Красный лик: мемуары и публицистика - Всеволод Никанорович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При Михаиле III – «Пьянице», при котором дядя царя, грубый солдат Варда затеял раскол между Западной и Восточной церковью, пришёл в Византию один македонянин, по имени Василий, и поселился у приятеля пономаря на св. Софии. Брат пономаря, врач, устроил его конюхом в царские конюшни, где Василий укротил какого-то буйного царского коня и тем понравился царю. Рослый, могучий, грубый, – он стал незаменимым собутыльником царю и, в конце концов, женился на царской сестре Фёкле. Получив столь высокое положение, Василий в заговоре убивает соправителя и дядю царя Варду на глазах царя в ставке во время похода в Малую Азию. Патриарх Фотий венчает его в св. Софии в соправители.
В 867 году 1 марта он ужинает с царём и царицей и, уложив царя спать в опочивальне, целует ему руку (тот самый обычай, который привезла на Русь беженка София Палеолог). А ночью он врывается к царю и его убивает, сам восходя на Соломонов престол.
Константин Мономах, который играл такую роль в идеологии русских царей, имел несколько любовниц. Небрежный и расточительный, он раздавал подарки бочками золота. Он окружал себя роскошными искусственными сооружениями – садами, лугами, прудами, горами, разбивал рощи и требовал, чтобы в этих искусственных рощах цвели цветы, пели жаворонки, скакали кузнечики. Излишества вообще были таковы, что от них царь Константин VIII не мог ходить…
* * *
Идея преемственности Руси от Византии в её духовно-политической сущности довольно актуальна и в наше время. Целью настоящей статьи служит желание посильно показать, что никакого благочестия русские оттуда почерпнуть не могли и византийщина была, в сущности, – несчастьем для России. Византийщина эта сохраняется ещё в традициях православия, но должно напомнить, что старообрядчество мудро и национально отбросило её прочь, не приняв из заражённого места истекающих никоновых реформ. Превозносящим до сих пор «Софию Палеолог» надлежит помнить слова царя Ивана IV:
– Мы верим не в греков, а в Христа!
С другой же стороны, при таком положении вещей ясно, что заимствование с Востока, со стороны победной традиции Чингисовичей, могло быть куда и моральнее, и государственнее.
Гун-Бао. 1928. 12 февраля.
Столица и провинция
Народ безмолвствует…
А.С. Пушкин
В предреволюционный период в России резко лежала грань между
– Столицей и провинцией.
Столицей был, как известно, «блистательный Санкт-Петербург». Даже Москва, и то была – большой деревней.
В столице блистали Мейерхольды и «упражнялися в безверьи профессора». Поражал «достижениями» балет. А в провинции, то есть, буквально с латинского, – «в завоёванной стране», там – вековая тишина.
В то время как публику на Коломяжском ипподроме просвещали заграничные лётчики, трещали младенческие Фарманы, – в каком-нибудь Саратове иеромонах Илиодор, собрав тысячные толпы верующих, совершал шествие по всей губернии, к вящему конфузу просвещённых властей.
Не любил провинции Петербург: особняки Гагаринской, Шпалерной всегда тревожно ждали какого-нибудь сюрприза со стороны этого широкого и глубокого неизведанного моря – провинции, на берегу которого «полночных стран краса и диво» – расположился Петербург – словно краюшка стула, с заискивающей улыбкой обращённый к Европе.
Население особняков Гагаринской и Шпалерной в летнее время мчалось в шикарных вагонах Международного Общества за границу; уютные курорты Германии, тихая Флоренция, перезвоны колоколов Сан Джеминьяно, блистательная олеографичная Ривьера – всё принимало толпы российских бар, которые там отдыхали:
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни.
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное…
От чего же они отдыхали там, эти петербургские люди, эта соль земли «с туманных берегов Финского залива»?
От некоего страха, от какой-то постоянной бесконечной тревоги:
– Как бы дома чего не вышло!..
– Ах, за границей так спокойно! – говорил мне один сановник под памятником Чехову в Баденвейлере. И Чехов зорко смотрел в расстилающуюся перед ним долину.
И в самом деле. Обучаясь премудростям германской мысли в тихом Гейдельберге, прогуливаясь по знаменитому Философенвег, по полугоре над Неккаром, когда напротив из-за долины сиял золотой месяц, в сумеречном германском лесу, среди готовой декорации для любого эпизода из «Нибелунгов», я чувствовал этот мир. Шёл навстречу мне человек, и его тёмная тень была воздушна.
– Добрый вечер! – сказал он, поравнявшись со мной…
– Добрый вечер! – ответил я ему, и тихий звон колокола, отбивавшего часы, разнёсся снизу с ратуши.
А какое чувство пробуждал в вас человек, в ночное время встретивший вас где-нибудь на дачной прогулке в России?
Много было энтузиастов русской природы, которые говорили:
– Поезжайте, батенька, на Кавказ! Поезжайте в Алтай! Вот красота! Ну зачем все заграницы?
Но прогуливаясь по Алтаю, нужно иметь винтовку на плече; прогуливаясь по Кавказу – надо было иметь револьвер в кармане, по крайней мере. Не спорю, это тоже приятно – переживать некоторую тревогу, ждать опасности, но что делать, что толпа не любит этого. Ей нужен мир, которого не было в особняках Петербурга; население столицы прислушивалось к рокотанию глухого моря провинции и стремилось в Европу, как крысы стремятся перед опасностью с корабля на берег.
И действительно, из этого моря русской провинции, наконец, вынырнул подлинный чёрт, напугавший Петербург. Это был Распутин.
Взоры всего Петербурга были устремлены на Запад, а у престола очутился Распутин, мужик из Сибири.
Тобольской губернии, села Покровского.
Провинция прислала в столицу, набравшуюся иностранного духа, своего подлинного сына.
Мужика?
Да, но в России 95 % мужиков!
Сектанта?
Да, но в России миллионы сектантов, и православие могло существовать только потому, что оно было официальным. Сектанты теперь штурмуют былую официальную церковь и громят её покинутые твердыни.
Распутника?
Да, но сектантство в огромном своём большинстве такое, да таков и народ. Хлыстовщина, христовщина, купидоны, скакуны, бегуны – вот они, от них некуда деваться. Это ещё пережитки древних времён, последователи имён, незнаемых никогда среди «светочей русской интеллигенции», но которые прочно и крепко свили себе неожиданное гнездо в русской провинции.
Что ж удивительного, что и Распутин был таким, каковы миллионы сектантов?
М.В.Родзянко (председатель Государственной Думы) в своих воспоминаниях пишет:
– Увидав Распутина (в Казанском соборе), я подошёл к нему и, свирепо выкатив глаза, зашипел:
– Пошёл отсюда, с. с.! Мужик!
В.М.Пуришкевич писал в известном стихотворении о Распутине:
Как хорошо дурманит дёготь
И нервы женские бодрит.
– Скажите, можно вас потрогать, —
Статс-даме Гришка говорит…
В салоне тихо.
