Мертвая тишина - С. А. Барнс

Кейн легонько дергает прядь моих волос, выбившуюся из старательно собранного хвоста, и убирает за ухо.

— Если ты считаешь это жалостью, пожалуй, нам и вправду необходим разговор посерьезнее, прямо сейчас.

Уголки его рта дергаются вверх, и он нагибается ко мне.

Мое сердце заходится в бешеном темпе. Это происходит на самом деле?

Его губы замирают над моими, ясные голубые глаза, несмотря на усталость, полны теплоты. Кончик его носа касается моей щеки, и я инстинктивно запрокидываю голову. А руки сами собой взлетают ему на плечи, словно бы для сохранения равновесия, и пальцы тонут в мягком тепле футболки.

Но, прежде чем наши губы успевают соединиться, где-то позади раздается вздох.

— О, простите! — громко, слишком громко извиняется Лурдес.

Вздрогнув, я отшатываюсь от Кейна, и он неохотно меня отпускает. Его руки зависают в воздухе, словно я еще могу вернуться к нему, и только затем бессильно падают по бокам.

Я откашливаюсь и окликаю уже обратившуюся в бегство девушку.

— В чем дело, Лурдес?

Она осторожно оборачивается, и взгляд ее мечется между мной и Кейном. Ее явно распирает от желания поговорить об увиденном, я прямо вижу трепыхающиеся мультяшные сердечки у нее над головой. «Даже не думай!» — отвечаю я взглядом.

— Э-э… Нис кое-что нашел и хочет показать. — Рот Лурдес растягивается до ушей, и ей, по-видимому, требуются значительные усилия, чтобы не ляпнуть что-нибудь лишнее.

— Хорошо. Уже идем, — отвечаю я.

Девушка кивает и направляется обратно на мостик.

Идет она, однако, неспешно, да еще то и дело оглядываясь через плечо, так что продолжить разговор — или что-либо еще — у нас с Кейном никак не получится.

Я вздыхаю.

— Наверно, обнаружил тайную третью сестру Данливи, — бормочет Кейн, а меня так и подмывает вцепиться ему в футболку и утащить в один из номеров.

— Шокирующий поворот в последней серии, — вторю я, стараясь придать голосу твердости. Как будто все это обычно, совершенно обычно. А не предел моих тайных мечтаний.

Кейн хотел меня поцеловать. И поцеловал бы. Адреналин у меня зашкаливает.

Впрочем, стоит мне увидеть лицо Ниса, бледное и сосредоточенное, легкомысленность улетучивается, как воздух из лопнувшего шарика. Он явно откопал что-то серьезное. И неприятное.

Нис подзывает меня с Кейном к себе и ждет, пока Лурдес вернется на свое место. А вот это действительно плохо.

— Судя по всему, камеры были запрограммированы автоматически перекачивать весь отснятый материал, — тихо говорит системщик. — После готовых серий на планшете записаны отдельные видеофайлы, и последние два… — Он осекается. — Вот. Сами посмотрите. — Он сует мне планшет с подсоединенными наушниками.

Внутренне холодея от ужаса, прижимаю один наушник к уху и запускаю воспроизведение. Кейн смотрит запись из-за моего плеча.

Начало абсолютно невнятное. Камера мечется из стороны в сторону, так что все сливается в яркие разноцветные вспышки, лишь иногда узнается ковер или деревянная отделка стен.

Кто-то бежит по коридору Платинового уровня.

— Снимаешь? — звучит со стороны задыхающийся мужской голос.

— Думаю, это продюсер, Тай Рубин, — поясняет Нис.

— Разумеется, снимаю, нахрен. И не надо меня учить, как делать мою гребаную работу, — огрызается второй мужчина. Он определенно ближе к микрофону, так что наверняка это оператор.

— Ш-ш, — по-змеиному шипит первый. — Просто заткнись. Нам нужна эта сцена.

Вау, да тут обстановка явно накаляется.

Киношники замедляются, и картинка постепенно стабилизируется. Они подходят к приоткрытой двери одного из люксовых номеров. Оттуда доносится перепалка двух женщин — одна громко хнычет, вторая пытается ее успокоить, хотя, судя по всему, сквозь стиснутые зубы.

— Ты все испортила! — заходится первая.

— Опал, милая, ты меня не слушаешь, — отвечает ей миротворица.

Камера проскальзывает через дверь, и нашим взорам предстает Опал Данливи. Скрестив руки на груди, она сверлит взглядом женщину в возрасте, но очень на нее похожую, за исключением лиловых волос.

Я кошусь на Ниса.

— Вай Данливи, — сообщает тот. — Мамаша Данливи.

И вот за этим ее пригласили в сериал? Мне хочется закатить глаза, однако от вида разгневанной Опал в безупречно белом халатике — в том же самом халатике, что на ней и сейчас, только без ножа — меня вдруг бросает в озноб. Должно быть, сцена снята незадолго до конца, незадолго до… что бы там ни произошло.

Выглядит Опал измотанной и дерганой, и даже косметика плохо скрывает фиолетовые круги под глазами. Она буквально парализована яростью. Ее мать тоже отнюдь не картинка для рекламного проспекта. Пряди коротких волос взъерошены, а тушь на глазе со стороны камеры размазана, как если бы женщина спала и не успела подкраситься. Вид у нее растрепанный — как физически, так и психически.

Обе как будто и не замечают камеры. Или же просто играют на нее.

— Если нарушишь судебный запрет, милочка, лишишься поддержки зрителей, — продолжает Вай.

— Да ты ничего не понимаешь! — ухмыляется Опал. — Я просто соответствую бренду. И бренд — это я!

Данливи-старшая натянуто улыбается, и на щеках у нее впервые заметны морщины.

— Золотце, кажется, ты недооцениваешь популярность остальной семьи. Твоя сестра и я…

— Заткнись, заткнись, заткнись! — Девушка прижимает ладони к ушам. — У меня от твоего трепа уже голова раскалывается! — Она слегка покачивается — глаза зажмурены, рот все еще открыт после воплей.

Вай реагирует стремительно, и я едва улавливаю ее бросок перед звонкой пощечиной дочери.

— А теперь слушай меня, шлюшка! — С безупречно очерченных губ разлетаются брызги слюны. — Я не позволю тебе разрушить все, над чем я столько трудилась!

Опал отшатывается, задыхаясь от возмущения и держась за ударенную щеку.

— Насколько понимаю, для них это ненормально, — делюсь я своим впечатлением с Нисом. Удовольствия просмотр не доставляет, однако ничего пугающего в происходящем нет.

Системщик кивает головой на изображение и отвечает:

— Нет, нет. Но станет… — Он нервно сглатывает. — Станет еще хуже.

До оператора явно доходит, что стычка отнюдь не устроена на потеху публике, и он начинает пятиться обратно в коридор.

— Не-не, — восторженно нашептывает продюсер. — Давай-давай, крути ручку!

Какой-то архаичный термин, но смысл понятен.

Оператор продолжает снимать — ровно столько, чтобы мы увидели, как Опал расправляет плечи, а затем сует руку в глубокий карман халата и извлекает оттуда здоровенный нож. Лезвие зловеще поблескивает на свету, когда девушка эдаким финальным росчерком фокусника вскидывает свое орудие.

Вай Данливи судорожно ахает.

Внутри у меня все обрывается от страха перед следующей сценой, однако экран темнеет.

— Мы нашли мать во время осмотра номеров? — тихонько спрашивает у меня Кейн.

— Нет, — качаю я головой. Стало быть, женщина где-то в другом месте на корабле. Или же