В доме веселья - Эдит Уортон

— Разминулись? Вы ждали нас на вокзале? — Теперь, конечно, Лили заплыла уже слишком далеко в пучину недоумения, чтобы трезво оценивать чужие слова или следить за собственными. — Но я думала, что до отправления последнего поезда вы вообще не приехали на станцию!

Миссис Дорсет внимательно посмотрела на нее сквозь прищуренные веки:

— Кто тебе сказал такое?

— Джордж — я только что виделась с ним в парке.

— Ах, так это версия Джорджа? Бедняга Джордж — он был не в том состоянии, чтобы вспомнить, что я говорила ему. Утром у него был один из жесточайших приступов, и я выпроводила его к доктору. Не знаешь, он до него дошел?

Лили, по-прежнему пребывая в растерянности, молчала, и миссис Дорсет неспешно устроилась в кресле.

— Джордж задержится, чтобы с ним увидеться, — он ужасно разволновался о своем состоянии. А волноваться ему нельзя, любая неприятность тут же вызывает сильнейший припадок.

На этот раз Лили была уверена, что реплику ей навязывают. Но подана та была так внезапно и с такой невероятной дерзостью игнорировала все последствия, что Лили только и осталось недоверчиво переспросить:

— Любая неприятность?

— Да, как, например, остаться с тобой буквально на руках в такое подозрительное время. Ты, моя дорогая, слишком большая ответственность в таком скандальном месте и в столь поздний час.

От неожиданности и немыслимой дерзости сказанного у Лили вырвался удивленный смешок.

— Но, право, не ты ли обременила его этой ответственностью?

Миссис Дорсет приняла это с исключительной кротостью.

— Тем, что не обладаю сверхчеловеческой догадливостью, чтобы предвидеть вашу пугающую спешку на поезд? Или воображением, чтобы поверить, что вы бросили нас — ты и он наедине, — вместо того чтобы спокойно ждать на вокзале, пока мы вас догоним?

Лили вспыхнула: было совершенно ясно, что Берта преследует заранее намеченную цель. Однако при такой неминуемой развязке к чему эти детские попытки избежать ее? Столь беспомощное притворство обезоружило Лили — это ли не лишнее доказательство того, какой мучительный страх испытывает бедное создание?

— Нет. Надо было просто оставаться с нами вместе в Ницце.

— Вместе с вами? А не ты ли при первой же возможности улизнула с герцогиней и ее дружками? Дорогая Лили, ты не девочка, чтобы водить тебя за руку.

— Да и нотации мне тоже ни к чему, Берта, в самом деле!

Миссис Дорсет укоризненно улыбнулась ей:

— Нотации? Тебе? Боже упаси! Я просто старалась по-дружески намекнуть. Но все обычно наоборот, не правда ли? Я должна получать намеки, а не раздавать их: я положительно живу среди намеков последние несколько месяцев.

— Моих намеков — тебе? — уточнила Лили.

— О, в основном на то, чего не надо делать, не надо видеть и кем не надо быть. И думаю, я принимала их с восхищением. Только, моя дорогая, если позволишь мне так выразиться, извини, что я не предупредила тебя, когда ты зашла слишком далеко в своей беспечности.

По спине мисс Барт пробежал холодок страха: мысль о предательстве, похожая на блеск ножа в сумерках. Но сострадание на миг стало сильнее желания отпрянуть. Это бессмысленное излияние яда было не что иное, как попытка замаскировать путь, по которому существо пыталось бежать. Лили уже готова была воскликнуть: «Бедняжка, хватит юлить — иди прямо ко мне и мы вместе найдем способ выбраться!» — но слова эти угасли от непроницаемой наглости Бертиной улыбки. Лили безмолвно и спокойно приняла ее последний удар, позволив ей до капли излить всю накопленную фальшь, а затем, не говоря ни слова, встала и ушла к себе в каюту.

Глава 3

Телеграмма от мисс Барт застала Лоуренса Селдена у дверей гостиницы, и, прочитав ее, он задержался, чтобы дождаться Дорсета. Сообщение определенно оставляло много места для догадок, но все, что он недавно слышал и видел, легко заполнило недостающее. И все-таки он был удивлен, поскольку, ощущая, что ситуация содержала все элементы взрыва, Селден по опыту знал, что именно такие комбинации довольно часто заканчивались мирно. А с другой стороны, запальчивый характер Дорсета и беспечное пренебрежение приличиями со стороны его супруги придавали всей этой истории странную шаткость; и не потому, что он сам был в нее вовлечен, а чисто из-за профессионального усердия Селден решил всеми силами защитить супругов. Так или иначе, в данном случае безопасность и мужа, и жены заключалась в реставрации их разрушенного союза, и, хотя это было и не его дело, Селден, всего лишь основываясь на общих принципах, думал о предотвращении скандала, причем желание избежать его увеличивалось из-за участия в нем мисс Барт. Он не мог сказать ничего конкретного для обоснования своих опасений, он просто хотел избавить ее от стыда, когда дело дойдет до отмывания белья Дорсетов и выяснится, что она отдаленно связана с ними.

