Английские письма или история кавалера Грандисона - Сэмюэл Ричардсон

Я тебѣ нѣсколько разъ говорила, Люція, что Миссъ Шарлотта весьма себя укоряетъ въ своей вспыльчивости, и что почитаетъ себя обязанною отъ примѣра своего брата, многими полезными перемѣнами, которыя она усматриваетъ въ горячемъ своемъ нравѣ.

Въ состояніи? отвѣчала бѣдная женщина; увы? весьма мало, по истиннѣ; но еще гораздо менѣе, нежели вы вообразитъ можете. Позвольте мнѣ, милостивая государыня, поручитъ себя въ ваше великодушіе, не опасаюсь сказать, и въ ваше сожалѣніе. Я прошу у васъ великодушія и сожалѣнія. По истиннѣ, мой жребій достоинъ сожалѣнія.

Вы заслуживаете, чтобъ онъ былъ таковъ, сказала ей Миссъ Шарлотта.

Я увѣрена, сказала ей Миссъ Каролина, что величайшія нещастія претерпѣли вы сами. Она мнѣ призналась, что въ то время ея мысли и сердце заняты были ея любовникомъ. Естьлибъ я могла удалиться отсюда не видѣвшись съ Сиромъ Карломъ, то почла бы оное себѣ за величайшую отъ него милость. Я не въ состояніи на него воззрѣть. Я съ охотою отрекаюсь быть при отобраніи печатей. На ваше, сударыни, равно какъ и на его сожалѣніе я возлагаю всю мою надежду.

Жестокія дѣвицы, не могу ли я ихъ такъ назвать, любезная Люція? Такъ, по истиннѣ. Онѣ ее не пригласили даже и сѣсть, хотя ясно видѣли чрезвычайное ея терзаніе и кротость, когда она стояла въ дверяхъ предъ ними, въ какое униженіе повергаетъ совѣсть душу виновную, когда ея раскаянія препровождаемы бываютъ толикимъ нещастіемъ? Но добродѣтель не должна ли укротиться, видя грѣшника раскаявающагося, и какъ словами такъ и положеніемъ своимъ показующаго, что рука Божія на немъ отяготѣла? Можетъ быть тѣмъ, которые страждутъ бываетъ и… Посмотримъ, конечно мнѣ надлежитъ испытать, отъ искренняго ли сердца простила я Сиру Гарграфу Поллексфену. Я нѣкогда и сіе разберу.

И такъ вы надѣли трауръ, сударыня? Возможно ли, чтобъ Миссъ Каролина учинила ей такой вопросъ, и которая присовокупила: да еще и печальнѣйшій трауръ, конечно ваши титулы видны и въ жилищѣ вашемъ? Я тебѣ сказала, любезная моя, что многіе называли Гжу. Олдгамъ именемъ Милади Грандиссонъ и что знатная ея порода, воспитаніе, благоразуміе, хотя весьма слабыя для подкрѣпленія ея добродѣтели противъ необходимости и искушенія, заставляли ее стремиться къ сему названію.

Она отвѣчала съ кротостію: мой трауръ есть истинный, сударыни; но я васъ увѣряю, что я не носила никогда такого названія, на кое я совершенно и не помышляла доставить себѣ права. И такъ публика, возразила Миссъ Шарлотта, дѣлаетъ вамъ великую несправедливость. Тогда погруженная въ печаль Олдгамъ отдала обѣимъ сестрамъ ключи отъ гардероба, отъ кладовой и погребовъ, коихъ никто и не помышлялъ отъ ней требовать, когда она удалилась изъ замка, и еще просила у нихъ прощенія, что предстала предъ нихъ не будучи ожидаема. Онѣ приказали взятъ ключи одной изъ своихъ женщинъ. Я слышу, что мой братецъ идетъ, сказала Каролина. И такъ, вы узнаете, сударыня, присовокупила Шарлотта, чего должны ожидать съ его стороны. Бѣдная женщина блѣднѣла и трепетала. Какіяжъ волненія происходили въ ея сердцѣ.

Сиръ Карлъ вошелъ. Онѣ сестры находились у задней стѣны горницы, а Гжа. Олдгамъ стояла у дверей. Онъ засвидѣтельствовалъ ей свое почтеніе весьма ласково. Я надѣюсь, сказалъ онъ ей, что имѣю честь свидѣтельствовать мое почтеніе Гжѣ. Олдгамъ. Прошу покорно сѣсть, сударыня. Я приказалъ насъ позвать для того, дабы вы изволили быть при отобраніи печатей. Пожалуйте сядьте, сударыня. Онъ взялъ ее за руку и повелъ къ кресламъ, онъ сѣлъ между ею и своими сестрами. Онѣ признаются, что таковая учтивость привела ихъ въ великое удивленіе. Сіи дорогія особы запамятовали въ то время, что справедливость и милосердіе должны быть нераздѣльны въ душѣ добродѣтельной.

