Правительницы России - Вольдемар Балязин

Однако из-за своего состояния Мария, ожидая родов, осталась в Астрахани, а Пётр и Екатерина отправились дальше.

Следует иметь в виду, что последний сын Петра — Пётр Петрович, о котором здесь уже рассказывалось, внезапно умер на четвёртом году жизни 25 апреля 1719 года, а после него царица родила и последнюю дочь — Наталью, ни с какой точки зрения не подходившую на роль кронпринцессы.

Император же страстно хотел иметь мальчика и потому с беременностью Марии Кантемир связывал свою последнюю надежду на сына. Говорили, что если Мария родит Петру сына, то он так же решительно избавится от Екатерины, как за двадцать лет перед тем избавился от Евдокии.

Однако у Марии произошёл выкидыш — уверяли, что это было подстроено придворными врачами — друзьями Екатерины, но доказательств не было, и надеждам Петра не суждено было сбыться. Пётр по-прежнему любил молдавскую княжну, но о женитьбе на ней уже не могло быть и речи.

А теперь необходимо вспомнить, что между завершением войны со Швецией и началом войны с Персией Пётр — 5 февраля 1722 года — обнародовал «Устав о наследии престола», по которому наследником мог быть объявши любой человек, пригодный, по мысли Петра, к исполнению этой должности. Однако время шло, а кандидата на трон император не называл. И только через двадцать месяцев, 15 ноября 1723 года, появился Манифест, в котором сообщалось с предстоящей коронации императорской короной Екатерины. И хотя в Манифесте не говорилось, что именно Екатерина становится наследницей престола, всё же без этого было ясно, что Пётр тем самым делает важный шаг на пути к реализации «Устава о наследии престола» в пользу своей жены.

И когда в мае 1724 года в главном храме России, Успенском соборе Московского Кремля состоялась коронация Екатерины, то французский посол Кампредон особо отметил следующее: «Над царицей совершён был, против обыкновения, обряд помазания так, что этим она признана правительницей и государыней после смерти императора, своего супруга». Особо отмечалось также и то, что императорскую корону на голову Екатерины возложил сам Пётр.

Казалось, что в семье Петра царствуют покой и стабильность и ничто не предвещает никаких неожиданностей, как вдруг вечером 8 ноября совершенно внезапно был арестован камергер двора императрицы Виллим Иванович Моне...

А теперь нам предстоит познакомиться с одним из трёх братьев давно уже скончавшейся Анны Моне, Виллимом Ивановичем, — новым героем нашего повествования. Следует сразу же заметить, что опала старшей сестры никак не отразилась на его собственной карьере. Пётр с самого начала полюбил Виллима и сильно доверял ему.

Моне вступил в военную службу волонтёром двадцати лет, в 1708 году. Затем его зачислили в Преображенский полк, откуда забрал его к себе адъютантом генерал Родион Христианович Боур, поступивший на службу к Петру ещё до начала Северной войны.

А через три года Боур свёл Монса с Петром, адъютантом которого он и стал в 1711 году. С этих пор Виллим Моне — неутомимый в делах красавец и весельчак, чем-то напоминавший царю покойного Франца Лефорта, всё время находился при Петре, выполняя самые разные его поручения. Виллим проявил себя храбрым и расторопным офицером и в сражении при Лесной, которую Пётр называл «матерью полтавской победы», и под Полтавой, и под Фридрихштадтом. Монсу давались и дипломатические поручения в Польше и Дании, и вообще, при малейшей надобности он всегда оказывался под рукой у государя.

Благодаря тому что Пётр хорошо знал семейство Монсов, а придворные тем более хорошо понимали, что всё это значит и для царя и для его «генеральс-адъютанта», как стали вскоре именовать Виллима Ивановича, карьера Монса круто пошла вверх.

Разумеется, он с самого начала хорошо знал и государыню-царицу Екатерину Алексеевну. Виллим и Екатерина сразу же понравились друг другу, и через пять лет после начала службы у Петра, в 1716 году, Моне стал камер-юнкером при дворе Екатерины. В то время ему было 28 лет, Екатерине — 30, а её августейшему супругу — 44 года.

Став камер-юнкером, Моне начал играть при дворе царицы первую роль. Он ведал финансами и вообще всем дворцовым хозяйством, закупал всё, что было необходимо, держал в руках десятки управляющих, экономов, служителей, следил за жизнью монастырей, которым Екатерина покровительствовала, и, наконец, организовывал и обеспечивал частые и дорогостоящие праздники и гуляния, до которых царица всегда была весьма и весьма охоча.

