Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса - Илья Гилилов

В XIX веке ученые-шекспироведы считали первое кварто "Гамлета" (оно было найдено только в 1821 году) первой редакцией великой трагедии, затем переработанной и расширенной самим автором.

Уже в нашем веке среди западных историков литературы получила распространение гипотеза, согласно которой первое кварто содержит "пиратский", сокращенный и испорченный стенографом текст пьесы. Однако новые имена героев, эволюция главных персонажей, появление конкретных датских реалий говорят против этой гипотезы, по крайней мере в случае с "Гамлетом".

Вообще же гипотеза о "пиратском" происхождении изданий шекспировских пьес - это лишь попытка как-то объяснить целый ряд странностей в их текстах и обстоятельствах появления, и ее нельзя рассматривать как некий универсальный ключ для решения всех трудных вопросов шекспировской текстологии. Пиратский характер тех или иных изданий - о краденых и искалеченных текстах говорится и в обращении к читателям в Первом фолио - не означает, что так же обстоит дело во всех сложных случаях, и никак не исключает вторичную авторскую переработку ранних вариантов, как это явно произошло с "Гамлетом". Можно еще добавить, что все шекспировские кварто подтверждают странный характер отношений Потрясающего Копьем с издателями, вернее - отсутствие каких-либо отношений; в отличие от других поэтов и драматургов. Шекспир не интересовался изданием своих произведений; о надуманности предположений, что все они якобы сразу становились собственностью актерской труппы, мы уже писали.

Итак, все говорит о том, что после миссии Рэтленда в Данию текст "Гамлета" был переработан, увеличен по объему почти вдвое и в нем появились конкретные датские реалии. Догадки по поводу происхождения этих реалий - с тех пор, как на них обратили внимание, - высказывались самые различные, предполагали даже, что Шекспир сопровождал Рэтленда в его поездке в Данию в 1603 году. Я думаю, что это предположение ближе к истине, чем другие, хотя искать имя Уильяма Шекспира в списках пассажиров рэтлендовского корабля вряд ли стоит...

Только знание подлинных фактов биографии Рэтленда открывает возможность понять, каким образом автор "Гамлета" между первой и второй редакциями пьесы узнал так много об обычаях и малоизвестных деталях жизни датского королевского двора. Розенкранца и Гильденстерна {Малоизвестный факт: имя "Гильденстерн" имеет отношение не только к "Гамлету", но и к русской истории! Осенью 1602 г. в Москву прибыл с большой свитой герцог Иоганн Шлезвиг-Голштинский, брат датского короля Христиана IV. Царь Борис Годунов собирался женить герцога на своей дочери Ксении. И вот в свите герцога мы находим датских дворян Акседя и Лаксмана Гильденстернов. Вскоре после своего приезда в Москву герцог Иоганн заболел и умер, а свита возвратилась в Данию. Сохранились записки Акселя Гильденстерна об этой миссии (изданы на русском языке в 1911 г. Ю.Н. Щербачевым).}, своих однокашников по Падуе, Рэтленд наверняка снова встретил в Эльсиноре, попутно уточнив правильную транскрипцию этих датских имен. С. Демблон, проанализировав все эти и другие факты, связанные с появлением двух кварто "Гамлета" и их текстами, пришел к выводу, что эта пьеса могла быть написана только Рэтлендом. Если говорить более осторожно - "Гамлета" мог написать только сам Рэтленд или чрезвычайно близкий к нему человек, его духовный и интеллектуальный поверенный.

Существенная деталь: на титульном листе первого кварто указано, что пьеса исполнялась в Кембриджском и Оксфордском университетах. Известно, что в университетах игрались только латинские пьесы, сочиненные преподавателями и питомцами университетов. Актеры в стены университетов не допускались. Выходит, для Шекспира было сделано исключение? Но когда и кем? Иногда предполагают, что пьесу играли любители-студенты, хотя непонятно, где они могли взять текст пьесы, которая еще не печаталась. Как бы то ни было, никаких точных данных о том, что пьеса действительно исполнялась в Кембридже и Оксфорде, нет, и само упоминание знаменитых университетов на титульном листе первого кварто свидетельствует лишь о том, что автор пьесы, Уильям Потрясающий Копьем, связан с ними обоими.

Поэты Бельвуарской долины

После своего возвращения из Дании Роджер Мэннерс, граф Рэтленд, бывший кембриджский, оксфордский и падуанский студент, в основном живет в родном Бельвуаре, уклоняясь по возможности от пребывания при дворе. Он часто болеет и лишь изредка "совершает набеги на берега Темзы" или посещает университеты, с которыми продолжает поддерживать постоянные контакты.

