Рерайтер - Василий Каталкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-
- Андрей, - окликнул меня Троцкий, когда я пришёл в лабораторию, - ну и заварил ты кашу.
- Это в каком смысле? – Не понял я.
- В том, что переполошил всех производителей микросхем. Теперь только ленивый не судачит об успехах "Интеграла", они же свои калькуляторы на ВДНХ выставили.
- А не рановато ли? – Пришлось засомневаться мне в необходимости такого шага. – Как хоть назвали?
- Электроника К-1 и К-2.
- Да, с оригинальностью у них явные проблемы. - Покачал головой. – Хорошо ещё, что не Кал-1 и Кал-2.
- Шутник, - рассмеялся Валерий Ефимович, - но это полбеды, а беда в том, что на "Пульсаре" проснулись и наехали на наш институт, мол, нет у вас корпоративной солидарности.
Ух ты, я здесь впервые услышал производное от слова "Корпорация", надо же дожил наконец-то.
- И теперь они требуют от руководства института передать им что-нибудь получше из наших новых разработок. – Меж тем продолжал доносить до меня проблему Троцкий.
- И? – Доходит до меня, что могу сейчас услышать.
- А ты не догадываешься?
- Пульсар восьмибитные процессоры запорет, а потом нас же и обвинит. – Высказываю неприятие идеи института.
- Если докажем, что это возможно, то никуда они не денутся. – Возражает Валерий Ефимович, - сколько вам ещё времени потребуется, чтобы маску сделать?
- Ещё недели две – три, прикидываю я, - тут зависит от того как много ошибок при резке рубелита сделают. Но дело не в этом, без обвязки делать процессор бессмысленно, многие нужные функции окажутся за бортом.
- Это ты насчёт настольных ЭВМ речь ведёшь?
- Ну да, - киваю в ответ, - разве не для этого нам нужен восьмибитник?
- Нет, не для этого, - рушит все мои надежды Троцкий, - на них военные уже глаз положили, а им эта обвязка по большей части не нужна.
Вот такие дела, не трудно предсказать дальнейшие события, как только процессор пойдёт в серию, его засекретят, и на нём можно будет ставить крест. А если это действительно так, то зачем мне торопиться? Этим летом я запланировал съездить в Переславль, к Карпову, оказывается, его успехи в министерстве заметили и тут же нагрузили другим заданиями. Обязали расширять завод и поставили в план производство цветной негативной кинопленки для нужд союзных киностудий. Максим Григорьевич отбрыкивался от свалившегося на него "счастья" как мог, но не получилось, авторитарный стиль правления в министерствах процветал. А цветная кинопленка довольно-таки сильно отличалась от обычных цветных фотоплёнок, так как в ней должно было быть на три цветных слоя больше. Вот и пришлось ему вспомнить о школьнике-консультанте, чтобы не набивать себе шишек с технологией предложенной профильным институтом, так как она вызвала большие подозрения. Весточку мне он прислал через родителей, и я в тот же день связался с ним.
Договорились, что технологию производства такой плёнки я ему распишу, но не просто так, за это он будет должен законтачить либо с Ленинградом, Либо с Красноярском, и передать им технологию производства цветной фотобумаги повышенной стойкости. А то, если с цветными плёнками, благодаря Переславскому заводу, в СССР всё стало замечательно, то вот цветная фотобумага по-прежнему ценилась зарубежная, в ней и цветопередача была насыщенней, и краски сохранялись дольше. И ведь все знают об этой проблеме, но предпринять ничего не могут, ибо надо не только выделить деньги на исследования, но и хорошо замотивировать учёный люд, а с этим у нас большие проблемы. Пора было менять такое положение дел, нечего капиталистов подкармливать, пусть почувствуют мозолистую руку пролетариата на своем горле. Это сегодня потери в валюте не велики, но мне известно, что спрос на фотографии в будущем вырастет экспоненциально, и страна будет терять на импорте фотобумаги десятки миллионов долларов, если не сотни.
Как потом оказалось, сначала ленинградцы не были в восторге от новой технологии производства фотобумаги, посчитали, что овчинка выделки не стоит. И лишь когда красноярцы доказали, что производить новую цветную фотобумагу не только престижно, но и выгодно, в плане дополнительного премиального фонда, в мозгах у них что-то сдвинулось. Но сдвинулось скорее от безысходности, если раньше торговля с руками рвала продукцию ленинградского завода, то постепенно спрос на неё упал. А из министерства раздался начальственный окрик, если они ничего не сделают для улучшения качества своей продукции, то их вынуждены будут перепрофилировать. Зная, что перепрофилирование завода, как правило, означает смену всего руководящего состава, директор, наконец, зашевелился, да не просто зашевелился, а повел себя как разозлённый слон в посудной лавке, на орехи досталось всем. Но, так или иначе, продукция ленинградцев скоро стала вновь востребована.
Но это все лирика, а что делать мне? Взяться за проектирование процессора, но уже на двенадцать бит? Почему такой странный выбор? А все из за того, что такой процессор был тяжелее восьмибитника всего на четыре тысячи транзисторов, с увеличением площади кристалла, то есть мы оставались в том же технологическом режиме. И главное, это то, что вся спроектированная обвязка, после небольшой доработки могла использоваться с новым процессором. При шестнадцати разрядах, нам требовалось бы осваивать другую технологию, ибо количество транзисторов в нем подскакивало до двадцати четырёх тысяч, что на сегодняшний день воспроизвести было нереально. И что ещё немаловажно, на этот процессор вряд ли позарятся военные, нет у них задач под него. Однако жалко потерянного времени такой процессор ни уму ни сердцу, времянка, которая ничего не даст для будущего.
Да гори оно синим пламенем, надо отдохнуть от всех этих трудов, устал, выгорел морально.
*
Домой я попал только в первых числах июля, и после двух дней отдыха сообразил, что делать мне здесь абсолютно нечего. После Зеленограда родной город казался каким-то скучным – некуда пойти, нечего делать. Но на следующий день после ничего неделанья, я
