Проклятие дьяка Лютого - Ольга Постнова

– Спасибо, – еле слышно повторила Марта.

Во время встречи она молчала, и только по испуганно застывшему взгляду можно было угадать, какое впечатление на нее производили реплики Мартины и Егора Константиновича. Марту беспокоили иные темы.

– Он оставил записку? – еле слышно спросила Марта.

– Нет, ничего такого. Мы проверили телефонные сообщения – пусто. Странный человек: он использовал телефон только в качестве переговорного устройства, а ноутбук и компьютер служили просто удобными печатными машинками. Он не потрудился завести электронный адрес, предпочитая услуги классической почты.

– Простите, Егор Константинович, – Марта покраснела. Ей было неловко отнимать время у следователя, решая свои семейные проблемы. Но должен же кто-то заступиться за Линочку! – А чем Рубцов занимался?

– Раритетные вещи: купля, продажа, реставрация. В основном книги, рукописи, предметы быта – ничего ценного, – Бобров посмотрел в сторону и добавил: – Это не те вещи, за которые убивают.

Марта растерялась, не зная, как продолжить разговор. Она видела: Егор утомлен «свиданием», но вопросы разъедали душу. На помощь пришла Мартина.

– Марта права. Вы говорили: Рубцов считался материально благополучной личностью. С чего он получал доход?

– Реставрация. Я никогда не думал, что в нашей стране столько любителей старины, готовых щедро платить за любовь. Как я понимаю: Рубцов был уникальным человеком, возможно, гением в своем деле. И при всем том, близких дружеских связей не заводил. Все окружающие приходились ему либо деловыми партнерами, либо объектами исследования.

– А Гальтский? – робко спросила Марта.

– Мне кажется: Рубцов был интересным человеком, – Бобров грустно улыбнулся. – К людям он относился приблизительно так же, как к вещам. Гальтский для него – живой раритет, требующий изучения с целью дальнейшей реставрации.

– Что с другими персонажами нашей истории? – спросила Марта.

Егор Константинович почувствовал себя свободнее, рамки служебных полномочий уже не так сильно стесняли его. Правда, заготовленные к этому случаю фразы теперь казались лишенными смысла. Наверняка, под «другими персонажами» Марта подразумевала Кондрата, но Бобров решил создать набросок всего окружения.

– Наведываясь в Усово, Рубцов всегда останавливался в Малых Полончаках, в доме барона Гальтского.

Бобров улыбнулся, вспомнив, какой эффект произвел на него титул одного из фигурантов. Настоящий барон? В самом деле? Вот досада! Следователь терпеть не мог выглядеть глупо при исполнении служебных обязанностей и боялся оплошать, поскольку совершенно не знал правил поведения, принятых в светском обществе.

Волнения были напрасными. Гальтский оказался милым, добродушным, гостеприимным пожилым человеком без выкрутасов. Узнав о смерти Рубцова, барон огорчился, но лицемерить и проливать слез не стал.

«Ах, господин следователь, люди моего возраста осознают неизбежность утрат и, как правило, уже не упрекают Небеса в несправедливости и не показывают Богу фиги – жизненное выгорание».

Однако ни возраст, ни «жизненное выгорание» не помешали барону Гальтскому избрать в невесты женщину много моложе себя, что, по мнению Боброва, граничило с опасным сумасбродством.

Будущая баронесса произвела на Егора неприятное впечатление. Дело, конечно, не в том, кто кому и почему нравился или, напротив, не нравился: следствие – есть следствие, здесь о симпатиях думать не приходится, но беседа с красивой механической куклой далась Боброву тяжело.

Узнав о смерти Рубцова, она не проявила никаких эмоций.

Совсем иное дело – Сопшина-Мазурко, приятная дама уважаемого возраста; бойкая, деловитая, знающая сто пятнадцать рецептов приготовления кофе. Она была частой гостьей барона и, как подозревал Бобров, не теряла надежды «подсидеть» невесту Гальтского.

«Рубцов умер? Боже мой, какая трагедия! Он чертовски привлекательный мужчина. Мне нравилось на него смотреть. Шедевр, редкостное произведение искусства, штучный вариант. Просто свинство с его стороны умереть и лишить меня такой крохотной радости, как созерцание прекрасного». – Дама Сопшина-Мазурко попыталась разрыдаться, но передумала, ограничившись печальным взглядом и скрещением рук на пышной груди.

Следующий фигурант – Кондрат Иванович Икона. Тридцать девять лет. Ветеринар, практикующий частным путем. Имеет стабильный доход. Востребованный специалист. Холост. Детей нет. Официальный опекун осиротевшего племянника. Боброву он показался умным, но мрачным.

