Убийство Столыпина. 1911 - Дмитро Табачник

Столыпину была ясна подобная практика из совсем недавнего прошлого. Трудно сказать, что он думал по поводу убийств БО ПСР своего предшественника на посту министра Вячеслава фон Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Однако премьер не мог не думать, как осуществление этих террористических актов стало возможно при наличии «Раскина» и не стали ли они результатом использования «втемную» БО кем-то весьма влиятельным для достижения собственных целей.

О мистике заставляет задуматься и завещание Столыпина, в первых строках которого было написано: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». Глава правительства предчувствовал не только свою насильственную смерть, но и то, что она произойдет не в столице.

Думается, можно смело предположить, что подобное настроение обреченности сыграло весомую роль в дальнейших трагических событиях.

Однако если охрана премьера находилась в его собственных руках, то для обеспечения безопасного пребывания царской семьи в Киеве были задействованы огромные силы полицейского аппарата.

Нельзя не обратить внимания на одно обстоятельство в организации системы охраны. Как правило, за организацию охранных мероприятий при приезде царя отвечали местные губернаторы.

Хотя бывали прецеденты, когда систему охраны перепоручали представителю МВД, но это касалось только небольших губерний, где не было достаточных собственных полицейских сил, что никак не могло относиться к Киевскому, Подольскому и Волынскому генерал-губернатору, обладавшему огромными полномочиями и возможностями.

Поэтому никто не сомневался, что полномочия по организации охраны будут предоставлены генерал-губернатору Федору Трепову. Однако царь принял беспрецедентное решение – в вопросах организации охраны подчинить генерал-губернатора товарищу министра внутренних дел и командиру Отдельного корпуса жандармов (ОКЖ) генерал-лейтенанту Павлу Курлову. Решение было принято царем без ведома министра внутренних дел, который был просто поставлен перед фактом, что не мог не воспринять как личное оскорбление. Но если Столыпин не захотел устраивать демарш по этому поводу, то Трепов не был настолько сдержанным – он демонстративно подал в отставку, и премьеру пришлось, во избежание громкого скандала перед началом киевских торжеств, его успокаивать. В письме генерал-губернатору он неубедительно пытался оправдать высочайшее решение, ошибочность которого для него самого была очевидна. По его словам, назначение Курлова ответственным за охрану в Киеве «вызвано исключительно объединением мер по охране драгоценной жизни Государя Императора, ввиду командирования с этой целью как чинов различных ведомств, так и чинов полиции из других городов».

Впрочем, в письме к Курлову Столыпин весьма прозрачно намекнул, что думает по поводу царского решения, явно пролоббированного шефом жандармов: «Киевский генерал-губернатор сообщил мне, что считает оскорбительным для себя то, что высший надзор и наблюдение за охраной государя отняты у него и переданы Вам. В этом он усматривает признание его негодным для того поста, который он занимает».

Остается открытым вопрос: с какой целью Курлов за спиной министра добился решения о передаче в свое подчинение охраны во время киевских торжеств? Наиболее простой ответ: меркантильные и карьерные соображения. Стало традицией, что ответственные за организацию охраны во время царских поездок каждый раз щедро награждались деньгами и ценными подарками, а также повышались в звании. Кроме того, в распоряжении ответственного за организацию системы охраны оказывались большие средства (на охрану в Киеве было выделено 300 тысяч рублей), контроль за расходованием которых был не слишком строгим. Отнюдь не отрицая данного очевидного мотива, следует все же задаться вопросом: был ли он единственным? Не было ли у Курлова еще и другого мотива – получения абсолютной бесконтрольности действий, без которой невозможно было достигнуть некой поставленной им или ему цели?

Подчиненными шефа жандармов по охране киевских торжеств стали три должностных лица из числа охранного ареопага – заведующий охранной агентурой (личная охрана царской семьи) полковник ОКЖ Александр Спиридович, чиновник особых поручений при министре внутренних дел, исполняющий обязанности вице-директора Департамента полиции, статский советник Митрофан Веригин и начальник Киевского охранного отделения подполковник ОКЖ Николай Кулябко. Именно они сыграли ключевую роль в дальнейших событиях, поэтому следует дать хотя бы краткие характеристики этим видным представителям политического сыска и их руководителю.

