Америго - Арт Мифо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом странности не закончились.
Когда Уильям спускался по старой деревянной лестнице на берег, омываемый опасными водами, он с тревогой размышлял о том, что будет с ним, когда истечет этот год и запрут на замок тяжелые двери Школы. Он был готов стать кем или чем угодно, подчиняться кому угодно – только ради того, чтобы иметь право всегда приходить в Парк Америго, сохранить обеих своих милых подруг, не дать ни той, ни другой совсем исчезнуть. Но как трудно было это представить! Чем дальше, тем больше нарастал его страх собственного повиновения обстоятельствам, страх рано или поздно сделаться таким же несчастным, неудовлетворенным и злым, как его отец и, должно быть, многие другие люди. Это казалось совершенной глупостью и в то же время самым вероятным исходом; ведь теперь он видел Элли так мало, но, подумать только, почти с этим смирился! Было ли это следствием воспитания, влияния учителя, преданности любвеобильной матери, которая была с ним все же намного дольше, – или он просто-напросто привык к тому, что так или иначе приходится возвращаться на палубу?
В тот день, однако, ему снова дана была возможность ее увидеть.
Она ждала его, прислонившись спиной к старому дубу, у которого обычно начинались все их приключения; на ней было синее платье – до странного короткое, вздернувшееся едва ли не выше бедер. «Она хитрее моей Лены! Но где же мое благоразумие и терпение?» – спрашивал себя Уильям со страхом и странным волнением в животе, оглядывая ее худые бледные ноги – чистые, как с картинки. Спрятав левую руку за спину, она сосредоточенно тыкала пальцем правой руки куда-то вверх – наверное, считала птиц, устроившихся на соседних деревьях?
– Знал ли ты, Уильям, что на нашем дубе – двести сорок восемь тысяч восемьсот тридцать два листка? – спросила она, когда юноша приблизился к дереву.
– Нет, – потрясенно ответил он и тоже задрал голову, – но это невероятно! Это во столько раз больше, чем я думал! Как же ты… Как ты сумела их сосчитать?
– Очень просто, – ответила Элли. – Ты ведь научил меня, глупый!
– Да, но… Они все одинаковые, и их так ужасно много… Как ты не сбилась со счета?
– Они вовсе не одинаковые, – возразила на это девушка. – У каждого – свое лицо. И даже говорят они по-разному. Все только чепуху, если честно…
Уильям опустил глаза на нее.
– Ты удивительная, – сказал он.
– Нет, – опять возразила Элли, – я – Элли!
И они отправились в путь, освещаемый солнцем.
Почти целый день Элли молчала, и это была новая странность: в Лесу всегда находилось живое существо или растение, о котором она могла рассказать своему другу. Но теперь они никого не выслеживали, не высматривали новых лужаек, не обшаривали палую листву в поисках весенних грибов, даже не проверяли многочисленные тайники в дуплах и норках! Они только шли и шли, следуя странным хитросплетенным тропинкам, о которых прежде было известно одной лишь принцессе.
Когда Уильям уставал, он садился на траву, и Элли безропотно садилась рядом. Отдохнув и подкрепившись, они продолжали свой поход, не отвлекаясь на лесную живность; а ведь Лес в этот день был необыкновенно живым! Их сопровождали любопытные птицы с разноцветными перьями, со всех сторон тянулись однозвучные песни цикад, а по ветвям деревьев скакали ловкие – красные и бурые – белки.
Одна из этих белок сбежала по стволу тополя вниз, потом забралась на широкий пень, мимо которого проходили Уильям и Элли, и уставилась прямо на них – как показалось Уильяму, с удивлением.
Но Элли даже не обратила на нее внимания, и белка, обиженно махнув хвостом, скрылась в высокой траве.
Уильям пытался обогнать девушку, чтобы заглянуть ей в глаза и понять, что она замыслила в этот раз, но Элли только отворачивалась, делая вид, что должна наблюдать за коварной извилистой тропой.
Когда небо зарделось вечерним солнцем, принцесса наконец решила задержаться сама – в том месте, где заросли были пронизаны сумеречными лучами и стоял щекочущий запах ила.
– Я теперь вижу тебя нечасто, – сказала вдруг Элли с какой-то неуместной радостью и предвкушением.
– Знаю, – неохотно откликнулся Уильям. – Но я ничего не могу сделать. Ведь мне… ведь они… ведь Парк… то есть Лес…
– Молчи, – прервала его девушка. – Я тебе верю.
Она захихикала, вызвав этим изумление своего спутника.
– Не смотри на меня так, – сквозь смех предупредила она Уильяма и ринулась в густую зелень. Уильям устремился за ней, разгребая руками ветки и продираясь через цепкие кусты.
Элли сидела на отлогом песчаном берегу. Но это был вовсе даже не берег Парка! Она нашла крохотный пруд, в полсотни, должно быть, шагов шириной; в нем плавали странные, но восхитительно прелестные желтые цветы на тонких подносах из округлых светло-зеленых листьев. Над водой висели блестящие стрекозы с большущими, почти как у Элли, глазами.
– Почему мы не бывали здесь раньше? – пораженно спросил Уильям. Он замер вблизи от пруда.
– Нимфеи! – вместо ответа воскликнула Элли, не теряя странного предвкушения в тоне. – Это – нимфеи! И еще – гляди, как играет свет! Здорово, да? Смотри, что делается с ним в воде!
И правда, из-за далекой облачной мглы, из-за приземистых деревьев на противоположном берегу спускались к зыбкой поверхности пруда мягкие лучи – и продолжались на воде, словно на странице книги: огненной рекой, сверкающей искрами, глубоким ущельем в расколотой молнией глыбе, золотой жилой, янтарными бусами, рассыпанными неловкой рукой влюбленного, или… Уильям склонил голову набок и отчего-то увидел приоткрытую зловонную пасть ночного зверя, обнажившего два ряда подвижных хищных клыков. Тут же Элли швырнула камень точно в эту пасть, и запах ослаб до того, чтобы можно было привыкнуть. Затем она распрямила свои стройные ножки и опустила их в холодную воду. Скорчила
