Этюды любви и ненависти - Савелий Дудаков

Николаевский режим наизнанку.

Что же касается, скажем, "зверя" Ивана Грозного и его оппонента "западника" князя Курбского, то к евреям они относились одинаково зверски. Здесь их разнила лишь мера власти: возможности царя и князя неодинаковы. Царь топил несчастных в Полоцке подо льдом. Не тогда ли родилась поговорка "Жида крести, да под лед пусти". А князь Андрей Курбский, бежавший в Литву и получивший большие владения, стал "своевольничать" – грабить и убивать своих соседей и, увы, евреев. Как сказано, "схватил за долги двух жидов ковельских и жидовку в субботу, в школе на молитве, посадил в яму, наполненную водою, запечатал в домах их и в домах других жидов лавки и пивницы" (см.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М, 1989. Т. 7/8, кн. IV. С. 148). Но происходило это все-таки в Польше, где действовали иные, чем в России, законы, в частности по защите личности. Они плохо соблюдались, но все же были писаны на бумаге. Евреи пользовались королевскими привилегиями, они пожаловались, и согласно королевскому указу Курбский должен был освободить несчастных, открыть синагогу и лавки. Соседям Курбского – христианам доставалось не меньше: одного несчастного, предварительно ограбив его имение, он шесть лет держал в собственном узилище, подвергая пыткам. Таков "западник" Курбский (см.: Там же. Т.15/16. С. 148-149).

30 июля Московское правительство времен Михаила Федоровича требовало возвращения на родину молодых людей, посланных Борисом Годуновым для обучения на Запад. Как известно, никто из них возвращаться не хотел. Тонкий историк А.А. Лебедев в монографии "Чаадаев" (М., 1965) заметил, что это было бы возвращение из бытия в небытие. Подьячий Грязев писал, что англичане "совратили их в свою веру", а один из них, Никифор, "поставлен" в попы в Лондон, другой – королевский секретарь в Ирландии, двое в Индии занимаются торговлей. Значит, талантливых юношей отправил Годунов. Тот же Никифор Арефьев, сын боярский, отказываясь от возвращения на родину, Бога молил за тех купцов, которые вывезли его из Московии. Один из посланных, по словам посла Мерика, искренним или неискренним, уже умер (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1990. Т. 9-10, кн. V. С. 90, 135). 2 августа, вечер.

Читаю "Письма к другу. Дмитрий Шостакович Исааку Гликману". СПб., 1993.

Рассуждение о гениальности и странностях музыкального вкуса. Д. Ш:. "У меня в юные годы был один знакомый, очень хороший музыкант, который ставил Мейербера выше всех оперных композиторов мира". И. Г.: «Я по этому поводу заметил, что четвертый акт из "Гугенотов", на мой вкус, выше всех похвал и ничуть не уступает лучшим страницам Верди». Д. Ш:. "Это, пожалуй, верно, но сколько у Мейербера всякой дряни. Впрочем, гении знают, сколько надо сочинить хорошего и сколько посредственного" (С. 218). 22 сентября Давно ничего не заносил в дневник. Совсем забросил свою книгу. В главе, посвященной Бондареву, рассказывая о евреях – исследователях Сибири, забыл упомянуть Ивана Семеновича Полякова (1847-1887), зоолога, антрополога и этнографа. А ему в Брокгаузе и Ефроне отведены две колонки: написано, что происходит из забайкальских казаков. Но казак был евреем, в чем может убедиться каждый, открыв книгу Адольфа Когута "Знаменитые евреи – мужчины и женщины" (Одесса, 1902-1903. Т. П. С. 237). Поляков окончил СПб. университет; магистр зоологии и хранитель Зоологического музея при Академии наук.

Совершил несколько научных экспедиций по Русскому Северу, Сибири, Прибалхашью, Сахалину и многим другим регионам империи. Перечень его научных трудов занимает множество строк. Поляков, как сказано о нем в энциклопедии, был неустанным и разносторонним изыскателем. Редактором "Записок Им. Географического общества".

Его обширная коллекция поступила в Академию наук. 8 ноября Давно не писал. В "Парадоксах" у меня несколько слов сказано о народовольце и поэте Петре Филипповиче Якубовиче-Мельшине (1860-1911) и его взглядах на сионизм (Л. Мельшин – его псевдоним).

Связать свою судьбу с судьбой России, решить социальные и правовые проблемы в рамках Великой страны, обрести Обетованную землю и т. п. – все это было прекраснодушной мечтой. Чего стоит один из ответов Якубовича на вопрос о сионизме. К идее сионизма он относился скептически и предсказывал усиление мирового антисемитизма после возможного создания еврейского государства в Палестине в ближайшие 30-50 лет (ответ относится к самому началу XX в.). Мельшин же предсказал, что ко времени реализации идеи сионизма численность евреев в России достигнет 20 миллионов! (Гордон Г.И. Сионизм и христиане. М., 1902. С. 15).

Но впереди евреев вновь ждали погромы, "простые", мирного времени и мировой и гражданской войн. Репрессии, общие и национальные, и, самое главное, впереди была страшная война, унесшая миллионы жизней евреев. Не осуществилась мечта Петра Филипповича: не будет в России 20 миллионов еврейских тружеников.

