Стрелы степных владык - Анна Макина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Гийюй сталкивался с новой яньчжи, он удивлялся её сходству с покойной Сарнай: красавица Алтынай столь же грациозно двигалась и звонко смеялась. От звуков этого смеха у Гийюя по спине пробегал холодок. Однажды он взглянул в глаза Алтынай и обнаружил, что они блестят, как зелёные самоцветы, холодные, как у змеи.
Он стал собирать сведения о смертях в окружении яньчжи и выяснил, что за год уходят к предкам больше десятка юных рабынь из её свиты. Гийюй не знал, что и подумать. Винить Алтынай он не мог, но блеск её глаз казался ему зловещим.
Примечания:
Конепосекающие мечи упоминаются у китайских хронистов и у Н.Я (Иакинфа) Бичурина в его "Собрании сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена", Отделение 1. Хунну.
"Конепосекающим мечом называется острый палаш, которым можно рубить лошадей".
Глава 15. Поездка на юг
— Жил в царстве Чу поэт, по-нашему сказитель, по имени Цюй Юань. Он был министром при дворе правителя Чу, из-за ложного доноса лишён должности и сослан в ссылку. Когда враги захватили его родной город, Цюй Юань бросился в реку и утонул.
— Он был уже стар? — спросил Модэ.
— Вот этого я не знаю, повелитель, — отвечал Гийюй. — Я упомянул об этом поэте, потому что он писал хорошие стихи. Наставник Ли Сянь читал мне их вслух по памяти. Потом наш родич, князь Сюйбу, подарил мне драгоценный свиток из собрания диковинок своего отца. Не хотите ли послушать, что Цюй Юань писал про разные страны?
— Давай, рассказывай.
Сегодня шаньюй пригласил Гийюя разделить вечернюю трапезу с ним, Чечек и детьми. За стенами юрты выл ветер, зимняя метель разыгралась не на шутку. В такое время хорошо сидеть на мягких кошмах за плотными войлочными стенами, греться у очага, вдыхая привычный запах горящего кизяка, пить подогретое вино и вести неспешную беседу о дальних землях.
По знаку Модэ служанка налила в чашки мужчин рисового вина. Чечек и дети пили тёплое молоко. Уже съели похлёбку и варёное мясо, теперь Чечек намазывала на куски тонких пресных лепешек привезенный издалека золотистый мёд, раздавала детям. Из таких медовых кусочков и ломтиков белого сыра Модэ выстроил перед собой на большом бронзовом блюде цепочку и сказал трёхлетнему сынишке Гийюю младшему, что это караван, который должен попасть домой, то есть к нему в рот.
Сидя на отцовском колене, малыш смеялся, слушая отца, уверявшего, что лакомства очень хотят отдохнуть в его животе. Шаньюй придерживал сынишку и совал ему в рот сладкие кусочки, не забывая угощать и сидевшую справа от него вторую дочку, болтливую шестилетнюю Тананчечек.
Десятилетняя старшая дочь, круглолицая Навчин, брала куски лепёшки у матери, и таскала изюм из расписной миски. Время от времени Гийюй старший тоже закидывал в рот изюминки, перемежая их сыром.
Слушая звонкие голоса ребятишек, Гийюй тихо радовался за сестру, очевидно, наслаждавшуюся покоем и счастьем видеть здоровых, весёлых детей и мужа.
Сама Чечек из нежной тоненькой девушки стала красивой, властной женщиной, хотя на её лбу и появились морщинки. Сейчас она порой придерживала большой живот, ведь вскоре ей предстояло родить ещё одного ребёнка.
Глядя на неё, Гийюй не мог не вспомнить, что яньчжи Алтынай сейчас тоже ожидает дитя. До сих пор жёны Модэ жили в мире, но если у яньчжи появится сын, то не начнётся ли вражда между матерями возможных наследников шаньюя?
Пока об этом рано думать, и не хотелось представлять себя на месте покойного Басана, который пошёл на преступление в интересах дочери.
Отбросив дурные мысли, Гийюй тщательно вытер руки влажным полотенцем и развернул принесённый с собой свиток — читать его обучил беглый южанин, сбежавший на север из империи Цинь, когда там начали преследовать ученых книжников.
Хрупкий с виду Ли Сянь выжил в пустыне, добрался до кочевий хунну, и те приютили его. Поначалу книжник пас скот, пытался возделывать огород, а потом Гийюй отыскал его, накормил, прилично одел и дал ему другое занятие.
Ли Сянь обучил Гиюйя и отобранных им людей грамоте и поведал им немало интересного о жизни на юге. Эти знания могли пригодиться лазутчикам, которых Гийюй по указанию шаньюя отправлял в земли вновь созданной империи Хань.
Устремив сосредоточенный взгляд на свиток, Гийюй начал медленно читать, переводя стихотворные строки на родной язык:
Восточной стороне не доверяйся,
Там великаны хищные живут
И душами питаются людскими;
Там десять солнц всплывают в небесах
И расплавляют руды и каменья,
Но люди там привычны ко всему…
— Десять солнц? — заметила Чечек. — Для того, чтобы выжечь траву в степях летом, хватает и одного. Тяжко там, наверное, жить в жаре, скоту кормиться нечем.
Кивнув, Гийюй продолжал:
И в южной стороне не оставайся!
Узорами там покрывают лбы,
Там человечину приносят в жертву
И стряпают похлебку из костей.
Там ядовитых змей несметно много,
Там мчатся стаи великанов лис;
Удавы в той стране девятиглавы.
Вся эта нечисть там кишмя кишит,
Чтоб пожирать людей себе на радость.
— А они не придут сюда? — робко спросила Навчин.
— Нет, дочка, не придут. У твоего отца лучшее в мире войско, и нечисть об этом знает. Ваш отец никому не даст вас обидеть, — произнеся это, Чечек выразительно глянула на мужа.
Тот охотно подтвердил:
— Не дам в обиду ни вас, ни вашу мать.
Услышав это, Чечек довольно улыбнулась, и сама откусила кусок медовой лепешки.
— Великанов лис, — задумчиво повторил Модэ, отхлебнул вина, спросил:
— Гийюй, ты же был на юге. Видел этих, с расписными лбами?
— Нет, повелитель, не видел.
— А можно мне расписать лоб? — спросила Тананчечек.
— Что ты, дочка, у нас так не делают, — сказала ей мать, а Навчин добавила:
— Станешь некрасивой.
Тананчечек не сдавалась:
— А я угольком, потом всё смоется.
— Вы с Навчин и так самые красивые, не стоит себя разрисовывать, — вмешался Модэ, и дочка надула губы, не осмеливаясь возражать отцу. Навчин смущённо улыбнулась, а Чечек подтвердила, что девочки и так хороши.
Гийюй продолжал:
— Далеко на юг я не заходил, но мне говорили, что там есть дикие леса, в которых живут самые разные звери. На девятиглавого удава я бы сам хотел взглянуть.
Дети наперебой загалдели, представляя, как многоголовый змей пожирает добычу, всеми ртами сразу