Он сопровождал Екатерину в поездках по России и за границей, руководя и конюхами, и гайдуками, и поварами, хлопоча об удобствах в пути и о размещении в гостиницах; допуская к царице челобитчиков и извлекая немалый профит из своего посредничества.

Нетрудно понять, какие возможности представлялись молодому красавцу, к тому же имевшему успех у множества женщин, что засвидетельствовано документально, у Екатерины Алексеевны, прошедшей хорошую школу распутства и любившей более всего неуёмные плотские утехи, истовой поклонницы Венус и Бахуса, умевшей к тому же держать язык за зубами, тем более что провал конспирации в таком деле мог означать и для неё и для Монса только одно — смерть.

Оставаясь при ней в гостиницах, участвуя в празднествах, организовывая пиры, путешествия и ночлеги, мог ли Виллим Иванович вести себя как евнух? Можно даже поставить вопрос по-иному: позволила бы ему тридцатилетняя, часто одинокая, но склонная к разврату и пьянству Екатерина вести себя по-монашески?

К тому же Екатерине нельзя было отказать в смелости и авантюризме, а её неистовая страсть к плотским утехам просто брызгала из глаз.

Прибавим к этому и то, что Петра часто не бывало с Екатериной, а она хорошо знала, чем занимается её муж, когда её нет рядом с ним. Всё это играло не последнюю роль во взаимных отношениях треугольника — Пётр, Моне, Екатерина. Наконец, между ними всегда незримо стояла и Анна Моне, о которой каждый мог думать одно и то же: если царю Петру и Анне Моне можно было любить друг друга или, по крайней мере, не скрывая ни от кого, делить ложе, то почему то же самое, к тому же тайно, нельзя делать царице Екатерине и Виллиму Монсу?

Как бы то ни было, но и Моне, и особенно Екатерина были настолько изощрённы в сохранении тайны, настолько осторожны и опасливы, что их отношения очень долгое время оставались строго секретными. Сколь это ни банально звучит, но обманутый супруг узнал обо всём последним.

...Звезда Виллима Монса взошла в зенит после того, как император Пётр Великий решил короновать императорской короной и свою жену Екатерину. 27 февраля 1724 года первые персоны государства прибыли из Санкт-Петербурга в Москву и стали готовиться к участию в коронации, которая подготавливалась тщательно и серьёзно, с немалыми затратами и совершена была более чем через два месяца — 7 мая.

Задолго до этого для Екатерины были заказаны в разных европейских столицах необычайно пышное, с превеликим множеством драгоценных камней коронационное платье, императорская корона и парадная золочёная карета, украшенная символами верховной власти.

Весь двор, весь генералитет, военный и статский, все иностранные резиденты, Правительствующий Сенат и Святейший Синод, бургомистры многих городов европейской части России, богатейшие заводчики и купцы, учёные и художники, которые через полгода после этого вошли в первый состав Петербургской Академии наук и художеств, ханы кочевых и оседлых инородческих орд, бароны Прибалтики и князья Кавказа и Закавказья — словом, вся правящая Россия, которую Пётр называл не страной, а частью света, в которой как в котле перекипели более ста народов и государств, прибыла в Москву, чтобы ощутить себя единой великой империей — мостом между Европой и Азией.

И в этом сонме верноподданных, столь разительно отличавшихся от участников коронационных торжеств 1682 года, когда у тронов Петра и Ивана стояли одни лишь долгобородые бояре и архиереи, не было никого, кроме самого Петра, кто достоин был бы надеть на голову Екатерины императорскую корону.

Не было и патриарха, который ранее венчал царей, подобно тому как Папа короновал императоров Священной Римской империи.

... После того как Пётр надел на голову Екатерины корону, щедро стали раздаваться награды и милости — деньги, чины, титулы, поместья, ордена и новые повышения по службе. И одним из первых был отмечен верный Виллим Моне, ставший отныне камергером двора, что соответствовало по нововведённой петровской «Табели о рангах» званию генерал-аншефа по армии и действительного тайного советника по статской службе.

Казалось, звезда Виллима Монса так и будет стоять в зените, как вдруг, через полгода, 5 ноября, мелкому дворцовому лакею Ширяеву на Невском проспекте некий незнакомец вручил письмо и сказал, что письмо это с почты и предназначается ему и хорошо, мол, что письмоноша так удачно встретился с ним. Когда же Ширяев распечатал конверт, оказалось, что внутри находится ещё одно письмо — на имя государя.