История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8 - Джованни Казанова

Я беру часы, даю ему шесть цехинов и передаю их в подарок Ирен. Она говорит, смеясь, что не может меня благодарить, так как это ее часы, и она могла бы их потребовать, если бы отец их продал.

— Но если так, — говорит она ему без смеха, вы сможете продать их еще раз.

Хорошо посмеявшись над этим перемещением, я дал г-ну Ринальди десять цехинов, сказав, что я тороплюсь, и что я увижусь с ним через три-четыре дня.

Ирен, появившаяся, чтобы проводить меня до низу, и поведавшая мне с самой полной покорностью, что ее прекрасный цветок еще никем не сорван, получила десять других цехинов. Я сказал ей, что в первый же раз, когда она пойдет со мной на бал совсем одна, я дам ей сотню. Она ответила, что скажет об этом папа. Вернувшись домой и будучи уверен, что этот бедный человек продаст мне первины своей дочери перед первым балом, и что я не знаю, куда ее привести, чтобы находиться в полной свободе, я вижу объявление о сдаче комнаты на двери кондитера. Дорога была уединенная, это мне понравилось, я решаю снять комнату. Я говорю с кондитером, он говорит, что дом принадлежит ему, и его жена, держа грудного ребенка, говорит мне подняться с ней, чтобы выбрать помещение. Она ведет меня на третий этаж, где я вижу лишь бедные вещи. Я этого не хочу. Она говорит, что на первом этаже есть четыре смежные комнаты, которые нельзя разделить. Я иду их посмотреть, и без колебаний решаюсь снять их все. Я спускаюсь, я плачу кондитеру, как он желает, за месяц вперед, и он дает мне квитанцию, затем он говорит, что будет готовить мне еду для меня одного, либо для компании, за ту цену, что я назначу. Я нахожу это превосходным. Я называюсь банальным именем; он не знает, кому он сдал свои апартаменты. Я возвращаюсь к себе и, договорившись с Барбаро пойти провести послеобеденное время с прекрасными маркизами, совершаю долгий туалет. Довольно плохо пообедав с графиней, которая, как мне показалось, подобрела, но которая отнюдь не стала мне больше нравиться, я направился за Барбаро. Мы пошли туда вместе.

Я прошу у вас пардону, — сказал я им, — что открыл вам секрет моей табакерки.

Они покраснели и обвинили Барбаро в нескромности. Я рассматривал этих двух девиц, которых, с некоторым предубеждением, ставил значительно выше Ирен, которая в данный момент меня целиком занимала; но их поведение и уважение, которого они, казалось, заслуживали, меня отпугивали. Ситуация с Ирен открывала мне дорогу всего испрашивать и быть уверенным, что все получу, но здесь я видел двух взрослых девушек, которые излучали высокомерие знатности, которым, боюсь, мой облик не мог импонировать. Из того, что говорил мне маркиз Трюльци, я был уверен, что, когда Барбаро мне сказал, что их можно иметь за деньги, он высказывал лишь предположение.