А каким изматывающим и неприятным может стать подобный процесс, он видел еще яснее после двухчасового разговора с Дорсетом. Если бы хоть что-то выплыло наружу, это было бы таким прилюдным выворачиванием накопившихся нравственных лохмотьев, что после ухода Дорсета Селдену захотелось проветрить комнату и хорошенько подмести. Но ничто не должно вылезти, и, по счастью, грязные отрепья, хоть и собранные в кучу, не так-то уж легко было бы соединить в однородное полотно склоки. Обтрепанные и неровные края не всегда подходят друг к другу, множество обрывков пропало, те куски не годятся по размеру, эти — по цвету, и, естественно, профессиональной обязанностью Селдена было сделать все возможное, чтобы раскрыть клиенту глаза на все эти несоответствия. Однако для человека, настроенного как Дорсет, и самая профессиональная демонстрация была бы неубедительна, и Селден понял, что сейчас все, что можно сделать, — это утешить и потянуть время, посочувствовать и проявить благоразумие. Он отпустил Дорсета, до краев наполнив его ощущением, что до их следующей встречи тот не должен связывать себя никакими обязательствами, или, другими словами, что в игре он только зритель. Селден понимал тем не менее, что долго в равновесии подобное буйство не удержишь, и пообещал встретиться с Дорсетом на следующее утро в отеле в Монте-Карло. А пока он в немалой степени рассчитывал на слабость и сомнение, которые у таких людей, как Дорсет, возникают сразу же после непривычного расхода моральных усилий, и в ответной телеграмме мисс Барт он написал просто и в приказном порядке: «Полагайте, что все как обычно».

В этом предположении первая часть следующего дня и прошла. Дорсет, будто бы повинуясь категорическому требованию Лили, и вправду вернулся к запоздалому обеду на яхте. И трапеза была самым трудным временем в этот день. Дорсет погрузился в угрюмое молчание, обычно и следовавшее за его, как называла это Берта, «припадками», так что несложно было в присутствии слуг сделать вид, что дело именно в этом. Сама же Берта, казалось, мало заботилась о том, чтобы использовать эти очевидные способы защиты. Она просто предоставила мужу нести весь груз случившегося, как если бы сама была слишком погружена в обиды, в свою очередь оскорбленная тем, что ее можно в чем-то подозревать. Для Лили подобное отношение было самым зловещим, самым озадачивающим элементом во всей истории. Когда она пыталась снова и снова раздуть слабую искорку разговоров, выстроить рассыпающуюся структуру «видимостей», ее собственное внимание постоянно отвлекалось на вопрос: «К чему она ведет, черт побери?» Поскольку было нечто по-настоящему раздражающее в одиноком неповиновении Берты. Если бы только она подала подруге намек, тогда они успешно защищались бы вместе, но какая польза от Лили, если она столь расчетливо отторгнута от участия? Быть полезной — вот все, чего она хотела на самом деле, ради себя и ради Дорсетов. Она не думала о своем положении вообще, она просто была озабочена попытками разрядить конфликт между супругами. Но завершение короткого унылого вечера оставило ее с чувством, что усилия растрачены впустую. Она не пыталась увидеть Дорсета наедине, определенно избегая возобновления доверительных отношений. Но с Бертой было иначе, она искала доверия Берты, и Берте следовало бы ответить тем же, но этого не происходило, как если бы в порыве безрассудной страсти самоуничтожения та отталкивала протянутую руку.

Лили, рано улегшись в кровать, предоставила супругов самим себе. И — это казалось сценой в общем спектакле мистерии, в которой она участвовала, — прошло не менее часа, прежде чем Лили услышала шаги Берты в безмолвном коридоре по пути в каюту. Следующее утро явило, что ничего не изменилось и меж конфликтующими супругами все по-прежнему. Единственное, что уже нельзя было заговорщицки игнорировать и что можно было расценивать как перемену, было отсутствие Неда Сильвертона. Никто не упоминал его, и это молчаливое согласие маячило в сознании на первом плане. Но что-то еще изменилось, по крайней мере для Лили, а именно то, что Дорсет стал избегать ее почти так же явно, как и его жена. Возможно, это было покаяние за вчерашние крокодиловы слезы, возможно, он неуклюже пытался соответствовать наставлениям Селдена, делая вид, что ничего не произошло. От подобных инструкций толку не больше, чем от просьбы фотографа «выглядеть естественно». У такого существа, как бедный Дорсет, не представляющего, как он смотрится со стороны, попытки принять ту или иную позу наверняка выльются в престранные ужимки.