Загадка Кирова.Убийство, развязавшее сталинский террор - Осмунд Эгге

В начале 1960-х гг. Шатуновская была включена в комиссию Шверника, но продолжала собирать материалы по убийству Кирова даже после прекращения комиссией своей деятельности. В мае 1962 г. она написала письмо Хрущеву, в котором пересказывала некоторые отчеты о заявлениях Николаева, сделанные им в ходе его допроса Сталиным. Но и они основывались на сведениях, полученных из вторых и третьих рук. В них опять повторялись рассказы людей, которые якобы присутствовали при допросе, хотя это не находило подтверждения в независимых источниках[485].

История о допросе Сталиным Николаева была хорошо известна высшему партийному руководству. Молотов и Ворошилов присутствовали при допросе. Хрущев, который участвовал в поездке в Ленинград 2 декабря 1934 г., также знал о том, что Сталин допрашивал Николаева. В своих мемуарах Хрущев пишет, что, по его мнению, утверждения Николаева по поводу полученных им приказах НКВД принимать на веру так же трудно, как и отвергать их. Хрущев также намекает на то, что Николаев мог надеяться спасти свою жизнь тем, что он будет просто выполнять данные ему приказы[486].

Хрущев также строит свою версию событий на истории Шатуновской и утверждает, что Николаев упал на колени и клялся, что действовал по приказу[487]. На эту же версию ссылается и Роберт Такер. При этом Такер упоминает также и другую историю; если она верна, то она напрямую предполагает причастность Сталина к этому убийству. Согласно этой версии, Николаев начал свой ответ на вопрос Сталина о том, почему он убил Кирова, словами «но вы сами...», после чего был избит сотрудниками НКВД и выведен из помещения. Источник этих сведений — некий Н. Кирмен, сын друга Ворошилова Р. Мельницкого, т. е. здесь мы имеем дело с данными, полученными из третьих рук[488].

Теоретически эта мифическая история может быть подтверждена и другими слухами о том, что перед убийством Кирова Николаев был на приеме у Сталина в Москве. По этим слухам, Сталин проявлял живой интерес к семейным делам Николаева, сожалел, что Киров ничего не делает и поощрял Николаева отомстить за себя. Николаев якобы рассказывал об этом некоему сотруднику московского НКВД Сорокину, который случайно встретился с Николаевым, когда тот предположительно был в Москве в 1934 году. Сорокин позднее пересказывал эту байку в Гулаге другому заключенному, Павлу Гольдштейну, который и являлся источником этой информации[489]. Рассказ Гольдштейна — это история из третьих рук; она не подтверждена записями регистрации посетителей Сталина и представляется в высшей степени маловероятной. Отсутствуют и иные источники, которые подтверждали факт приезда Николаева в Москву в 1934 г. Комиссия Яковлева изучала этот вопрос и пришла к выводу, что Николаев не был в Москве в 1933-1934 гг.[490] Данную историю следует отвергнуть так же, как и опусы других авторов, пытающихся привлечь к себе интерес своими фантастическими рассказами о сталинских временах. Следовательно, этот рассказ не может подтвердить историю Кирмена об ответе Николаева Сталину во время его допроса 2 декабря.

В связи с этим следует отметить, что история о том, что Николаев якобы указал на сотрудников НКВД, а также история о том, что он якобы указал на Сталина, не могут быть правдивыми. Однако Такер считает, что сделать выбор между этими двумя версиями трудно. По данным Такера, Николаев якобы сказал тюремному охраннику Кацафе, что убийство Кирова «было организовано органами НКВД»[491]. Источником этой информации Такер называет Медведева. Однако в том абзаце, на который ссылается Такер, Медведев пишет нечто иное: «Николаев рассказал Кацафе, как было организовано убийство...»[492] Однако в новом издании книги Медведева этот абзац был изменен следующим образом: «Николаев рассказал ему (Кацафе), что убийство Кирова было организовано органами НКВД...»[493] Причина такого значительного изменения не ясна. В российском издании книги «К суду истории» («Let History Judge»), вышедшей в 1990 г., вся история о Кацафе была опущена[494].

Если в заявлении Кацафы действительно содержались бы подобные сведения, то следует предположить, что о них упомянули бы те, кто видел данный документ, например судьи Верховного Суда Петухов и Хомчик. Однако они рассказывают совсем другую историю[495]. Таким образом, слова Кацафы, что Николаев якобы сказал ему, что он действовал по приказам НКВД, следует считать весьма сомнительными.