Господа охранники

51-летний шеф жандармов Павел Курлов происходил из семьи потомственных военных – его дед дослужился от простого солдата до генерал-майора, а отец уже стал генералом от инфантерии. Сам же жандармский генерал служил в лейб-гвардии Конном полку, Корпусе пограничной стражи, военно-судебном ведомстве, потом в Министерстве юстиции.

После перехода в МВД Курлов занимал должности курского вице-губернатора и минского губернатора, пережил два покушения эсеровских боевиков в отместку за энергичное подавление революционных выступлений. Правда, о покушении в Минске высказывались разные мнения. Охранное отделение получило агентурную информацию о готовящемся эсерами покушении на губернатора, но, чтобы не раскрывать своего осведомителя, решило не препятствовать террористическому акту, а лишь привело заранее бомбу в негодность. Трудно сказать, знал ли об этом Курлов, но во всяком случае, обе стороны остались довольны – охранников наградили за предотвращение убийства губернатора, а Курлов показал свою отвагу и то, насколько опасаются революционеры верного слугу престола. Стоит заметить, что, возможно, его действия в Киеве были в определенной степени обусловлены минским опытом, являвшимся примером классической провокации.

Однако, как бы то ни было, личная храбрость Курлова и его решительность в подавлении революционных беспорядков (особо контрастная на фоне нерешительности большинства губернаторов) не остались незамеченными.

В 1906 году Курлов назначается управляющим Киевской губернией. Назначение это состоялось по высказанной императору просьбе генерал-губернатора генерала от инфантерии Владимира Сухомлинова, у которого произошел конфликт с Киевским губернатором генерал-майором Алексеем Веретенниковым. На этом посту Курлов также действовал весьма эффективно, не только жестко пресекая действия революционеров, но и сумев получить доверие киевского общества.

К этому времени относится и знакомство Курлова с Кулябко. Начальник охранного отделения предотвратил покушение на него и генерал-губернатора, которое революционеры якобы планировали осуществить на благотворительном концерте. Курлов вспоминал о тех событиях следующее: «На концерте мое место было рядом с генерал-губернатором. Обернувшись назад, я увидел, что сзади нас сидит Кулябко около какой-то женщины, внешность которой плохо гармонировала с нарядной обстановкой концерта. В антракте начальник охранного отделения не отходил от этой женщины, любезно с нею разговаривая, а в конце Кулябко доложил мне, что всякая опасность устранена, и на мой вопрос, кто была сидящая рядом с ним женщина, ответил, что это одна из его секретных сотрудниц, которая доставила ему сведения о готовящемся покушении, наблюдала в зале за возможным появлением злоумышленника и, наконец, на подъезде предупредила его, что охрана генерал-губернатора и меня сильна и, следовательно, надо отказаться от выполнения намеченного плана».

На этом эпизоде следует остановиться подробнее – он как будто является «генеральной репетицией» 1 сентября 1911 года.

Думается, вообще никакие революционеры (обращает на себя внимание, что Курлов использует подобное размытое определение, не упоминая о партийной принадлежности террористов) никого убивать не планировали. Слишком все выглядит картинно и демонстративно – секретный агент в театре, и рядом с ней бдит начальник охранки. Подобным образом покушения не предотвращают, но показать свое рвение в глазах ничего не понимающих в полицейских делах высоких сановников очень удобно. Скорее всего, Кулябко или сам организовал инсценировку, или сделал вид, что поверил своей агентессе, преследовавшей какие-то собственные цели (вероятней всего, получение награды за усердие).

Впрочем, еще более возможен вариант, что Кулябко действовал по договоренности с Курловым или последний сам прекрасно понимал происходящую на его глазах комедию. Дело в том, что каждое покушение (разумеется, неудавшееся) было для губернаторов и других высших должностных лиц чем-то вроде ордена – оно свидетельствовало о том, насколько враги престола считают их опасными для революции. За этим неизменно следовала царская милость и блестящие карьерные перспективы.