Нифриловая башня - Дмитрий Яковлевич Парсиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 22. Исход
Этим утром Аким поднялся раньше всех. Пребывая в приподнятом настроении, он подгонял доспех, орудуя толстой иглой, и даже что-то насвистывал. Оно и понятно, день сегодня особый, можно сказать, выпускной, последний день в учебном лагере. Вася же наоборот, проснулся последним. Ему опять снился тот странный сон, где он сидел в ночном березовом лесу у костра. Вася откинул одеяло и сел, спустив ноги на пол, пережидая, пока прилипчивые образы зимнего леса расплывутся сами.
– Вась, чайку, а? – Аким протянул ему кружку, из которой обильно валил пар.
Следовало сначала умыться, но Вася решил, что сегодня ему наплевать. Он осторожно принял обжигающе горячую посуду.
– Вась, ты как? Не приболел? – спросил Аким.
– Да в порядке я. Сейчас в себя приду.
Чай взбодрил, и Вася мало-помалу начал втягиваться в утреннюю суету. Когда они всей десяткой вывалились на двор, он глубоко втянул морозный воздух, крепко растер лицо снегом, и его совсем отпустило.
Аким по своему обыкновению делился последними новостями. Он сообщил, что Коты прорвали линию фронта и вторглись в земли Вепрей, и добавил, перейдя на шепот, что возможно даже они сейчас заняли родную деревню нашего ротного. А посему атман Вепрь ходит мрачный как туча, ждет не дождется, когда нам дадут приказ выступать.
Макар недоверчиво покачал головой, но промолчал. В легкомысленной Акиминой подаче все это можно было счесть за треп, но Аким уже неоднократно доказал, что его осведомленность основывается не на пустом месте. По всему видно в своем клубе помнящих они говорят не только о прошлой жизни. Так что болтовню его не перебивали, мотая ценные сведения на ус.
– Так и что Коты-то? – Васин вопрос прозвучал резковато.
– Что Коты? – не понял Аким.
– Ну уж больно лихо они воюют. Теснят Азума, – Акимина беспечность вдруг его разозлила. Сказывалось накопившееся напряжение и скорая отправка на фронт.
– А-а, да не… – отмахнулся Аким, – Вепрь считает, что Коты зарвались. Побед у них в последнее время было немало, это верно, вот они страх и подрастеряли.
– И что?
– А то, – наставительно сказал Аким, и явно повторяя чьи-то слова добавил, – Коты сильно растянули линию фронта и оторвались от обозов, сейчас самое время начать контрнаступление!
Акимины потуги взбодрить товарищей обернулись обратным, все погрузились в себя, а разговор на этом затих. За три месяца в военном лагере ребята, конечно, пообвыклись, мысль о войне уже не кидала их в слепой безотчетный ужас. Но страх никуда не делся: въелся в поры, засел в печенках, крючьями вцепился под ребра, а рассказ Акима напомнил, что совсем скоро уже через считанные дни придется идти на смертный бой. Старательно до сжатых зубов задавленный внутрь страх смерти опять выполз, затапливая собой каждого без исключения.
Впрочем, не только Вася со своей десяткой, но и вся их рота пребывала в каком-то тихом пришибленном состоянии. Никто не шутил, почти никто не разговаривал. Сотники, чувствуя общее настроение, на зарядке бойцов не понукали, да и зарядки как таковой не было. Пробежались по поляне и разбрелись коротать время до завтрака.
В другой день ребята бы порадовались, что поднадоевшую кашу сегодня приправили топленым жиром, но будто и на радость сил не было. А предстоящий в полдень праздник взятия зимнего городка не вызывал никаких душевных движений, хотя еще вчера копейщики с воодушевлением строили его из снега, предвкушая, как будут оборонять.
Один только Аким не подавал ни малейших признаков подавленности, Васю это нимало удивляло. Он вдруг вспомнил, как Грач сказал Акиму в первую встречу: «Паря, у тебя любопытство бежит далеко впереди твоего чувства самосохранения». Вспоминание натолкнуло его на мысль, что, наверное, это хорошо, помнить прошлую жизнь. Потому что дает уверенность, что раз была жизнь прошлая, значит со смертью существование не закончится и тебя ждет жизнь следующая.
В полдень копейщиков построили, и сам Вепрь сказал несколько слов о том, что учеба пошла им на пользу, и что он верит в них, и что он их понимает, потому как сам когда-то был новобранцем, и что двум смертям не бывать, но и одну лучше не торопить. А уныние – самый короткий путь к смерти. Еще ротный Атман сказал, что наши близкие надеются на нас. И раз уж именно нам выпало защитить родные дома от врага, значит, не имеем мы права их подвести.
Вепрь говорил простыми словами, но слова эти были правильными. Вася вспомнил утренний рассказ Акима и устыдился. Он подумал, что кому сейчас тяжело, так это самому атману, вынужденному как-то справляться с мыслью, что в родном его доме возможно сейчас хозяйничает враг. Однако же ротный унынию не поддавался, просто потому что не имел на это права. И от слов атмана рота начала оживать. Бойцы подтянулись, руки наполнились силой и больше не висели безвольными плетьми, а потверже прихватили пусть пока еще учебное оружие. Атман Вепрь не был бы атманом, если бы не умел поднять боевой дух и без нифрилового костыля.
– Рота равняйсь! – он подбавил в голос силы, – Рота-а-а! Приступить к заключительному учебному заданию по обороне снежного городка.
Ободренная копейская рота кинулась занимать оборонительную позицию в своей потешной снежной крепости. До этого дня бойцы отрабатывали все навыки в десятках, иногда вставали сотня на сотню, и лишь сегодня впервые вся рота готовилась отражать штурм в едином строю. Было это знаково, потому как отныне будет только так.
И Васин разум, накопив за время учебы в лагере достаточное количество изменений, именно сегодня вдруг совершил качественный переход в новое мировоззрение. По всей видимости речь Вепря послужила этому последним толчком. Он оглядел свою десятку будто бы новым оценивающим взглядом. С удовлетворением отметил, что Вершок окреп за эти три месяца и стал на самом деле похож на лося, большого
