Вид с метромоста (сборник) - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому что Сергей Петрович ее раздражал. Своим висячим брюхом и тем, что сидел в сортире очень долго и очень громко. Пукал и тужился на весь дом. Спасибо, не забывал попшикать дезодорантом. Но что он всегда забывал, так это расправить свое мокрое полотенце на сушилке. Он его пихал комом. Годами, десятилетиями! «Такое бы упорство да на доброе дело», – думала Анна Николаевна. Примерно то же думал и Сергей Петрович, когда жена целыми вечерами болтала с дочерью. Сергей Петрович каждый раз говорил: «Передай привет», – но Анна Николаевна никогда не могла сказать три слова «Привет от папы». Загадка. Но он не пытался выяснить почему. Они вообще мало разговаривали.
Секс у них бывал очень редко. Но бывал. Как-то вдруг случалось. Но никакого удовольствия. Потом оба принимали валокордин и вяло спорили, кто первый пойдет в душ. Вернее, вяло уступали друг другу право пойти первым.
Сергей Петрович часто дарил ей подарки: духи, шелковые косынки или просто конфеты. Она тоже дарила ему галстуки и одеколон. Или коньяк.
По субботам они ходили в театр или на концерт. Анна Николаевна умела ярко и красиво нарядиться. Сергей Петрович одевался строго: темный костюм, сверкающие туфли. Они хорошо смотрелись рядом, когда отражались в зеркалах фойе.
А по воскресеньям принимали гостей. То дочку с другом, то сестру Анны Николаевны с мужем, взрослым сыном и его женой, то сослуживцев Сергея Петровича – профессоров Асатуряна и Ковалевского.
Однажды, выйдя от них, Асатурян сказал Ковалевскому:
– Какая всё-таки милая семья!
– Да, – вздохнул Ковалевский и покосился на свою жену: она шла впереди и болтала с женой Асатуряна. И негромко добавил: – А мы давно уже… Фактически никто друг другу. Просто компаньоны.
– Не так уж плохо, – сказал Асатурян.
– Наверное, – сказал Ковалевский.
Вольный город Триест
в радости и горе, в бедности и богатстве– Давай убежим! – сказала мне одна девушка.
– Давай, – сказал я, не задумываясь.
Мы с ней собирались пожениться; я ее любил тогда и соглашался на всё, что она предлагала.
– Точно? – спросила она.
– Конечно, – сказал я. – А куда?
– На Запад, – сказала она. – Смотри. Мы сначала съездим туристами куда-нибудь в Польшу или ГДР. А потом возьмем путевку в Югославию. Именно в республику Словению. Оторвемся и перебежим в Триест.
– Хорошо, – сказал я.
Потому что я тогда очень сильно ее любил. Даже несколько чересчур. Я готов был всё для нее сделать. Всё, что она захочет. Всё, как она скажет. Честное слово. Ну, почти всё. Наверное, человека убить не смог бы. А убежать за границу – да с восторгом!
Я очень обрадовался, что она мне предложила такое. Потому что я не знал точно, любит она меня по-настоящему или нет. А тут я увидел залог и подтверждение любви – раз она хочет вместе со мной бежать на Запад.
У меня сильно забилось сердце. Казалось, начинается новая, интересная, опасная и прекрасная жизнь – с ней.
– Вот какие мы с тобой заговорщики, – я обнял ее за плечи.
– Нет, – сказала она и сбросила мои руки. – Не выйдет.
– Почему?
– У меня папа на загранработе, ты же знаешь, – сказала она. – Его сразу выгонят, уволят, исключат из партии. Отправят бухгалтером в домоуправление. В лучшем случае. А на нем вся семья. Мама и брат. И еще бабушка. Нельзя ломать жизнь стольким людям. Тем более папе с мамой. В Триест бежать, – усмехнулась она, – вот еще выдумал!
Сердце всё еще сильно билось, но уже совсем не так.
– Это не я выдумал, – сказал я. – Это ты выдумала.
– Что? – рассеянно спросила она. Она уже думала о чем-то другом.
– Это ты придумала бежать в Триест! – сказал я.
– Ну и что? – сказала она. – Всё, забыли, проехали.
– Интересно, – подумал я чуть позже, – что я про своих родных не вспомнил. Наверное, был слишком сильно влюблен. До потери здравого рассудка. Ну, а кроме того, – думал я, – мой побег не повредил бы моей семье: папа уже умер, а маму с сестрой ниоткуда не могли выгнать, уволить или исключить…
Но это были совсем уже отвлеченные размышления.
Потом мы всё-таки поженились. Но ненадолго.
Тоже вера
через двадцать лет, на неделькуВера вставала раньше и шла пить кофе, а потом в ванную – так у них с Сашей было заведено.
Вот и в этот раз Саша проснулся от запаха кофе, потом услышал, как шипит и журчит вода. Встал, потянулся, помахал руками, поприседал, накинул халат и вышел в кухню.