Когда компания стала достаточно многочисленной, заговорили об игре, и я решил понтировать по маленькой, как м-ль К, рядом с которой я расположился. Ее тетя, которая была хозяйкой дома, представила мне очень красивого мальчика в австрийской униформе, который сел по другую от меня сторону. Мой дорогой Барбаро держал карты как трус; это начало мне не нравиться. Моя соседка к концу игры, которая продолжалась часа четыре, выиграла несколько цехинов, а ее брат, мой сосед, который, потеряв все свои деньги, играл на слово, оказался должен двадцать цехинов. Банк составил пятьдесят, включая двадцатку юного лейтенанта. Мы все вышли, и красивый молодой человек, живущий далеко, оказал мне честь подняться в мою коляску. Дорогой Барбаро сказал, что хочет познакомить нас с молодой венецианкой, вновь прибывшей, и, поскольку молодой офицер напросился также с ней познакомиться, мы поехали туда все вместе. Я не счел ее красивой, и она также не заинтересовала и молодого офицера. Я затеял игру в карты и, пока готовили кофе и Барбаро развлекал красотку, я достал из кармана двадцать цехинов и подговорил молодого человека потерять еще двадцатку на слово против моих денег. Мне не пришлось его уговаривать. За игрой я говорил ему о страсти, которую мне внушила маркиза, его сестра, сказав, что, не смея ей объясниться, я только ему могу отрекомендоваться. Мое обращение, которое с самого начала он принял за обычную болтовню, заставило его рассмеяться. Раздумывая над своей игрой, он отвечал мне неопределенно. Но когда он заметил, что, разговаривая о любви, я не обращаю внимания на карты, которые он сбрасывает, он стал поощрять меня говорить, сколько мне заблагорассудится. Он выиграл у меня двадцать цехинов, которые сразу же отдал Барбаро, затем обнял меня с таким порывом, как будто я подарил ему эту маленькую сумму. Он пообещал мне действовать в моих интересах изо всех сил, и когда мы расстались, он заверил меня, что сможет мне что-то сказать уже на первом нашем свидании.

Будучи приглашен на ужин к Терезе, я направился в оперу, где шел третий акт. Войдя в зал для игр, я не смог противиться желанию поиграть. Я проиграл две сотни цехинов в первой же талье, потеряв четыре карты подряд. Спасаясь, я покинул зал. Каркано сказал, что каждый день надеется увидеть меня у себя вместе с маркизом Трюльци на обеде.

У Палези я встретил Греппи, который ее ожидал. Четверть часа спустя она пришла вместе с доном Цезарино, которого я расцеловал, в то время как Греппи, удивленный, созерцал этого мальчика, не имея возможности решить, то ли это мой брат, то ли мой сын; но Тереза сказала ему, что это ее собственный брат; он спросил меня, смеясь, хорошо ли я знал его мать, и я ответил, что да. Он, казалось, был доволен.

На этом ужине, впрочем, весьма деликатесном, меня интересовал только Цезарино. Я нашел его умным и весьма образованным, и выросшим с той поры, когда я последний раз видел его во Флоренции, и весьма хорошо сложенным. Я обрадовался, когда узнал, что она оставит его у себя до окончания карнавала. Присутствие этого юноши придало нашему ужину серьезности в моих глазах, но его мать и Греппи не почувствовали неудовольствия. Мы покинули Терезу и Цезарино в час утра, и я отправился спать очень довольный проведенным днем, потому что потеря двух сотен цехинов была для меня никоим образом не чувствительна.

На другой день я получил записку от Ирен, которая заставила меня отправиться к ней. Ее отец отправил ее на бал со мной, у нее было домино; но ей надо было поговорить со мной. Я сказал ей, что мы днем увидимся. Я был приглашен к Каркано, и маркиз передал, что ждет меня у себя, чтобы пойти к Каркано вместе.

Я нашел этого прекрасного игрока в красивом доме, меблированном со вкусом, с двумя красивыми женщинами, из которых одна была его любовница, и пять или шесть маркизов, так как в Милане благородный человек не может быть менее чем маркизом, совсем как в Виченце они все графы. В оживлении за обеденным столом он сказал мне, что знает меня уже семнадцать лет в связи с делом, которое я имел с так называемым графом Сели в «яблочном казене», профессиональным игроком, у которого я выманил танцовщицу, которую отвез в Мантую. Я подтвердил дело и повеселил компанию, рассказав в деталях, что произошло в Мантуе с Онейлан, и в Чезене, где я нашел графа Сели, ставшего уже графом Альфани. Говорили о бале, который должны были дать завтра, и когда я сказал, что не приду, стали смеяться. Каркано предложил мне пари, что он признает меня, если я явлюсь играть в его банк. Я ответил, что не хочу больше играть, и он поздравил себя, сказав, что, хотя мне и не везло понтировать, я тем не менее у него выиграл; несмотря на это, он сказал мне, что охотно проиграл бы мне все свое добро.