Растревоженный эфир - Ирвин Шоу

— Боже мой, — простонал О'Нил, — почему я должен все это выслушивать?

— Извини. — Барбанте потупился. — Вроде бы Клемент спросил меня, чем я собираюсь теперь заняться.

— Дом, — мягко спросил Арчер, — когда ты в последний раз спал?

Барбанте кисло улыбнулся. Провел рукой по глазам.

— Три, четыре дня тому назад, — прошептал он. — Не знаю. Ты думаешь, я свихнулся, не так ли, Клем?

— Есть немного, — кивнул Арчер.

— Ты прав. — Барбанте захихикал. — Ты абсолютно прав. И если я останусь в этом городе, в этой вонючей дыре, на меня точно наденут смирительную рубашку и будут лечить электрошоком утром, днем и вечером. — В голосе сценариста зазвучала мольба. — Я должен уехать. Ты это понимаешь, не так ли, Клем? Еще три таких дня я просто не переживу. Человек должен знать, что для жизни ему нужны не только золотые портсигары и чек на круглую сумму, который он получает каждую пятницу. Как насчет тебя, Клем? — Барбанте отлепился от окна и нетвердой походкой направился к Арчеру. Остановился перед ним, низенький, с затуманенными глазами, ненадушенный, с запахом перегара. — Что осталось у тебя, Клем? Прикупи акции. Отличное вложение капитала. Что осталось у тебя на полках, Клем, помимо присыпки для ног и пенициллина?

— Ты вроде бы собирался жениться. — В это утро Арчеру не хотелось говорить о себе. — Кто избранница?

Барбанте чуть оживился. Почесал нос.

— Еще не решил. Изучаю обстановку. Приглядываюсь к кандидаткам, завтракающим сейчас в своих постельках, раздвинув длинные стройные ножки. Должен остановить свой выбор на той, кому не повредит переезд. В засушливой Калифорнии выживают далеко не все. Ошибка тут недопустима. Господь требует моногамии. Мы вот разводим браминских быков. Из Индии. Могут жить на росе и полыни и за год набирать сто фунтов мяса. Циркулирую, циркулирую… — Барбанте опустил руку, его кисть совершила несколько кругов. — Циркулирую по уютным, маленьким спаленкам.

— К черту! — воскликнул О'Нил. — Я скажу Хатту, что нам больше не нужен Барбанте. Он получил свое.

— Барбанте получил свое, — нараспев повторил сценарист, возвращаясь к окну. — Великолепная фраза. Такая емкая. Прямо-таки сленг времен мировой войны. В которой мы сражались. Кроме меня. Кроме Клема. Кроме старого доброго йога Клема. — Он заговорщически подмигнул Арчеру. — Секрет, Клем. Мой, твой и любого, у кого есть десять центов на газету.

— Мне очень жаль, Клем. — О'Нил вздохнул. — Этот сукин сын Роберте…

— Забудь об этом, — отмахнулся Арчер и подумал, что ему придется к такому привыкать. Надо учиться не выдавать истинных чувств.

— Не волнуйся, Клем, ученые не стоят на месте. — Барбанте повернулся к нему. — Машины будут выполнять работу тысяч людей. Тысяч сценаристов. Наверное, одна из них сейчас как раз проходит экспертизу в патентном ведомстве. Позвони в «Интернэшнл бизнес машинс», и тебе привезут ее во второй половине дня. Вставишь штепсель в розетку, понаблюдаешь, как перемигиваются лампочки, а двумя минутами позже получишь сценарии десяти следующих передач «Университетского городка». Идеальных сценариев. К которым не прикасалась рука человека. А если в машине возникнут какие-то неполадки, их легко устранит человек с отверткой. И я гарантирую, что машина будет верить в Бога и не станет шляться до зари, выражать политические пристрастия, попадать в черные списки, ходить на чьи-либо похороны.

— О Господи, — выдохнул О'Нил, — он опять за свое.

Дверь открылась, не постучав, вошел Хатт. Свеженький, чисто выбритый, в идеально отглаженном костюме. Арчер вдруг понял, что всякий раз, когда Хатт входил в комнату, у него возникала мысль: вот человек, который выглядит на десять лет моложе своего возраста.

— Доброе утро, господа, — поздоровался Хатт. О'Нил встал, но Хатт замахал рукой: сиди, мол. — Как хорошо, что вы так рано заглянули к нам. — Он дружелюбно улыбнулся Барбанте и Арчеру, присел на краешек стола О'Нила.

Арчер заметил, что уши у Хатта уже не шелушатся.

— Хорошо отглаженный магнат, — нарушил паузу Барбанте. — Скажите мне, мистер Хатт, кто ваш портной?

Хатт бросил на Барбанте короткий взгляд, повернулся к О'Нилу. Тот покачал головой.

— Ни единого шанса.

— Вы говорили с ним, Арчер? — спросил Хатт.

Режиссер кивнул.

— Боюсь, О'Нил прав.

— Барбанте получил свое, — изрек сценарист. — Мы проголосовали.