«Люди и сами не знают, сколько раз за день проходят мимо своей смерти, но не проходят лишь единожды. Рубцов, значит, не проскочил».

Во время пребывания в доме барона следователь ощущал легкое жжение в области затылка. Чувствительность к чужому пристальному взгляду – особенность врожденная и не поддающаяся управлению. Егор не мог точно сказать, кто именно за ним наблюдал, но в присутствии Кондрата Ивановича жжение усиливалось.

С Рубцовым Кондрат общался мало. «Не нашлось общих интересов». Бобров предполагал, что Икону люди вообще мало интересуют.

И только пятнадцатилетний племянник Иконы воспринял смерть Рубцова, как трагедию. Вначале мальчишка крепился и пытался рассуждать по-взрослому:

«Мне кажется, здесь никто не оценивает всю степень серьезности утраты. Я всегда считал Рубцова умным, образованным человеком; он увлекался историей и мог внести большой вклад в науку. Нет ничего ужаснее упущенных возможностей, разве что, исторические неувязки. Так считал Рубцов. Вряд ли он намеревался затмить славу Забелина, Карамзина, Ключевского, но…». И вот тут юный энциклопедист по-детски разревелся и был уведен опекуном на второй этаж, в комнату, откуда еще долго доносились всхлипывания и причитания.

В следующий раз, когда Бобров вознамерился повторить беседу с Андриком, выяснилось, что мальчонка сбежал, оставив странную записку, содержавшую требование произнести вслух имя убийцы Рубцова.

«Ах, господин следователь, наш Андрик слишком юн: он не способен принять смерть, как неизбежное завершение любой жизни. Он протестует», – объяснил поступок Андрея барон Гальтский.

«Я уважительно отношусь к Кондрату Ивановичу, но вам следовало бы провести допрос ребенка в моем присутствии. Я все-таки педагог по образованию и, смею надеяться, по призванию. Андрей необычный ребенок и требует особенного отношения. Его мозг способен работать в режиме функционала взрослого. Как правило, это приводит к конфликту разума и жизненного опыта. Второе по естественным причинам еще недоразвито. В лице Рубцова Андрей потерял интересного собеседника, товарища. Реакция на известие о смерти друга, он воспринял по-детски. Андрик убежал не от нас и не от вас, он убежал от травмирующей ситуации», – эти слова невеста барона произнесла так, словно читала их с листа.

«Боже мой! Бедный мальчик! А, впрочем, не знаю. Я не понимаю детей и, признаюсь, не очень-то их люблю. Они докучливы, много шумят и ужасно глупы. Поиграет в прятки и вернется», – дама Сопшина-Мазурко была немногословна.

Еще меньше слов произнес Кондрат:

«Избаловал я его».

– Побег Андрея признан действием, не имеющим отношения к делу о смерти Рубцова, – сказал Егор Константинович, завершая повествование.

– И дело закрыли, признав версию самоубийства установленным фактом. – Мартина покачала головой и нахмурилась. – Вы уверены в безошибочности выводов?

Егор уходил из парка с тяжелым чувством. Кто бы мог подумать, что гибель Рубцова заинтересует следователя больше положенного. А после разговора с Мартиной, он и вовсе расстроился.

– Я идиот, – процедил Бобров сквозь зубы и сжал кулаки.

«Вы уверены в безошибочности выводов?». Почему-то именно этот фрагмент беседы вызывал помимо досады горечь недосказанности.

«Нет ничего ужаснее упущенных возможностей, разве что, исторические неувязки».

***

Вечером тетушки посвятили племянницу в свой, а точнее, в Мартинин план, смысл которого Лина поняла только после второй чашки чая и четвертого блинчика.

– На такое элементарное дело ты способна? – спросила Мартина, строго глядя на Лину поверх очков. – Ты сможешь подсказать Кондрату Ивановичу, как нормальные люди избавляются от призраков?

– Смогу, – без энтузиазма заверила Линочка, сильно сомневаясь в силе своего влияния на жениха. Затем немного подумав, нашла в себе смелости, взглянуть в холодные глаза Мартины, и признаться:

– Мне не очень нравится ваша идея.

Мартина смерила Линочку презрительным взглядом и пожала плечами.

– Как знаешь, так и поступай.

– Она согласна, – заверила Марта, обходя Мартину и закрывая собой племянницу. – Но, знаешь, Мартиночка, у меня тоже есть некоторые сомнения. Мне кажется, мы не очень похожи на сестер-спиритисток.