Ободритесь, сударыня, повторилъ великодушный ихъ братъ, примѣтя жалостнымъ окомъ замѣшательство Гжи. Олдгамъ. Онъ вдругъ обратился къ своимъ сестрамъ, дабы дать ей время придти въ самое себя. Она проливая источники слезъ почувствовала нѣкое облегченіе и всячески усиливалась удержатъ вздохи, которыя не допускали ее изъясняться. Но поелику сіе внутренное волненіе привлекло на себя взоры обѣихъ сестеръ; то онъ всталъ, и подъ видомъ, будто хочетъ ихъ спросить о картинѣ, находящейся на другой стороны покоя, онъ отвелъ ихъ туда обѣихъ. По томъ возвратясь къ ней придвинулъ ея креслы весьма близко къ своимъ, онъ паки ее взялъ за руку: мнѣ не безъизвѣстна, сказалъ онъ ей, печальная ваша повѣсть. Ободритесь, сударыня. Онъ далъ ей на нѣсколько минутъ покою, дабы она могла придти въ чувство; потомъ продолжалъ рѣчь свою: вы видите во мнѣ, сударыня, присовокупилъ онъ, друга желающаго возблагодаритъ васъ за всѣ хорошія услуги вами намъ оказанныя и равно прикрытъ всѣ предметы вашего сожалѣнія.

Она не въ состояніи была перенести толикой милости, и въ первомъ своемъ движеніи хотѣла повергнуться къ его стопамъ; но онъ отъ того ее удержалъ. Ваше нещастіе произходить отъ того, сказалъ онъ ей, что вы мало сами о себѣ старались. Впрочемъ я зналъ, что любовь имѣла въ томъ великое участіе, и что вы достойны были той, которую къ вамъ оказывали. Конечно разстроенное ваше щастіе повергло васъ въ нашу фамилію. Вы весьма хорошо управляли симъ помѣстьемъ во время вашего въ немъ пребыванія; я имѣю въ томъ доказательство той руки, коея свидѣтельство всякой человѣкъ почитать здѣсь долженъ.

Весьма вѣроятно, что Сиръ Томасъ въ своихъ письмахъ представлялъ Гжу. Олдгамъ своему сыну, какъ такую тщательную женщину, которой онъ ввѣрилъ попеченіе сихъ дѣлъ, и по сей-то единственно причинѣ столько почтительный сынъ желалъ ее видѣть. Она сказала нѣсколько словъ о тѣхъ попеченіяхъ, кои употребила… и что бы она желала сдѣлать…… естьлибъ… Онъ прервалъ рѣчь ея: не станемъ о томъ болѣе говорить, сударыня. Г. Грандиссонъ, которой имѣетъ весьма хорошее свойство, но нѣсколько вспыльчивъ, сказалъ мнѣ,что онъ оказалъ вамъ нѣкую жестокость. Онъ также признался, что вы снесли оную терпѣливо; терпѣніе есть такая добродѣтель, которая не когда одна не шествуетъ. Я не думаю, такъ какъ онъ, чтобъ вы имѣли худое намѣреніе, принимая участіе въ запечатаніи вещей. Онъ обманывается; вы должны были то учинить; и я весьма тому вѣрю, что столь благоразумная женщина, какъ вы, не могла забыть своего долгу въ надлежащее время. А дабы благоразумно судить о поступкѣ другаго, то должно войти въ его состояніе и поставить себя какъ будто бы на его мѣстѣ.

О братецъ! вскричали въ то самое время обѣ сестры, исполнены будучи замѣшательствомъ и удивленіемъ. Онъ просилъ ихъ дать ему на минуту покою. Всѣ мы, сколько бы насъ ни было, присовокупилъ онъ, не должны ли имѣть нѣкоего снисхожденія? Она признается теперь, что не знаетъ, имѣли ли обвиненія ихъ родителя какое нибудь участіе въ семъ мнѣніи; а онѣ весьма тѣмъ были поражены. Впрочемъ, по чему же онѣ могли на то досадовать, когда ясно видѣли толико терпѣливости и кротости въ братѣ, имѣющемъ гораздо болѣе участія въ семъ дѣйствіи, нежели онѣ? Но поелику обѣденное время еще не пришло, то онъ попросилъ въ сіе время шоколаду: и обратясь къ Гжѣ. Олдгамъ, сказалъ ей весьма ласково, что она конечно знаетъ, гдѣ лежатъ всѣ такіе припасы Она отвѣчала, что отдала уже ключи. Миссъ Каролина подала ихъ своему брату,которой приказалъ горнишной исполнитъ оное, прося Гжу. Олдгамъ, чтобъ она по своей милости ей то показала.

