Испанский сон - Феликс Аксельруд

Ошейник порвал, чтобы выглядело правдоподобно. Чтоб она попалась на удочку — верный расчет.

Мотоцикл…

Они и сейчас могут быть рядом, подумалось ей. Наблюдали со стороны, как прогнавшего их человека посадили в машину и увезли. И теперь ждут, когда она выйдет. А если не выйдет, то вломятся в дверь. Не зря же приехали… И после того, что случилось сейчас, никто из соседей и не подумает выйти на помощь.

А если она заманит их в дом, то есть покрутится на крыльце и вернется вовнутрь, оставив дверь приоткрытой, возьмет в руки утюг и из-за угла опустит его на голову первого из вошедших, то ее арестуют за убийство невинного человека, который всего-то навсего заглянул в приоткрытую дверь, желая, может — так скажут они — помочь по-соседски. И она ничем не поможет Отцу.

Она была в западне.

Их трое. Значит, нужно тесное место, где троим не развернуться. В этом месте — кажется, она начинает догадываться, в каком — перед нею окажется кто-то один. Он набросится на нее. Он должен будет нанести ей телесные повреждения, потому что иначе скажут, что она это выдумала, чтоб отомстить. Милиция будет против нее сейчас; доказательства должны быть безупречны. Он должен испачкаться в ее крови. Для этого она должна разозлить его — сопротивляться, но совсем бестолково. Нет, это глупо: если вред будет слишком силен, она попадет в больницу и не сможет спасать Отца. Лучше она сама нанесет себе повреждения, например, осколком разбитой стеклянной банки; она сделает это с толком; главное — испачкать его в ее крови. Это можно сделать и после, но она должна ему дать наброситься на себя, чтобы на ее коже остались следы от его ногтей, а под его ногтями — клочки ее содранной кожи. Как хорошо, что она смотрела детективы, как это хорошо… Когда он оставит эти следы, можно будет его убить. Взять в руку нож и заколоть его сзади. Его кровь должна брызнуть вокруг, окропить помещение, чтоб не сказали, что она убила его на дороге и приволокла к себе в дом. Самое верное — в шею. Значит, нож (и не один, для надежности) должен лежать точно там, где будет ее рука.

Это погреб.

Хорошее место для святого убийства.

Она собрала несколько острых ножей, которые были в доме. На всякий случай взяла другие острые или тяжелые вещи. Взяла маленький огнетушитель; она умела пускать из него струю. Сложив вещи в мешок, она отнесла их на летнюю кухню, пристроенную к крыльцу — там был нужный ей погреб. Если кто-то следил, ее видели на крыльце. Она вряд ли выглядела готовой к защите; скорее — озабоченной арестом члена семьи. Она зажгла свет на летней кухне. Сняла и спрятала крышку от люка, чтобы не оказаться каким-либо образом запертой. Спустилась с мешком в подвал. Когда они войдут в кухню, там должен быть свет, а здесь должно быть темно — маленькое, но преимущество. Чтоб они не могли включить свет в подвале, она вывинтила лампочку. В темноте разложила оружие. Хладнокровно поупражнялась в движениях, нужных, чтоб вовремя взять его в руку, точно вонзить. И тихонько засела в углу, ни о чем не думая, кроме предстоящего боя.

Сидеть так пришлось минут двадцать, не меньше — видимо, они ждали, пока она вернется в дом. Потом их терпение кончилось. Раздались шаги на крыльце, дверь на кухню открылась. Она представляла себе, как они осматривают кухню, делают шаг к подвалу. Свет на кухне погас. Луч карманного фонаря слабо засиял над отверстием люка, снизился и превратился в слепящую точку. Она поспешно отвела взгляд. Все выходило наоборот: они ее видели, а она их — нет.

— Ну что, — сказал хриплый голос, — будешь сама вылазить или тебя вытащить?

Она промолчала, театрально хлюпая носом.

— Боится девочка, — сказал другой голос, веселый, и все трое дружно заржали.

— Последний раз говорю, — добавил хриплый, — выходи по-хорошему. Не выйдешь — потеряешь здоровье, точно тебе говорю.

— А-а-а! — завопила она, как резаная.

— Ори не ори, никто сюда придет, — рассудительно заметил голос, — сама понимаешь…

— Да че ты ее убалтываешь, — прозвучал третий голос, блатной, напряженный, и завизжал тонко, нараспев: — Тащи лом, братва! Ща я ей, бля, хребет переломаю… А ну вылазь, падла!

На лесенку ступила нога. Лесенка, к счастью, была устроена неудобно для нападающего. Трудно было спуститься по ней передом. Для них оставалось — или, рискуя, спускаться задом, или просто прыгать в подвал.

Она сидела неподвижно, опустив голову.

— Слышь, Толян, — сказал веселый голос, видно, меньше других желающий крови, — может, ну ее на х--? Обосралась уже как могла. Еще подцепим х--ню какую-нибудь…

Наступила недолгая тишина.

— Ну так че? — щелкнул блатной голос. — Зассали, братва?

— А давай мы ее зассым, — решил хриплый. — Ну-ка, Витек, посторонись…

Струя звонко ударила в земляной пол подвала, рассыпалась воронкой брызг.

— Свети лучше, а то никак не попаду…

Добавилось две струи. Три воронки из брызг, блестящих в направленном свете, наперегонки подбежали к ней и быстро взобрались по платью, вскочили на грудь, на плечо. Она бросила взгляд наверх, запоминая эту картину: злая звезда фонаря; три не ведающих, что творят, Царя-чужестранца; по сверкающей нити между нею и каждым из них.

…она следила, как рождается плоская, тонкая струйка… и, сложив из пальцев колечко, со смехом ловила в него струю… а потом осушала… волосами, губами, щекой…

Струи, одна за другой, бессильно опали. Отвернулся фонарь.

— Живи, сука, — разрешил хриплый голос.

— Мы добрые, — добавил веселый.

Блатной ничего не сказал.

Шаги донеслись с крыльца и удалились.

Первым движением было встать, освободиться от мокрого платья, быстрее наверх, в дом, умыться, согреться и думать дальше. Она подавила это движение. Завет приказывал ждать. Было нельзя выходить из подвала. Вдруг схитрили — вернутся. Вдруг передумают — вернутся. Было нельзя раздеваться. Если вернутся, обнаженное тело их возбудит. Вонючее мокрое платье — наверно, наоборот.

Первая волна опасности миновала. Сколько их было впереди… Все равно ждать; можно было позволить себе подумать о жизни.

Что делать?

И что же произошло?

Чтобы понять, что делать, рассудила она, нужно вначале понять, что произошло.

Она нарушила Завет уже тем, что стала самонадеянной и неосторожной. И в результате — Завет был нарушен много раз подряд.

Она не думала усердно и глубоко; бессмысленно истратила запас уверток — получи дискотеку.

Раз уж так, должна была ждать до конца, не уходить с дискотеки раньше времени. Не пожелала смешаться с толпой, отделилась — получи мотоцикл на дороге.

Не таилась задворками, не шла, как положено, наготове — получи!