История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8 - Джованни Казанова

— Это пустое. Покидая Милан, я буду поздравлять себя, что вкусил удовольствия в компании двух самых очаровательных девиц этого города.

— Как отнеслась к вам фортуна?

— Каркано выиграл у меня двести цехинов за день.

— Но вы выиграли у него в другой день две тысячи.

— Однако, я в проигрыше.

— Вы выиграете у него в воскресенье.

— Вы хотите, чтобы я дал вам этот спектакль?

— Это доставило бы мне удовольствие. Мой брат сказал, что вы не хотите быть там с нами.

— Нет. Потому что меня узнают. Мне, однако, сказали, что персона, которая будет с вами, похожа на меня.

— Действительно, так, — сказала кузина, — за исключением лица, так как он блондин.

— Ему повезло. Блондины побеждают брюнетов.

— Не всегда, — говорит сестра. Вы вполне можете нам сказать, если вы оденете нас мужчинами.

— Ну нет! Я об этом даже не думаю. Я не перенесу, чтобы красивая девушка одевалась мужчиной.

— Это странно. Скажите, почему.

— С удовольствием. Если девушка, одетая мужчиной, кажется действительно мужчиной, она не в моем вкусе, потому что я вижу, что она не имеет того очарования, что должно быть присуще женщине, формы которой должны бы отличаться от свойственных красивому мужчине.

— А если эта девушка, одетая мужчиной, показывает вам, что ее красота такова же, какой вы ожидаете в красивой женщине?

— В таком случае мне досадно, что она лишает меня иллюзии, потому что мне нравится смотреть только на лицо и воображать себе остальное.

— Но зачастую воображение обманывает.

— Я согласен с этим. Я всегда влюбляюсь в лицо, готовый извинить все остальное, если удостаиваюсь милости его увидеть. Вы смеетесь.

— Я смеюсь той энергии, которую вы придаете вашему рассуждению.

— А вам нравится наряжаться мужчиной?

— Ох, ох! Я ждала, что вы зададите этот вопрос. После всего, что вы сказали, мы не можем вам ответить.

Поддержав с ними беседу добрых два часа, я оставил их и отправился к пирожнику, затем в оперу, затем — терять мои деньги, затем — ужинать с графиней, которая была мила, к которой, однако, при виде, что я не посягаю на ее комнату, вернулось дурное настроение. В субботу утром я сказал офицеру, что у меня к нему есть одно поручение, но что оно должно быть исполнено буквально, и что я должен быть в этом заранее уверен.

— У вас должна стоять во дворе коляска, запряженная четверней, которая, как только вы все пятеро в нее сядете, умчит вас во весь опор к городским воротам Милана, где вы пересядете в другую, что доставит вас к дверям некоего дома, где я вас буду ждать, и где вы переоденетесь, чтобы вернуться к себе, так, чтобы никто вас не видел. Та же коляска с четверкой лошадей должна исчезнуть, как только вы сойдете. Вы вернетесь к себе в портшезе. Я уверен, что на балу вы произведете такой эффект, что захотят вас узнать, чего бы это не стоило.

— Я даю вам слово, что ваше поручение будет исполнено в точности. Тот, кто им займется, будет мой друг, маркиз Ф., которому не терпится с вами познакомиться.

— Итак, я жду вас завтра в семь часов в доме, что вы знаете. Вы явитесь все в портшезах, и в портшезах же отправитесь на бал. Карета четверкой нужна вам только, чтобы скрыться. Обратите внимание, чтобы кучер был незнакомый; вам не нужен никакой слуга.

Я дал ему ключ от ложи, где они могли бы отдыхать в свое удовольствие. Что касается меня, я решил одеться Пьеро. Нет другой маски, которая лучше бы меняла внешность, потому что она прячет все, не давая возможности разглядеть даже цвет кожи. Читатель может вспомнить, что случилось со мной десять лет назад, когда я был одет в маску Пьеро. Портной нашел мне одеяние, которое я положил вместе с другими и, имея тысячу цехинов в двух кошельках, я в половине седьмого оказался у пирожника, где нашел приборы, приготовленные для ужина, еще прежде, чем прибыла вся компания. Я запер Зенобию в комнате, где было все необходимое для маскарада.

