе.

- А она знает, кто будет нашим врагом?

- Нет. Но битва будет тяжелой, и если тебе дороги эти люди, ты не поставишь их в первые ряды. Пусть они встанут там, когда война закончится.

Миляга на некоторое время задумался. Наконец он сказал:

- Тогда они будут миротворцами (Отсылка к евангельскому тексту: "Блаженны миротворцы; ибо они будут наречены сынами Божиими" (Матф. 5, 9) - прим. перев. Отсылка к евангельскому тексту: "Блаженны миротворцы; ибо они будут наречены сынами Божиими" (Матф. 5, 9) - прим. перев.).

- Почему бы и нет? Они разнесут повсюду счастливые вести.

Миляга кивнул.

- Мне это нравится, - сказал он. - Им это тоже придется по душе.

- Тогда отправимся на поиски Юдит?

- По-моему, самое время. Только сначала мне надо пойти попрощаться.

В свете занимающегося утра они двинулись обратно, и когда они вновь оказались под мостом, тени из черных уже успели превратиться в серо-синие. Несколько лучей уже пробились сквозь лабиринт бетонных конструкций и подбирались к воротам сада.

- Куда ты ходил? - спросил Ирландец, поджидавший Маляра у ворот. - Мы уж думали, ты смылся.

- Я хочу, чтобы вы познакомились с моим другом, - сказал Миляга. - Это Клем. Клем, это Ирландец, а это Кэрол и Бенедикт. Где Понедельник?

- Спит, - сказал Бенедикт, - тот самый негр, что стоял на часах.

- А как твое полное имя? - спросила Кэрол.

- Клемент.

- Я тебя раньше видела, - сказала она. - Это ты притаскивал бесплатный суп, а? Ну точно, ты. У меня хорошая память на лица.

Миляга провел Клема в сад. Пламя почти погасло, но жара от углей было вполне достаточно, чтобы отогреть замерзшие пальцы. Он присел на корточки рядом с костром, поворошил угли палкой, пытаясь воскресить угасшее пламя, и поманил Клема поближе. Но наклонившись, чтобы присесть у костра, Клем внезапно замер.

- В чем дело? - спросил Миляга.

Клем перевел взгляд с костра на спящие вокруг груды тряпья. Двадцать или даже больше людей до сих пор видели сны, хотя солнечный свет уже подползал к их логову.

- Прислушайся, - сказал он.

Один из спящих смеялся тихим, едва слышным смехом.

- Кто это там? - спросил Миляга. Звук оказался заразительным, и на лице у него тоже появилась улыбка.

- Это Тэйлор, - сказал Клем.

- Здесь нет человека по имени Тэйлор, - сказал Бенедикт.

- И все-таки он здесь, - ответил Клем.

Миляга поднялся и оглядел спящих. В дальнем углу сада лежа на спине спал Понедельник, едва прикрытый одеялом, из-под которого высовывалась его забрызганная краской одежда. Луч утреннего солнца отыскал свой прямой, ослепительный путь между бетонными колоннами и уперся ему в грудь, захватив также подбородок и бледные губы. Понедельник смеялся, словно эта позолота была щекотной.