Обетованная земля обернулась Еврейской автономной областью. (Официальная статистика никакого представления о действительности не дает. Цифры следующие: с 1811 по 1917 г. на территории империи зафиксировано 76 погромов, число жертв – чуть менее 3 тысяч человек.) Это все правильно. Народоволец Мельшин глубоко уважал еврейский народ и преклонялся перед собственным русским народом. Конечно, не он был автором гнусных антисемитских листовок, распространяемых некоторыми народовольцами в погромные дни 1881-1882 гг. Очень давно эти прокламации не цитировались. А из моей книги "Парадоксы" они были изъяты ввиду большого объема. Все же стоит привести их хотя бы частично.

Напомню, что писаны они (за исключением заголовка) на украинском языке, точнее, на той языковой смеси, где главный компонент – южнорусское наречие. Примерно, как у Григория Сковороды, базисный язык которого – говор Слободской Украины (Харьков и его округа). Итак:

"Исполнительный Комитет – Украинскому народу. Объявление Люди добpi, честний народ Український.

Тяжко стало людям жити на Україні, та чiм далі, все тяжче стає.

Hixтo ніде правди не находить. Б’ют вас скажені врядникі, їдять вас поїдом пани, граблять жиди – іуди непотрібні.

Од жиддв гiрше всього терплять люди на Україні.

Хто забрав у cвoi руки землі, ліса, та корчми? – Жиди.

У кого мужик, часом крізь сльози, просить доступитися до свого лану, до своєї царапи? – У жидів. – Куди не глянеш, до чого не приступиш, жиди усюди. Жид чоловіка лає, а він його обманює, п’е його кров – Нема у селі життя від жида"*.

Вывод напрашивается один: дестабилизация общества, достигаемая ценой еврейских погромов, желательна, так как "еврейская кровь должна быть смазочным маслом на колесах русской революции" (Бухбиндер Н.А. Прокламация "Земли и Воли" // Еврейский вестник. 1922. № 3. Июнь. Стлб. 25). Возникавшие еврейские беспорядки воспринимались как симптомы революционной ситуации (Любатович О.С. Далекое и недавнее: Воспоминания из жизни революционеров, 1878-1881 гг. // Былое. 1906. № 6. С. 146). Слово из песни не выкинешь – эта прокламация была одобрена членом Исполнительного комитета, евреем по национальности… (Богучарский В.Я. Указ. соч. С. 221. Примеч.).

Вера Фигнер на свой страх и риск изымала этот мерзостный призыв (найти в ее воспоминаниях). Петр Филиппович хорошо относился к многострадальному народу.

Женился на еврейской девушке, подвижнице, Розе Франк, также народоволке. Их арестовали в один и тот же день (по наводке Дегаева) 15 ноября 1884 г.: его – утром, ее – вечером. Посадили Якубовича в Трубецкой бастион и после почти трехлетнего заключения приговорили к смертной казни через повешенье. Приговор он встретил с величайшим мужеством, но был поражен его несправедливостью.

* См.: Драгоманов М. Еврейский вопрос на Украине // Вольное слово. 1882. № 41, 45; см. также: Богучарский В.Я. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг.

XIX века. М, 1912. С. 220-221.

Дело в том, что Якубович не принимал участия в терроре, хотя и был лидером "Молодой народной воли". Задачей партии он считал расширение социальной базы для государственного переворота. Он вел пропаганду среди рабочих и сотрудничал в нелегальных изданиях: писал статьи, стихи, распространял нелегальную литературу.

Ему повезло: смертную казнь заменили 18-летней каторгой в страшном Акатуе, воспетом не одним политзаключенным. Потрясающе, что у уголовников он пользовался непререкаемым авторитетом. Это было обусловлено двумя обстоятельствами: необыкновенной физической силой и нравственным превосходством. Все это описано им впоследствии в книге "В мире отверженных". Срок каторги был сокращен манифестами на треть. В ноябре 1893 г. с него сняли кандалы, а осенью 1894 г. в Кадаинский рудник к нему прибыла невеста, Р. Франк. После десятилетней разлуки они обвенчались.

Началось постепенное возвращение Мельшина в большую литературу. В молодости он дружил с С.Я. Надсоном и Н.М. Минским. Дмитрий Сергеевич Мережковский, трудно в это поверить, в молодости "благоговел" перед Якубовичем. Сам же Петр Филиппович восхищался "хрустальной правдивостью" Надсона. На литературный вкус Якубовича оказал влияние круг многочисленных знакомых: М.Е. Салтыков-Щедрин, А.Н. Плещеев, С.А. Венгеров, Я.П. Полонский, И.И. Ясинский, фольклорист П.В. Шейн (крещеный еврей, о нем особый рассказ), художник К. Коровин и др. В 1882 г. он окончил Петербургский университет со степенью кандидата. Работа Якубовича "Внутренняя жизнь Лермонтова по его произведениям и письмам" была высоко оценена профессором М.И. Сухомлиновым. К диссертации он приложил собственные обратные переводы приписываемых Лермонтову стихов, известных по немецким текстам Фридриха Боденштедта. Любовь к поэзии Лермонтова он сохранил навсегда.