Стрелы степных владык - Анна Макина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Южане его тоже не забывают, исправно шлют дань и, наверняка, написали в своих книгах о небесных гордецах и их владыке. Конечно, они называют Модэ отцеубийцей.
Но доведись шаньюю вернуться в дни молодости, он вновь принёс бы великую жертву. Ради себя, ради народа и своих потомков, которым предстоит править ещё много, много веков.
Чечек старалась окружить мужа заботой. Когда у шаньюя начали болеть плечи и суставы рук, она призвала лекарей и сама растирала мужа снадобьями. Справиться с недомоганием не удавалось, и вскоре Модэ со страхом понял, что больше не сможет поднять меч: ноющие, ослабевшие руки не выдержат тяжести оружия.
Боль преследовала его и ночами, не давая заснуть. Когда шаньюй спрыгивал на землю с коня, в особенно сильно поражённое болезнью правое плечо, словно молния ударяла, так что Модэ с трудом удерживался от стона. Потом начали ныть и опухать колени, так что ходить приходилось осторожно, по-стариковски.
Постоянные боли сделали шаньюя раздражительным, но Чечек стойко терпела его придирки. Втайне Модэ боялся того, что случится, если взрослые сыновья узнают о том, что он теперь почти беспомощен.
Хотя Гийюй и Пуну, безусловно, слышали от матери о состоянии здоровья отца, дети ни словом, ни взглядом не дали понять шаньюю, что он упал в их глазах.
Восточный чжуки Гийюй делил время между своим уделом и ставкой шаньюя, где помогал ему. Он был не столь порывист как младший брат, основателен и серьезен. Как думал Модэ: «Гийюй достойный наследник. После моей смерти держава окажется в надежных руках».
У Гийюя подрастали два сына, Гюньчен и Ичжиси. Когда их привозили погостить в ставку шаньюя, Чечек закармливала внуков лакомствами, а Модэ с удовольствием рассказывал мальчикам предания, истории из своей жизни, любовался их блестящими глазами и слушал звонкие голоса, переливчатый детский смех.
В глубине души, словно уголёк, тлела мысль: «И эти жизни оплачены смертью моего брата. Прости, Ушилу, так было нужно».
Вряд ли кто-то ещё из живущих помнил, как выглядел покойный младший сын Туманя. После ухода Модэ умрёт и сама память об этом мальчике.
Помня о призраках, Модэ приказывал по ночам зажигать вокруг своей юрты несколько костров сразу и бросать в них сушёные травы. Это помогало, во всяком случае, тени убитых родных больше не являлись шаньюю.
Три года шаньюй прожил, тоскуя по утраченной возлюбленной. Кроме нывших и распухавших суставов его стали беспокоить боли в левой половине груди. В конце концов, Модэ слёг в постель. Целители и шаманы безуспешно пытались излечить его.
Однажды Модэ понял, что дни его подошли к концу, и приказал позвать детей. Он поговорил с Гийюем, попрощался с Пуну и дочерьми, приласкал внуков.
Яньчжи Чечек он сказал: «Ты была рядом со мной с юности и подарила хороших детей. Я не всегда воздавал тебе должное. Прости». Рыдающая Чечек гладила руки мужа и умоляла потерпеть, ведь он обязательно выздоровеет. Модэ попросил сыновей увести мать, сказал, что отдохнёт.
Не обращая внимания на слуг и лекарей, он закрыл глаза, сосредоточился, вспомнил прекрасное лицо своей дорогой лисы и мысленно позвал: «Шенне! Приди ко мне, любимая! Шенне! Дай увидеть тебя в последний раз».
Он бросал этот отчаянный клич в заснеженную степь, веря, что лиса услышит его, не может не услышать.
* * *
Пока Шенне бежала на юг, из её глаз то и дело капали слёзы. Ею владело желание оказаться подальше от Модэ, чтобы не поддаться соблазну вернуться к нему, вновь прижаться к его телу, поцеловать горячие губы, заглянуть в смеющиеся глаза.
Нет, надо бежать всё дальше и быстрее! Тогда любимый сохранит силы и проживёт дольше. Да хранит его Великое Небо!
Оказавшись в имперских землях, Шенне подумала, что нужно побывать у Лю Цзина, как требовала лисья вежливость, иначе обиженный старый лис мог бы причинить ей немало неприятностей. Она мысленно связалась с Лю Цзином, тот назвал ей имя, под которым жил сейчас, и рассказал, как отыскать его дом в столице.
Жилище советника Цзи Бу, как сейчас именовал себя лис, оказалось просторным и богатым. Утончённая роскошь комнат не подавляла, а радовала глаз.
— Ты всегда умел хорошо устраиваться, — отметила Шенне. — Здесь так уютно.
— Благодарю, — засмеялся старый лис.
Когда Лю Цзин рассказал о том, какое положение занимает при дворе сейчас, Шенне захотелось съязвить насчёт того, что её высокомерный наставник вынужден служить женщине. Но, поразмыслив, лиса придержала язык во избежание ссоры и с грустью подумала: «Через сто лет Лю Цзин останется единственным существом, кроме меня, кто помнит Модэ в расцвете его силы, и с кем можно будет поговорить о шаньюе».
Хозяину дома и его гостье подали вкусный обед. Конечно, Лю Цзин заметил, что Шенне подавлена, и участливо расспросил её о причине грусти, постарался, как мог утешить, говоря, что отношения со смертными обычно так и кончаются.
— Тебе повезло: твой шаньюй не погиб, — говорил ей старый лис. — Печаль пройдёт, а у вас обоих останутся самые лучшие воспоминания о прожитых вместе годах.
Речь лиса журчала, словно спокойная река на равнине. Стемнело. Слуги зажгли светильники, убрали посуду, принесли вино и оставили своего хозяина наедине с гостьей в изысканно обставленной комнате.
Сытая, опьяневшая, почти убаюканная ласковым голосом старого лиса, Шенне не сразу заметила, что Цзи Бу улёгся у двери с закрытыми глазами. Как только она сообразила, что человеческое тело опустело, то обернулась — Лю Цзин приближался к ней в своём настоящем обличье. Изящный и хрупкий юноша лет шестнадцати, с тонкими чертами лица, прекрасный, словно принц в своем тёмно-лазурном одеянии с чёрным поясом. Фенг — так звали его когда-то.
В первой, человеческой жизни, до того, как семьсот лет назад его принесли в жертву речному божеству, Фенг не успел повзрослеть, поэтому он и предпочитал вселяться в тела зрелых мужчин. Неизменным оставалось лишь его пристрастие к синему и чёрному цветам.
Шенне невольно вспомнила первую встречу с Модэ, и отметила, что тот в юности был не менее красив, чем лис, только выглядел мужественнее.
Подойдя, лис присел рядом с Шенне, погладил её руку, поцеловал запястье. Нежный, как прикосновение крыла бабочки, поцелуй заставил лису вспомнить былые времена, когда она млела от таких ласк. Пальцы Фенга щекотали ладонь, затем лис влажными губами коснулся её шеи.
Фенг явно был намерен приятно провести ночь, а в Шенне вскипело раздражение. Она уклонилась от очередного поцелуя и тихо