Обѣ сестры легко могли уразумѣть, что сіе учинено было подъ тѣмъ видомъ, дабы подать на сколько минутъ отдохновенія сей нещастной женщинѣ и дабы улучить время обьявить имъ, какъ онъ намѣренъ съ нею поступить. Какъ скоро она вышла, то онъ говорилъ имъ: позвольте мнѣ васъ просить, любезныя мои сестрицы, судитъ о мнѣ нѣсколько благосклоннѣе въ семъ случаѣ. Я ни малаго не имѣю намѣренія васъ огорчить, но, дѣйствительно, мы должны разполагать наши поступки по достоинству сей бѣдной женщины. Память нашего родителя принимаетъ въ томъ участіе. Долженъ ли онъ былъ отдавать намъ отчетъ въ своихъ дѣяніяхъ? Равномѣрно должна ли она отдавать намъ въ своихъ? Они оба ни отъ кого не зависѣли. Конечно намъ надлежитъ платить справедливостію Гже. Олдгамъ за ея права, великодушіемъ, для собственной нашей чести, и благодѣяніемъ ради такого родителя, которому вы обязаны жизнію, и всемъ тѣмъ, что почитаемъ отличными выгодами по мнѣнію людей. Г. Грандиссонъ обвиняетъ ее въ томъ, что она жила весьма пышно. То она ли тому причиною? А мы, естьли не забудемъ, кому обязаны нашею жизнію, можемъ ли обвинять въ томъ кого ниесть? Безпредѣльная склонность нашего родителя къ великолѣпію весьма извѣстна. Онъ любилъ сей домъ до чрезвычайности. Благородныя его склонности по всюду за нимъ слѣдовали. У меня есть нѣсколько его писемъ, въ коихъ онъ весьма похваляетъ домостройство Гжи. Олдгамъ. Не имѣлъ ли онъ власти разполагать своимъ имѣніемъ, какъ ему было угодно? Оно принадлежитъ намъ токмо по его кончинѣ, Онъ могъ разточить оное еще болѣе. Сіе домостройство Гжи. Олдгамъ составляетъ единый предметъ, на которой должны мы обратитъ все наше вниманіе, и мы находимъ оное въ ея пользу. Естьли родитель мой не весьма много оказывалъ милости къ дочерямъ своимъ, то онѣ должны радоваться, что заслужили отъ него то, что было бы гораздо благополучнѣе естьлибъ онѣ оное получили; а какъ всякому извѣстно, что родители имѣютъ полную власть надъ дѣтьми своими, то весьма для нихъ похвально, что оной покорялись. Онъ могъ бы дать Гжѣ. Олдгамъ такую титлу, котораябъ составила для насъ долгъ почитать ее. Сестры мои отъ природы получили благородную душу. Онѣ суть дочери самой великодушнѣйшей и снисходительнѣйшей изъ всѣхъ матерей. Г. Грандиссонъ весьма далеко простиралъ свою жестокость; ибо я увѣренъ, что оная не отъ васъ произошла, но онъ конечно не имѣлъ другаго намѣренія, выключая того, дабы намъ услужишь; съ другой стороны, не можно избѣжать чтобъ не видѣться съ сею нещастною женщиной; я хотѣлъ разсмотрѣть ея поведеніе прежде, нежели представлю ее на вашу милость. Не довольно ли уже она унижена? Я сожалѣю о ней отъ искренняго сердца. Она любила моего родителя. Я не сумнѣваюсь, чтобъ она въ тайнѣ не проливала слезъ о немъ; хотя не смѣетъ въ томъ признаться, ни уважить любовь свою. Развѣ мы не можемъ почитать ее единственно за такую смотрительницу, которой онъ препоручалъ сіе помѣстье? Весьма достойно насъ заставить публику думать, что мы не иначе ее щитаемъ какъ подъ симъ званіемъ. Чтожъ касается до чувствительныхъ доказательствъ нещастныя невинности! колико я сожалѣю, что то, которое составляетъ утѣхи другихъ матерей, не могло здѣсь быть иначе, какъ предметомъ стыда: но будемъ остерегаться разглашать тѣ погрѣшности, кои заключаютъ въ себѣ сихъ двухъ виновныхъ. Чтожъ долженъ я сказать болѣе? Мнѣ весьма было бы прискорбно, говоритъ болѣе; а можетъ быть я сказалъ уже съ лишкомъ много. Таковыя обстоятельства не позволяютъ мнѣ придать къ нимъ всей силы. Любезнѣйшія мои сестрицы, я прошу васъ изъ милости отдать на мое попеченіе сіе дѣло. Я нимало не думаю, чтобъ могъ требовать того такъ какъ права! Я презиралъ бы самаго себя, естьлибъ способенъ былъ изліять жестокость на кого нибудь изъ тѣхъ, коего бы кончина моего родителя подвергла въ мою власть: но вы до чрезвычайности меня обяжете тѣмъ снисхожденіемъ, коего я у васъ прошу изъ милости.