— Может, вы подумаете еще денек? — предложил Хатт. — Чтобы принять окончательное решение в более спокойной обстановке.

— Никогда еще не ощущал себя в более спокойной обстановке, — ответил Барбанте. — Я циркулирую. — И хохотнул.

На лице Хатта отразилось недоумение, потом он пожал плечами и повернулся к О'Нилу и Арчеру.

— Сколько у нас сценариев? — спросил Хатт.

— Два, — ответил О'Нил.

— Корпорация «Посмертная продукция», — с важным видом покивал Барбанте. — Диалоги убывшего сценариста.

— Может, вам хочется поехать домой и отдохнуть, Дом? — по-прежнему дружелюбно спросил Хатт. — Вы выглядите уставшим.

Барбанте упрямо покачал головой:

— Мне тут нравится. Люблю слушать разговоры взрослых.

Хатт холодно оглядел Барбанте. Его светло-синие глаза не упустили ни всклоченных волос, ни мятого костюма, испачканного сигаретным пеплом, ни сизой щетины на щеках и подбородке. А потом он повернулся к сценаристу спиной.

— Арчер, как я понял, с моими инструкциями относительно похорон вышла некоторая путаница.

— Путаницы не было, Ллойд, — тихим голосом ответил О'Нил. — Я ему ничего не передал.

Хатт согласно кивнул:

— Значит, вы ничего не перепутали, Арчер. В отличие от О'Нила. Полагаю, сегодняшние газеты вы видели.

— Да, — ответил Арчер.

— Мы уже получили тридцать семь звонков, — продолжал Хатт привычным ему шепотком. — От церковных общин, организаций ветеранов, патриотически настроенных личностей. Все с требованием немедленно убрать из программы О'Нила, вас, Барбанте, Леви и Бревера.

— Начните с меня, — предложил Барбанте. — Ради улучшения отношений с широкой общественностью. Объявите, что Барбанте, будучи патриотом и личностью, убрался из программы.

Хатт его проигнорировал.

— Более того, звонили в приемную спонсора и даже к нему домой, хотя его номера нет в телефонных справочниках. И я хочу сообщить вам, господа, что мистер Сандлер нервничает, хотя, возможно, это еще мягко сказано. — И Хатт ослепительно улыбнулся.

— Церковные общины, — пробормотал Барбанте, — отрезали квакерам уши и прибивали к бронзовым дверям.

Хатт покосился на Барбанте.

— О чем это он?

О'Нил пожал плечами:

— О своем. Объяснить он не сможет, а уж я и подавно. Мы могли бы упростить себе жизнь, если бы два года назад отправили Барбанте к психоаналитику, оплатив его услуги по статье «производственные расходы».

— Я крещен Римской католической церковью, господа, и ею же воспитан, — заявил Барбанте. — Играл в бейсбол за Церковь Доброго Пастыря, пока они не нашли на мое место парня, который мог отбить крученый бросок питчера.

— Полагаю, вас не удивит, господа, — Хатт вновь обратился к О'Нилу и Арчеру, — известие о том, что спонсор очень серьезно рассматривает возможность закрытия программы. И я, откровенно говоря, не стал бы его за это винить.

В кабинете О'Нила повисла тишина. Спонсора никто не винил.

— Я не собираюсь скрывать от вас и тот факт, что мы подвешены на очень тонкой ниточке.

«До чего же он любит клише», — почему-то подумал Арчер. Хатт не стал затягивать паузу.

— Если мы не возьмем инициативу в свои руки, не сумеем круто изменить ситуацию, существует большая вероятность того, что в следующем месяце наша программа не получит разрешения на выход в эфир. Не буду отрицать, меня это тревожит, но я не думаю, — уверенно добавил он, — что мы уже потерпели поражение. — Хатт улыбнулся, обведя взглядом кабинет О'Нила, тем самым показывая, что числит всех в одной команде. — Если мы объединим усилия, то сможем спасти программу и, возможно, даже упрочить наше положение. Во-первых, на три часа дня я назначил пресс-конференцию, и я хочу, чтобы на ней присутствовали все участники программы: под всеми я понимаю и актеров, и музыкантов, и техников, и звукоинженеров. Мы должны собраться здесь и честно ответить на любой вопрос, заданный любым репортером. Я уже разослал телеграммы людям, которые раньше работали в программе, даже исполнителям маленьких ролей, появлявшимся в программе от силы три-четыре раза. Я пригласил Коннорса, редактора «Блупринт», он придет, сделав одолжение лично мне, и он уже предупредил, что намерен прямо спросить некоторых из участников программы, коммунисты они или нет. В том числе и вас, Арчер. — Хатт мило улыбнулся, показывая, что он воспринимает такой вопрос как шутку. — Судя по всему, за пределами этого агентства стало известно о том, что вы выступили против нашего решения очистить программу от коммунистов и сочувствующих, поэтому вами занялись вплотную. — Хатт покачал головой. — Коннорс оказал мне любезность и познакомил с результатами проведенного расследования. Должен сказать, Арчер, ваша подпись стоит под очень странными документами.