Катрин Денев. Красавица навсегда - Андрей Степанович Плахов

В такого рода семейственности нет ничего дурного: ведь роман Пруста полон зеркальных отражений и родственных ответвлений, представляя собой огромный генетический микрокосм, ветвистое древо одной большой социальной семьи. Катрин Денев выступает как матриарх современного артистического клана, аналогичного прустовскому в том смысле, что все в нем повязаны нитями частично реализованных влюбленностей и болезненно острых воспоминаний, что всю жизнь вертятся на одном и том же пятачке, где все изучено до мельчайшей детали и непостижима только тайна утраченного времени. Аристократизм, буржуазность, плебейство и богемность существуют в смоделированном Руисом мире в столь же парадоксальном смешении, как в романе Пруста.

Катрин Денев – центр этого мира, как центром прустовского была Одетта, женщина-загадка, поведение которой не требует объяснений, но способно сводить с ума. Казалось бы, что может быть проще, чем философия содержанки: «От увлеченных вами мужчин можно добиться чего угодно, ведь они такие дураки». В фильме Шлендорфа Одетту играла итальянка Орнелла Мути, и это было торжество нерассуждающей плоти. Одетта в исполнении Денев не стала мудрее, но стала старше – и это для нее непереносимая драма. «Нет ничего печальнее, чем зрелище стареющей кокотки», – сказала о своей героине Денев. Но она не сделала Одетту жалкой, передав ей часть своего стоического имиджа. В результате усилий режиссера и актрисы получился образ, который Руис определяет как «симбиоз Нана из романа Золя и флоберовской мадам Бовари» – стерильную розу, над которой не властно время».

И еще слова, сказанные актрисой по поводу этого фильма: «Он получился очень прустовский в том смысле, что является картиной о мужчинах, о гомосексуализме. Женщины там присутствуют тоже, но главным образом для того, чтобы позволить высказаться мужчинам. Они лишь зеркало, отражающее их». Это еще одна причина пронизывающей фильм грусти: кто бы ни был рассказчиком – Пруст, Руис или Денев, сухой остаток «мужских-женских» отношений оказывается равным нулю.

«Обретенное время» было снято в 1998 году. Свои пятьдесят пять лет Денев встретила стахановским рекордом: она сыграла в течение года подряд в шести фильмах, причем в трех – главные и чрезвычайно сложные роли. Она переходила из комедии в жестокую драму, из одного столетия в другое, перевоплощалась из сломленной жизнью алкоголички в молодую влюбленную женщину, которой не дашь больше тридцати пяти.

Два фильма из этой героической серии были представлены в конкурсе Каннского фестиваля 1999 года – «Пола Х» Лео Каракса и «Обретенное время» Рауля Руиса. Оба с треском провалились. Это было несправедливо, поскольку оба талантливы даже в своих ошибках. Картина Руиса совсем не гламурна и не оправдывает ожидания тех, кто настроился на приятное «парижское» зрелище. Но и тем, кто создал культ из раннего Руиса, «Обретенное время» не пришлось по душе – показалось слишком академичным. Фаны режиссера на каннских пресс-просмотрах традиционно – и часто без всякого повода – имеют обыкновение кричать на весь зал: «Рауль!» На сей раз крик ушел в пустоту.

Катрин Денев, прошедшая школу жизни на голливудских студиях и в тропиках Индокитая, в Канне должна чувствовать себя как дома. Но она называет фестиваль «опасной выставкой» и приезжает сюда максимум на день-два. Не любит ни проходы по красной ковровой дорожке, ни встречи с прессой, часто подобные шотландскому душу. Но так же как на «Оскар», она едет сюда, даже не надеясь ничего получить – просто чтобы поддержать фильм и режиссера. Будь то Варнье, или Руис, или еще кто-то. А ее поддерживать не надо. Она сама умеет держать удар.

Из журналистского опыта

(Париж, 1998)

Отправляясь на первую встречу с Катрин Денев, я вспоминал короткометражный фильм «Интервью», награжденный за год до этого «Золотой пальмовой ветвью» в Канне. Французский журналист-киноман боготворил Аву Гарднер, давно исчезнувшую с кинематографического горизонта. Узнав, что она тихо доживает свои дни в Лондоне, договорился о встрече с ней. Всю дорогу репетировал трудные английские фамилии. Но придя с магнитофоном к ограде ее виллы, получил разрешение общаться с бывшей дивой только по охранной телефонной связи. Ужасный французский акцент не позволил гостю быстро сформулировать свои вопросы, и вот уже время интервью истекло, а оно так и не успело начаться.

Хотя, в отличие от Авы Гарднер, Катрин Денев не затворница, мне с трудом верилось, что увижу воочию ее саму, а не призрак. Многие знакомые рассказывали, как встречали ее совершенно случайно на парижской улице, в аэропорту и еще бог знает где – «без всякой прически и макияжа». Ни одному из этих рассказов я не поверил: просто людям льстит сама невероятная возможность такой встречи. А я не люблю обольщаться.

Из интервью с Катрин Денев

(Париж, 1998)

– После Африки и Вьетнама вы опять попали в экзотическую атмосферу – на сей раз Болгарии, где проходили съемки фильма «Восток – Запад». Что такое для вас Восток?

– Я не эксперт ни по России, ни по другим восточным странам. В Болгарии я провела всего пару недель – в Софии и Пловдиве. Люди там мне показались очень грустными, депрессивными. В России, в тех звуках и интонациях, которые меня окружали, я почувствовала гораздо больше жизни.

– Когда-то Жак Деми и Мишель Легран собирались делать русско-французский фильм, современную музыкальную версию «Анны Карениной» с вашим участием.

– Да, но проект не осуществился. Это было очень трудное время для Жака Деми, и он не собрал денег на постановку.

– Зато спустя годы появился «Восток – Запад». Какое впечатление оставили у вас русские партнеры – Олег Меньшиков и Сергей Бодров?

– Хорошее, только они почти совсем не говорят на языках.

– Насколько я знаю, Меньшиков говорит по-английски.

– Кажется, вы правы. Но ему приходилось заучивать французские слова, он очень много работал, а общих сцен у нас почти не было.

– И все-таки вы, наверное, сложили свое представление о русских и России. Сначала по книгам и фильмам, да и в жизни вам доводилось близко общаться с русскими – не только парижскими.

– Это экстремальные люди: очень лиричные, очень дикие, очень романтичные. Я люблю русских и русское кино.

– Никита Михалков сказал…

– Кто?

– Никита Михалков. Что ему не дали главный приз в Канне из-за того, что вы с Клинтом Иствудом в жюри лоббировали Тарантино. И все, чтобы «расплатиться» за «Оскар», который получил «Индокитай».

– Михалков очень претенциозный человек. Хотя и очень талантливый. Я помню, каким оскорбленным он выглядел на сцене, когда не получил ожидаемого приза. Точно так же вел себя год спустя Тео Ангелопулос: это что, все православные такие?

– Не скажу за всех, но Тарковский тоже устраивал в Канне демарши.

– Не