Ровно в семь часов я увидел компанию и был рад узнать маркиза Ф., готового ко всему. Он был красив, молод и богат, очень влюблен в кузину, которой целовал с большим уважением руку. Любовница лейтенанта была сущая игрушка; она была без ума от него.

Поскольку известно было, что я не хочу показывать им маски до ужина, мы сразу сели за стол и получили изысканный ужин, все было великолепным. Маркиз и не знал, что существует такой кулинар. Когда мы были в состоянии подняться, я сделал им маленькое вступление.

— Ваш маскарад, — сказал я им, — потому что я не хочу находиться с вами, представляет пятерых нищих, двух мужчин и трех женщин. У вас в руках у каждого будет тарелка, как бы для сбора милостыни, и вы будете, так одетые, прогуливаться все вместе на балу. Идемте со мной в эту комнату, и вы увидите одежды настоящих нищих.

Мое удовольствие было велико при виде отвращения всех пятерых при этом объявлении. Они следуют за мной, я открываю комнату, и они видят красавицу Зенобию, которая делает им реверанс, держась позади стола, на котором разложены превосходные наряды, превращенные в лохмотья.

— Вот, — говорю я кузинам, — ваши платья, и вот ваше, мадемуазель, немножко более короткое. Вот ваши рубашки, ваши платки, чулки, и вот ваш туалет, где вас причешут в нищих с помощью этой весьма покорной служанки. Вот ваши маски, физиономии которых не так прекрасны, как ваши, и вот три тарелки, на которые будут класть милостыню, которую вы будете просить; эти подвязки, что стоят су, покажут вашу бедность, если случится кому-то увидеть ваши ноги выше ступни, и эти чулки с дырками продемонстрируют, что у вас нет ни су, чтобы купить шелка, достаточного, чтобы их залатать. Эти бечевки будут у вас вместо пряжек, и мы проделаем дырки в ваших башмаках позади каблука. В этих перчатках также дыры, и, когда вы смените рубашки, вам прорежут там и тут кружева воротников.

Три девицы сразу увидели великолепие этого переодевания. Они видели красоту этих платьев, превращенных таким образом в лохмотья, и не смели сказать: «Очень жаль…».

— Идите посмотреть одежды ваших нищих. Вот они; я забыл проделать дыры в шляпах. Как вы это находите? Идите, мадемуазели, и закройте дверь, потому что вы должны переменить рубашки. Позвольте нам также переодеться.

Маркиз де Ф. был вне себя, представляя эффект, который должен был произвести этот маскарад, потому что нельзя было вообразить себе ничего более благородного. Это были превосходные одежды, совершенно новые, наскоро порванные и починенные до того комично, что это было само очарование. В полчаса мы все оделись. Чулки с дырами, башмаки, прорезанные наскоро, батистовые рубашки с манжетами из тонких кружев, наскоро прорванные, растрепанные волосы, маски, обозначающие отчаяние, и фарфоровые тарелки с наскоро обколотыми краями являли собой спектакль. Я в образе Пьеро был неузнаваем. Девицы одевались медленней из-за причесок. Их волосы были распущены во всю длину, так, чтобы они могли только идти. У м-ль К. они были до пол-ноги. Они открыли, наконец, дверь, и мы увидели все, что очаровательная Зенобия смогла нам представить самого интересного, и в то же время вполне приличного. Я выразил ей свое восхищение. Подолы платьев демонстрировали их ноги, белизна которых проглядывала сквозь большие дыры в чулках, рубашки, разорванные как раз под плохо зашитыми отверстиями в платьях, позволяли видеть небольшие участки их прекрасных грудей. Но волосы до-низу были триумфом м-ль К.