Когда в эпоху гласности дело об убийстве Кирова заново стало привлекать интерес людей, на сцене снова появилась Шатуновская, которой к этому времени было уже почти девяносто лет. У нее взял интервью Николай Зенькович, автор популярных очерков о политической истории Советского Союза. В своем интервью Шатуновская представила еще одну версию о происхождении информации об утверждениях Николаева по поводу приказов НКВД. По словам Пальчаева, который в 1934 г. был прокурором Ленинграда и якобы присутствовал при допросе Сталиным Николаева, Николаев ответил на вопрос Сталина, что сотрудники НКВД четыре месяца назад убедили его убить Кирова, аргументируя это убийство интересами партии и государства. После этих показаний Николаев якобы был избит. Автором этого рассказа является Опарин, старый большевик, хорошо знавший Пальчаева. Данная история якобы была подтверждена еще одним ветераном партии, другом Чудова Дмитриевым, который слышал рассказ Чудова о событиях во время этого допроса[496].

Шатуновская также написала письмо Яковлеву, в котором она пересказывает утверждения Николаева о том, что сотрудники НКВД принудили его совершить убийство[497]. Комиссия Яковлева изучила письма Шатуновской Микояну и Хрущеву и сделала следующее заключение: «Содержание этих писем свидетельствует о том, что О. Г. Шатуновская, участвуя в 1961 г. в работе комиссий по исследованию обстоятельств убийства С. М. Кирова, тенденциозно подбирала отдельные свидетельства из писем и заявлений граждан, подтверждающих выдвинутую ею версию, что и было использовано в опубликованных воспоминаниях Н. С. Хрущева»[498]. Обратите внимание, что здесь тоже мемуары Хрущева косвенным образом признаются «тенденциозными».

Конечно же, Николаев действительно мог в своих показаниях обвинять НКВД. Но это может не иметь ничего общего с правдой или может представлять собой, как предполагает Хрущев, всего лишь отчаянную попытку Николаева избежать казни. Однако в соответствии с тем, что мы знаем из других источников (материалы других допросов Николаева, его дневники), данная история заслуживает мало доверия. Как и большинство других слухов на эту тему, попытки Николаева обвинить в своих бедах НКВД практически не подтверждаются другими источниками. Эта версия показаний Николаева на допросе Сталиным основывается на информации из вторых, третьих и даже четвертых рук, и определить независимости таких источников невозможно. Варианты этой версии также содержат много фактических неточностей: Запорожец не был в Ленинграде 2 декабря, револьвер принадлежал Николаеву. Но некоторые историки продолжают верить этим слухам; некоторые из них даже считают их почти подтвержденными фактами[499].

Данная версия, по которой Николаев говорит об участии НКВД и даже Сталина в убийстве Кирова, является не единственной версией о том, что говорил и делал Николаев во время допроса Сталиным. Имеются и другие, которые основываются на совершенно иных сведениях. Одна из них — это рассказ Кацафы, появившийся во время работы комиссии по расследованию дела Кирова в 1960-х гг. Предположительно, Кацафа сопровождал Николаева на допрос 2 декабря 1934 г. На самом допросе он не присутствовал, однако пояснил, что когда Николаева увели с допроса, заместитель начальника оперативного отдела НКВД Гулько якобы сказал, что «этот подлец Николаев был очень груб в беседе со Сталиным, отказался отвечать на вопросы и вел себя как хулиган. Но при этом Николаев был готов отвечать на вопросы Ворошилова. На вопрос, почему он стрелял в Кирова, он заявил, что сделал это потому, что ему не давали никакой работы, он и его семья отказываются оставаться в санатории, даже если бы они все были больными, и т. д.[500] Когда Николаева отводили в камеру, Николаев сказал другому охраннику Гузовскому, что Сталин обещал сохранить ему жизнь, если он раскроет всех своих сообщников. Однако, по словам арестованного, никаких сообщников у него не было[501].

Рассказ Кацафы о том, что якобы ответил Николаев на вопрос о мотивах убийства, соответствует записям в дневнике Николаева. В них Николаев предстает как отчаявшийся человек: ему не дают подходящей работы, а его заявление на отправку семьи в санаторий отклонено[502].