Очарованный кровью - Дин Кунц

И каждый доберман, услышав свое имя, так радовался этому, что готов был повалиться на землю и, оскалив в собачьей улыбке страшные клыки, замахать в воздухе всеми четырьмя лапами, показывая светлое песочное брюхо, но не смел, скованный полученной командой. Вехсу всегда нравилось наблюдать эту борьбу между характером и приобретенными рефлексами, эту сладкую муку, заставляющую тела собак спазматически вздрагивать. Вот и сейчас он с удовольствием увидел, как два пса обмочились от возбуждения и разочарования.

В вольере Вехс установил также автоматические кормушки, которые в его отсутствие выдавали доберманам строго отмеренные порции пищи. Таймер системы питался от автономного аккумулятора, который продолжал отсчитывать время, даже если где-то произошло короткое замыкание. В случае, если бы подача тока прекратилась надолго, псы всегда могли прожить охотой, поскольку близлежащие луга были полны кроликов, сурков и полевых мышей, а доберманы — свирепые и безжалостные хищники. Что касалось воды, то их общее корытце заполнялось из водопровода через форсунку-капельницу, однако даже если бы водопровод почему-либо перестал действовать, псы всегда сумели бы найти дорогу к роднику, который выходил на поверхность на его участке.

Как правило, все предпринятые Вехсом экспедиции занимали три выходных дня, реже — пять, но псам он всегда оставлял десятидневный запас провизии, не считая мелкой живности, которой кишела округа. Четыре добермана составляли эффективную и надежную систему безопасности, которую не могло вывести из строя ни замыкание, ни сгоревший детектор, ни окислившийся контакт. Кроме того, с ними он был застрахован от ложных тревог.

Но зато как они любят его! Как беззаветно и верно служат своему грозному хозяину! Их просто нельзя было сравнить ни с микросхемами-чипами, ни с натянутыми проводами, ни с видеокамерами, ни с инфракрасными датчиками. Вот они почувствовали запах крови на его брюках и грубой куртке и, прижав уши, стали тыкаться носами под распахнутый плащ, выражая свои чувства громким фырканьем. Доберманы принюхивались внимательно, жадно, улавливая своим тонким обонянием не только запах пролитой крови, но и тончайший аромат ужаса, который источали жертвы в его руках — запах их боли, беспомощности и полового сношения, которое он имел с Лаурой Темплтон. Эта симфония примитивных ароматов не только возбуждала доберманов, но и поднимала в их глазах авторитет хозяина, который учил их убивать не только ради еды и самообороны, но и — не теряя при этом самообладания — ради чистой радости убийства, которую разделял с ними и их господин. Доберманы прекрасно чувствовали, что в своей изощренной свирепости Вехс не только способен сравниться с ними, но и превзойти их. Кроме того, в отличие от них он никогда не нуждался в том, чтобы его этому учили и натаскивали, — вот почему доберманам оставалось только негромко повизгивать, дрожать у его ног и следить за своим божеством полными благоговения глазами.

Наконец мистер Вехс поднялся и, взяв в руки ружье, захлопнул дверцу кабины.

Псы тотчас заняли свои места рядом с ним, слегка толкаясь в ревнивом соревновании за право быть ближе других к хозяину, не забывая при этом внимательно осматривать заливаемые дождем окрестности и выискивать хоть малейший признак опасности.

Вехс наклонился и, понизив голос, чтобы женщина в фургоне не могла ненароком его услышать, произнес:

— Сюсс!

Доберманы застыли на одном месте, словно по команде повернув к нему острые морды.

— Сюсс! — повторил Вехс.

Теперь команда «Охраняй!» отменена, и псы не бросятся рвать на куски первого же человека, который ненароком пересечет границы его участка. Вот они встряхнулись, словно сбрасывая с себя излишнее напряжение, и принялись радостно и несколько бестолково носиться из стороны в сторону, обнюхивая траву и передние колеса фургона.

Вехс подумал, что его доберманы похожи сейчас на боевиков мафии, которые после своей собственной казни только что прошли реинкарнации и, вновь обретя сознание, обнаружили, что в следующей жизни стали младшими продавцами продовольственной лавки.

Разумеется, если бы кто-то попытался напасть на их хозяина, они немедленно бросились бы на его защиту вне зависимости от того, успел бы он прокричать слово «Ницше» или нет. В обоих случаях для агрессора все кончилось бы плачевно.

Доберманы выучены в первую очередь бросаться на горло. Потом они станут кусать лицо, добираясь до глаз, носа и губ, чтобы причинить противнику максимальную боль и внушить ему ужас. Потом возьмутся за мягкую и чувствительную промежность и податливый живот. Нет, они не станут убивать сразу, чтобы равнодушно отойти от бездыханного тела. Доберманы выдрессированы сперва повалить свою жертву на землю и некоторое время над ней поработать, чтобы у хозяина не было никаких сомнений, что они выполнили свой долг до конца.

Даже человек, вооруженный дробовиком, не успел бы уложить четырех псов подряд. Хоть один доберман успел бы добраться до его горла и погрузить в него сверкающие клыки. Пальба не только не испугает их — они даже не поморщатся и ни секунды не промедлят. Ничто не может их испугать, так что гипотетический человек с ружьем в лучшем случае успеет расправиться только с двумя псами, прежде чем вторая пара расправится с ним по-своему.

— Домой, — негромко приказал мистер Вехс.

По этой команде доберманы должны были убраться к себе в вольер. Вот и сейчас они разом снялись с места и помчались к сараю длинными, упругими прыжками. За все время, как он приехал, ни один пес ни разу не гавкнул, ибо Вехс специально приучал их хранить молчание.

Обычно после удачной поездки он позволял им насладиться своим обществом и провести с ним в доме весь день. Иногда они даже дремали в его спальне, свернувшись на полу, когда Вехс отдыхал после «работы», а он почесывал их черно-пегие шкуры и ласково с ними сюсюкал, поскольку это были действительно хорошие собаки и верные сторожа. Свою награду они заслужили честно.

Но сегодня Вехс решил обойтись без обычных нежностей и отослал собак. И все из-за таинственной женщины в красном свитере, которая пробралась к нему в фургон. Если доберманы останутся на виду, она может испугаться и спрятаться там, опасаясь выйти наружу.

Он чувствовал, что ему следует предоставить женщине достаточно свободы, чтобы она могла начать действовать и тем самым выдать свои истинные намерения. Или, по крайней мере, иллюзию свободы.

Ему было любопытно знать, что же она предпримет. Наверняка, у нее есть какая-то цель, какая-то причина, побудившая ее ко всем тем загадочным поступкам, которые она совершила до сих пор. Без цели в мире ничто не происходит.