Джозеф Антон. Мемуары - Ахмед Салман Рушди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невозможно было заставить буквалистов, чтущих Коран, ответить на простой вопрос: известно ли им, что довольно долго после смерти Пророка канонического текста не существовало? Надписи времен Омейядов в иерусалимской мечети Купол Скалы не совпадают с тем, что ныне считается священным текстом. Этот текст был впервые стандартизован при Усмане, третьем халифе. Сами стены одной из величайших исламских святынь говорят о том, что человек и при зарождении Книги был подвержен ошибкам. Ничто, зависящее от людей, не безупречно на этой земле. Книга передавалась по всему мусульманскому миру устно, и в начале X века бытовало более семи вариантов текста. Текст, подготовленный и официально одобренный университетом Аль-Азхар в 1920-е годы, следует одному из этих семи вариантов. Идея, будто существует некий пратекст, безупречное и непреложное слово Аллаха, попросту неверна. Романисты, может быть, порой и лгут, но история и архитектура – нет.
Позвонила писательница Дорис Лессинг, испытавшая очень большое влияние суфийского мистицизма, и сказала, что его защита “велась неправильно”. Хомейни надо было изолировать как деятеля, чуждого исламу, как “фигуру вроде Пол Пота”. “И еще должна вам сказать, – добавила она, женщина откровенная, – что ваша книга мне не нравится”. У каждого было свое мнение. Каждый знал, как следовало поступить.
По издательскому миру распространялся страх. Опасения Питера Майера по поводу его будущих книг передались и другим издателям – он задавался вопросом, не пытаются ли люди из “Пенгуина” заручиться поддержкой своей позиции, чтобы не выглядеть слишком уж трусами, – и теперь французские и немецкие издатели говорили то же самое. Против выпуска “Шайтанских аятов” в мягкой обложке выступил еженедельник “Паблишера уикли”, и опять ему показалось, что тут действует чья-то рука – или пингвинье крыло. Майер по-прежнему отказывался назвать дату, когда он сможет выпустить дешевое издание, ссылаясь на бомбы, обнаруженные около его дома. Как затем выяснилось, к “Шайтанским аятам” они отношения не имели: их подложили валлийские националисты. Но на позицию Майера это не повлияло. Тони Лейси сказал Гиллону, что Питеру только что угрожали убийством. Билл Бьюфорд приехал в Эссекс, и они на ужин приготовили утку. “Не злись”, – сказал ему Билл.
Гиллон и Эндрю начали переговоры с людьми из издательства “Рэндом хаус” – с Энтони Читемом, с Саем Ньюхаузом, – чтобы понять, не заинтересует ли их “Гарун и Море Историй”. Они выразили интерес. Но ни они, ни Майер не сделали предложения. Тони Лейси пообещал, что “Пенгуин” пришлет письмо. Позвонил Сонни Мехта: он “делает все возможное”, чтобы с “Рэндом хаус” дело выгорело.
В начале ноября пришло обещанное письмо из “Пенгуина”. В нем не было ни даты публикации “Шайтанских аятов” в дешевом издании, ни предложения по поводу новой книги. Майеру нужны были “месяцы” полного спокойствия, прежде чем он начнет рассматривать возможность публикации дешевого издания. Это казалось невероятным: как раз на той неделе телеканал Би-би-си показывал документальный фильм о продолжающемся “негодовании” мусульман. В “Рэндом хаус” между тем сказали, что готовы к серьезным переговорам о будущих книгах, и эти переговоры начались.
С Исабель Фонсекой[101] он познакомился в 1986 году в Нью-Йорке на конгрессе ПЕН-клуба. С этой умной, красивой женщиной они стали друзьями. После того как она переехала в Лондон, они иногда виделись, но без намека на роман. В начале ноября 1989 года она пригласила его поужинать в свою лондонскую квартиру, и его согласились отвезти. После обычных путевых шпионско-приключенческих штучек он стоял у ее двери с бутылкой бордо, а за этим последовал приятный дружеский вечер-иллюзия за хорошим красным вином с ее рассказами о литературном Лондоне, о Джоне Малковиче. Вдруг, уже довольно поздним вечером, случилась большая неприятность. В дверь каким-то робким стуком постучал охранник – застенчивый, похожий на пастора Дик Биллингтон – и сказал, что надо переговорить. Квартира была маленькая – гостиная да спальня, – так что войти пришлось всей команде. Убежище в доме сельского священника, сообщил Дик, часто моргая за стеклами очков, возможно, раскрыто. Уверенности в этом нет, и неизвестно, как это произошло, если произошло, но в деревне начались разговоры, и прозвучало его имя. “Пока мы не изучим ситуацию, – сказал Дик, – вам, к сожалению, нельзя туда возвращаться”. Он почувствовал боль в глубине живота, и его охватило ощущение великой беспомощности. “Я не понял, – проговорил он. – Вы что, хотите сказать, что мне сегодня нельзя туда вернуться? Сейчас десять часов, к вашему сведению”. – “Я знаю, – отозвался Дик. – Но мы считаем, что туда ехать не надо. Лучше не рисковать”. Он перевел взгляд на Исабель. Она отреагировала мгновенно: “Само собой, вы можете переночевать у меня”. “Нет, это немыслимо, – сказал он Дику. – Почему нельзя вернуться и разобраться во всем с утра?” Все движения, весь вид Дика красноречиво говорили, как ему неловко. “Мне сверху так приказано: вас туда не везти”, – ответил он.
Кровать была только одна – большая двуспальная. Они лежали так далеко друг от друга, как только могли, и если он случайно соприкасался с ней беспокойным телом, он сразу извинялся. Похоже было на черную эротическую комедию: два друга противоположного пола в силу обстоятельств должны лечь в одну постель и делают вид, что ничего особенного не происходит. В кино они рано или поздно перестают делать вид и дают себе волю, утром – комическая сцена смущения, затем – после долгих пертурбаций, – может быть, любовь. Но здесь была реальная жизнь, в которой он только что стал бездомным, она предоставила ему ночлег на одну ночь, и он понятия не имел, что принесет следующий день, – не слишком эротическая ситуация. Он испытывал благодарность, чувствовал себя несчастным и – да, немного вожделел к ней, невольно думал: а что, если к ней повернуться, но знал – или полагал, – что в таких обстоятельствах это была бы хамская эксплуатация ее добросердечия. Так что он лежал спиной к ней и спал довольно плохо. Утром в гостиной Исабель появился мистер Гринап. “Вам нельзя туда возвращаться”, – сказал он.
Дев Стоунхауз уже некоторое время не входил в команду, но недавно он побывал в Литтл-Бардфилде, там перебрал в местном пабе, что, пожалуй, было неизбежно, и – вот в это, когда ему рассказал потом