В декабре 1603 года Рэтленд находится в Уилтон Хаузе - имении графини Пембрук, куда приезжает король, которому показали "Как вам это понравится". Вспомним, что незадолго до этого графиня писала своему сыну, прося его привезти короля в Уилтон Хауз: "С нами здесь - Шекспир". Опять совпадение и какое!

В 1604 году в Оксфорде Рэтленд участвует в проходившей в присутствии короля церемонии присвоения принцу Уэльскому - юному наследнику престола степени магистра искусств; со многими воспитателями и учителями наследника его связывает тесная дружба.

Кроме болезни и финансовых трудностей немало неприятностей доставляют ему братья-католики, особенно младший - Оливер, который оказался косвенно вовлеченным в пресловутый Пороховой заговор. Заговорщики сделали подкоп под здание парламента и заложили там в подвале несколько десятков бочек пороха, который они планировали взорвать 5 ноября 1605 года, когда король будет открывать сессию парламента. Одновременно они хотели спасти жизнь нескольким лордам, сделав так, чтобы те держались подальше от парламента в день взрыва; на этом они и попались. Интересно, что среди тех, кому они хотели сохранить жизнь, был и Рэтленд, ни мало к их злоумышлению не причастный.

В том же году он собирался на несколько лет покинуть Англию и отправиться путешествовать, но состояние здоровья не позволило ему сделать это. Годы 1605-1606 - время, когда созданы "Король Лир" и "Макбет"...

Характер отношений Рэтленда с женой постепенно перестал быть тайной для их друзей, а потом и для остальных. Естественно, это порождало слухи и кривотолки, малоприятные для хозяина Бельвуара и не способствовавшие его хорошему настроению и общительности. Несмотря на это и на то, что Елизавета часто живет вне Бельвуара, вокруг них образуется интимный поэтический кружок, членами которого были такие поэты и драматурги, как Бен Джонсон, Джордж Чапмен, Джон Харрингтон, Сэмюэл Дэниел, Джон Марстон, Майкл Дрейтон, Томас Овербери, Томас Кэмпион, Фрэнсис Бомонт, Джон Флетчер, и такие близкие к Елизавете Сидни-Рэтленд женщины - поэтессы и покровительницы искусств, как ее тетка Мэри Сидни-Пембрук, кузина Мэри Рот, ее подруги Люси Харрингтон, графиня Бедфорд, и Анна Клиффорд, графиня Дорсет. Разумеется, нельзя пропустить и постоянного и верного друга Рэтлендов - старшего сына Мэри, Уильяма Герберта, графа Пембрука.

Бен Джонсон бывал у Рэтлендов, особенно когда они жили в своем лондонском доме. Его отношения с Рэтлендом, судя по всему, были непростыми. С одной стороны, он боготворил дочь Филипа Сидни, развлекал ее, старался быть полезным в ее литературных занятиях. С другой стороны, Рэтленд не очень доверял ему, зная его пристрастие к дарам Бахуса и неумение придерживать язык за зубами после добрых возлияний. Об этом свидетельствует эпизод, о котором Джонсон поведал поэту Драм-монду много лет спустя, уже после смерти бельвуарской четы.

Джонсон сидел за столом у графини Рэтленд, когда вошел ее супруг. Потом Елизавета сообщила Джонсону, что муж сделал ей замечание за то, что она "принимает за своим столом поэтов" - так впоследствии изложил это замечание сам Джонсон, явно обиженный. Получив записку Елизаветы, Джонсон послал ей ответную, которая, однако, каким-то образом оказалась у Рэтленда. Эпизод этот никакого продолжения, насколько известно, не имел, но Джонсон его не забыл. В своих многочисленных эпиграммах, обращениях и других "стихах по случаю", где можно встретить имена всех знакомых ему людей, он ни разу не обратился открыто к Рэтленду, не назвал это имя. Когда же в обращении к Елизавете Сидни-Рэтленд он начал говорить о нем, то демонстративно оборвал строфу на полуфразе при печатании - хотя это было уже через несколько лет после смерти Рэтленда; упоминание о какой-то зловещей клятве показывает, что причина умолчания заключается не в нежелании Джонсона - и других поэтов и писателей - открыто обращаться к Рэтленду, а в том, что на этом имени для них стояло табу, по крайней мере с начала 1600-х годов. Молчали они и тогда, когда необыкновенные супруги ушли из жизни.

Теперь, зная, кого оплакивали авторы честеровского сборника, мы можем увидеть всегда прячущихся Рэтлендов и их поэтических друзей и под другими, интересными и неожиданными масками в пасторальной пьесе Джонсона "Печальный пастух, или Сказка о Робин-Худе" {13} - произведении, всегда считавшемся "темным", к тому же неоконченном или не полностью дошедшем до своих первых издателей в 1640 году (то есть уже после смерти Джонсона).