Опричник. Том 2 - Антон Витальевич Демченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кхм, солнышко, — я коснулся колена сидящей рядом жены. — Ты помнишь, кем работает твой батюшка? Не забыла ещё?
— А причём здесь… о-о-о… — Оля осеклась. — Поняла. Самым недогадливым информация доводится доверенными лицами прямым текстом, да?
— Насколько это возможно, — прогудел в ответ Валентин Эдуардович и, усмехнувшись, развёл руками. — Но я рад, что Кириллу мой «перевод» не понадобился. Сам догадался… умный зять.
— А я, значит… — запыхтела было Ольга, но я её перебил.
— Мне вот интересно, чем закончился визит дружинников к замку в Недице.
— А нету больше замка, — с удовольствием переключился на другую тему тесть. — Ни замка нет, ни его хозяев… по большей части.
— Это как? — полюбопытствовал я.
— Как обычно, кого на ноль помножили, кого в плен для допроса взяли, — пожал плечами Бестужев.
— Звучит хорошо… но хотелось бы подробностей, — попросил я тестя, пока тот терзал лежащий на его тарелке кусок мяса. — Особенно в той части, что касается пленных. Не хотелось бы вешать себе на загривок выживших и пылающих жаждой мести врагов… пусть даже лет через двадцать.
— Не переживай, — мрачно проговорил тесть. — Взятые в плен на свободу уже не выйдут.
— А дети? — тихо спросила Оля и осеклась, наткнувшись на холодный взгляд отца. Впрочем, уже через секунду тот смягчился.
— Младшие будут отданы в государевы пансионы на братчинный кошт[1], старшие же… остались под развалинами замка, — ответил дочери Бестужев и, чуть помедлив, договорил: — трое их было, погодки от пятнадцати до семнадцати лет. Все трое — твёрдые вои, и бились не хуже взрослых.
— И живыми их взять не получилось бы? — зачем-то уточнила Оля. Тесть покачал головой.
— Во-первых, они засели в арсенале, да не одни, а с охраной. Арсенал же у Вишневецких был богатейший, так что выкурить его защитников можно было бы только измором, да времени на планомерную осаду у дружин не было. Затянись штурм хоть до полудня, и к Вишневецким подошли бы союзники, и тогда вместо запланированного блица у бояр вышла бы натуральная мясорубка… — Бестужев замолчал.
— А во-вторых? — тихо спросила моя жена.
— На сходе бояр-участников похода было решено, что герб Вишневецких должен быть перевёрнут, а значит, ни одного человека, способного продолжить их кровь и линию, в живых не оставят, — глухо отозвался тесть. — И государь это решение поддержал, поскольку «со времён Дмитрия Московского не было иного приговора людоловам на землях русских». И если взглянуть на нашу историю, так ведь прав Роман Васильевич. За угон в рабство русских подданных наши государи виновных не то что родами вырезали, как тех же ногаев или крымчаков, целые города, бывало, жгли. Что Старую Казань вспомнить, что Кафу…
— Но детей ведь пожалели? Ты же говорил о государевых пансионах… — напомнила Оля. Настырная.
— Говорил, — кивнул тесть. — Пожалели. Вот только дети эти, даже те из них, что по крови и линии могли бы наследовать род князей Вишневецких, в ближайшем будущем станут подданными нашего государя, а, следовательно, принять княжеский титул той же Речи Посполитой уже не смогут никогда… Им того ни наши законы, ни польские не позволят. К тому же, за уцелевшие активы рода сейчас начнётся серьёзная драка меж вассалами, союзниками и младшими родичами, так что к моменту совершеннолетия самого старшего из детей Вишневецких от их наследства останутся лишь воспоминания. Все эти Збаражские, Несвицкие, Порыцкие… делить богатства родственников они будут долго, с упоением, и, понятное дело, без боя поделенное не отдадут ни друг другу, ни кому-то со стороны.
— Вот, кстати, — подал я голос. — А эти родственники не будут претендовать на титул Вишневецких и главенство в гербе? Не получится ли так, что через год-другой боярским дружинам вновь придётся идти к ним в гости, чтобы снова щит перевернуть? Во исполнение ранее принятого решения, так сказать…
— Знаешь, Кирилл, ещё лет триста назад, наверное, так и было бы, — с готовностью отвлёкся на теоретизирование Бестужев. — Но с тех пор, как в Речи Посполитой были приняты Августовы ордонансы[2], закрепившие иерархию в гербах, этой проблемы можно не опасаться. Главенство в гербе Корибут будет передано следующему по старшинству роду, скорее всего Несвицким, но претендовать на титул и имя рода они не смогут. Всё, кончились князья Вишневецкие.
— Это хорошо, — вздохнул я. — Осталось убедиться, что вместе с ними закончатся и похищения.
— А мы проследим, Кириллушка, мы проследим, — хищно ухмыльнулся тесть. — Поверь, мои люди недаром хлеб едят.
На этой «оптимистичной» ноте и закончился наш ужин, после которого меня нашёл взъерошенный, но довольный, словно обожравшийся сметаны кот, Вячеслав.
— Ты чего такой… — спросил я ввалившегося в библиотеку Вячика. Тот обвёл обстановку шалым взглядом, взъерошил и без того находящиеся в беспорядке светлые лохмы и хохотнул.
— Какой «такой»? — спросил он, усаживаясь в кресло.
— Суматошно-ошалевший, — кое-как сформулировал я свои впечатления.
— С ба-абушкой познакомился, — растянул губы в широкой улыбке вечно серьёзный Вячеслав. — Завтра Анютку к ней повезу. Будет старой битва при Ватерлоо. Полюбуюсь!
— Стоп-стоп-стоп, — замахал я руками. — Какая, к синим дьяволам, бабушка⁈ Откуда?
— Да не моя же, — фыркнул Вячик. — Лизина бабушка! Ух, монстра! Фрау Малице[3] у неё учиться и учиться…
— А, так ты с Великой Мегерой знакомство свёл, — понимающе протянул я. — И жив остался, здоров и при памяти… Понравился, значит.
— Э-э… — затормозил Слав и, чуть помедлив, осторожно поинтересовался: — а если бы не понравился?
— Смешала бы с дерьмом, поиздевалась бы вдоволь, да и спалила в пепел, — пожал я в ответ плечами. — Елена Павловна у нас дама серьёзная, весь московский свет в кулаке держит. Единственная женщина — глава боярского рода в Русском государстве, чтоб ты знал. С ней даже государь наш старается не ссориться. Во избежание, так сказать…
— Может быть, наоборот? — пробормотал Вячеслав.
— В смысле? — не понял я.
— Ну… поиздевалась бы, спалила в пепел, а потом уж… это самое… смешала бы. Нет? — кое-как пояснил Слав.
— Отвечу в её же стиле, — рассмеялся я: — Так неинтересно.
— Похоже. Очень, — согласился наш артефактор