Вера всегда оставляла на столе чашку с остатками кофейной гущи. Саша сам ее споласкивал.
Но тут он увидел, что чашка вымыта и стоит на сушилке.
Щелкнул замок ванной, и Вера, понизу замотавшись полотенцем, пошла в комнату. Под левой лопаткой у нее была большая темная родинка. Странно. Они ездили на море, они ходили в бассейн, да он с ней любовью занимался в той самой позе, буквально позавчера – у нее была совсем гладкая спина!
Он пошел за ней.
– Вера, – сказал он. – У тебя там выросла родинка.
– Где? – спросила она, обернувшись.
Он повернул ее к себе спиной и потрогал родинку пальцем. Вера закинула руку за спину, но не смогла дотянуться.
– Может, она всегда была?
– Клянусь, там ничего не было, – разволновался Саша. – Ты обязательно сходи к врачу, а то мало ли что. Главное, вовремя поймать.
– С ума сошел, – засмеялась Вера, снова обернулась к нему лицом и голой грудью и вдруг обняла его и проговорила: – Ну, иди сюда… – и потянула к постели.
– Тебе же на работу… – шепнул он.
– Обойдутся… – простонала она.
Вообще Вера была холодноватой женщиной, ей надо было раз в неделю, а то и реже, но тут на нее просто черт напал. У них даже в медовый месяц такого не было.
Через пару дней Саша сказал, что в субботу придут Малюковы. «А?» – переспросила Вера. «Ну, Дима с Ольгой». – «Да, да». – «Мы же еще в сентябре договаривались!» – «Конечно, конечно». Казалось, она с трудом соображала, о ком идет речь. Вдруг она в самом деле заболела? Рак. Метастазы в мозг. Сашу пробил холодный пот.
Он всю ночь не спал и думал, что делать, куда кидаться, а под утро ему приснилась одна девушка, ее звали тоже Вера, она училась в мединституте. Потом Саша слышал, что она работает в институте онкологии, заведует отделением.
А тогда он страшно был в нее влюблен, встречал и провожал, дарил цветы, водил в театр, и она охотно проводила с ним время, но притронуться не давала. Однажды он прямо спросил, в чем дело. «Ты хороший, – сказала она. – Но ты мне не нравишься как мужчина». – «Это навсегда?» – спросил Саша. «Ничего не бывает всегда, – странно улыбнулась Вера. – Вдруг мы с тобой встретимся через двадцать лет, и ты мне вдруг понравишься…» У Саши сердце застучало от тогдашней бессильной злости, и он проснулся.
Вера варила кофе в кухне. Вот она пошла в ванную.
Саша вскочил, раскрыл шкаф, достал толстый обтрепанный портфель и вытащил старую записную книжку.
Сначала он попал на давно проданную квартиру, но ему дали новый телефон.
Подошел ребенок лет тринадцати. Непонятно, мальчик или девочка.
– Простите, что я так рано звоню… Можно Веру?
– А кто ее спрашивает?
– Это Панфилов Александр, ее старый знакомый.
– Мама умерла.
– Господи! Давно?
– Недавно, – хрипло сказал ребенок. – Вчера было девять дней.
В кухне на столе стояла немытая чашка.
Вера вышла из ванной и пошла в комнату.
Саша смотрел в ее гладкую спину так, что она обернулась.
– Я вчера была у косметолога, – сказала она. – Удалила родинку.
Nikogda
как-то в полночь, в час угрюмыйАглая Сергеевна читала письмо:
«Дорогая Аля!
С днем рождения, моя милая. Всех благ тебе, удач и радостей, здоровья. Сказал бы „желаю успехов и свершений“, но ты же не терпишь лицемерия.
Тебе пятьдесят шесть. Не старость, конечно, и выглядишь ты прекрасно, но уже смешно мечтать о будущем. Ко мне это тоже относится. Тем более что я на целых полгода старше.
Наступает время покоя.
Меня это страшно бесит. Я всё равно хочу будущего.
Алечка, дорогая моя! Почему так получилось? Я никак не могу понять: почему ты с таким дьявольским, таким фанатичным, с таким, извини, тупым упорством меня отвергала? Я влюбился в тебя на втором курсе, и сразу объяснился, и сделал предложение, и потом бегал за тобой еще лет шесть – а ты повторяла: „Нет, нет, нет“. Пока не вышла замуж за этого типа. Я знаю, как он грязно тебя предал, ты от него убежала, и я тут же пришел к тебе, но ты снова сказала: „Нет, никогда“.
Но почему? Почему?
Чем я тебе не угодил?
Разве я был некрасив, несимпатичен? Слишком застенчив или невыносимо нагл? Ведь нет же! Разве я был глуп и бездарен? Нет! И цель в жизни я умел ставить, и достигать тоже. Достойно, собственными силами. Вот, пожалуйста: я академик РАН, директор НИИ, лауреат Госпремии, а также золотой медали Купера. Веду семинары в Геттингене и в Париже.