Испанский сон - Феликс Аксельруд

— Бедная девочка, — сказал неожиданно адвокат. — Как же ты дальше-то? Ведь это просто синдром.

Она тихонько заплакала.

— Ничего, — решил он. — Вначале спасем Отца. А потом… может, и тобой займемся… Это все психология. Поменьше думай об этом.

Он погладил ее по голове, а она схватила его руку и стала целовать ее; она целовала ее долго-долго, и он, к счастью, не забирал ее, не мешал ей хотя бы так выразить свою любовь, благодарность и преданность.

— Я люблю тебя, — вымолвила она наконец. — Милости прошу в Царство Наше…

Он поцеловал ее в темя.

— Спасибо, милая…

— Такие слова никому еще не говорились — вообще никому, понимаешь? Прежде я открыла тебе Царство… а теперь и ввожу тебя в Него…

— Я понимаю. Наверно, я должен быть как-то посвящен?

— Мне кажется, ты уже посвящен… Не знаю.

— Наверно, нужно спросить Отца, — предположил адвокат.

Она насторожилась.

— Ты же не думаешь, что это… замена… Ты понимаешь, что Царство начинается с Отца?

Он улыбнулся.

— Успокойся. Я все понимаю.

— Может быть, тебе плохо будет спать со мной? — спросила она печально. — Может быть, тело твое хочет только таких наслаждений? Я могу спать где угодно… хоть на полу…

— Ну что ты, — сказал он, но как-то не очень уверенно.

Она протянула руку, чтобы нежно погладить его Царя, и с ужасом почувствовала змея под пальцами. Все это время он хотел. Она плакала, он утешал ее, она целовала его руки и принимала его в Царство, а змей все это время был здесь.

Она не могла принять от него такой жертвы.

— Ведь там, рядом, есть и другая дырочка, — пробормотала она и посмотрела на него с робкой надеждой.

Его зрачки хищно расширились.

— Позволь мне… я могу принести из ванной крем?

Он кивнул. И снова совершились ее движения. Опять она подползла к нему задом… протянула руки за спину… Она делала это без вожделения, только ради него, и Царевна бесстрастно наблюдала за ними обоими. Змей — или зверь? неизвестно… — вошел в ее плоть медленно, нежно, стараясь не причинить боль; начал свой танец… ускорился… потом замедлился…

Но стон, которому она уже готова была порадоваться, как свидетельству своего выполненного долга, не прозвучал. Она почувствовала, как змей покинул ее тело. Она обернулась и посмотрела в глаза адвокату.

Он тяжело дышал, глядя на нее и не говоря ни слова. Он хотел той же ласки, что получил тогда, позавчера. И молчал, милый дурачок, не зная, любо ли ей будет ласкать змея после пребывания его в необычном местечке. Ясно же, что стоит ему слово сказать… Но он стеснялся — чистюля, интеллигент, куритель трубки. Ей захотелось, чтобы он хоть чуть-чуть снасильничал. Ведь он заслужил право на это. И он должен был пользоваться своим правом, а не отгораживаться от нее своей дурацкой стеснительностью.

— Не молчи! — сказала она страстно. — Скажи, чего хочешь!

— Ты знаешь чего, — пробормотал он и отвел глаза.

— Смотри на меня! — потребовала она. — Говори! Ты хочешь, чтобы я взяла в рот? Прямо сейчас? Ты ведь этого хочешь?

Он кивнул.

— Скажи это.

— Я хочу…

— Ну?

— Хочу, чтоб ты взяла в рот. Прямо сейчас.

— Повтори! Повтори!

— В рот! Прямо сейчас!

— О, милый…

Царевна юркнула в сторону, едва не захваченная внезапным, теплым, неожиданно обильным дождем. Губы Марины едва успели окружить назначенный источник, как оттуда тоже хлынуло — вкусное, остро пахучее, ставшее сегодня родным и необходимым.

Они долго молчали. Потом он соорудил ванну для двоих. Чтобы поместиться вдвоем в этой маленькой ванне, они обняли друг друга ногами. И очень хорошо, потому что легко было ласкать руками открывающееся навстречу. И взбитая над водой мыльная пена не давала рассмотреть этих ласк.

— Знаешь, — сказал он, — в Польше, очень давно, была такая королевская чета… Короля звали, кажется, Станислав… а вот как звали королеву, я не помню… Они очень любили друг друга… Вступая в брак, они приняли обет целомудрия — и никогда его не нарушали…

— Правда? — удивилась она. — А как же наследник?

— М-да.

Он задумался. Действительно — как же наследник?

— Не знаю. Но я не об этом хотел сказать.

— Я понимаю.

Сейчас, подумала она, мне сделают предложение. Совместимо ли Царство с браком? Может быть; но сказать это должен Отец. О браке, о наследнике. Как бы я ни любила этого человека — или кого-то другого — Отец превыше всего.

Адвокат не произнес больше ни слова.

Назавтра новостей не было. А еще через день она съездила в деревню, убедилась, что все в порядке с домом, взяла с собой вещи для Отца, вещи для себя, документы. Она приехала в Кизлев последним автобусом и чувствовала себя виноватой оттого, что Корнею Петровичу пришлось обедать и ужинать тем же, что было приготовлено ею на завтрак.

Он встретил ее ласково. Поцеловал на пороге.

— Ну?

— Ничего нового.

— Что теперь?

— Подожди. Поешь вначале.

Он кормил ее молча, как ребенка, пока набиралась ванна. Потом погрузил ее в ванну и мыл, тоже как ребенка.

— Говори же наконец, — не выдержала она.

— Хорошо, — согласился он. — Мы видим, что твое письмо не подействовало. Вывод: нужно другое письмо.

— Почему другое подействует?

— Потому что будет другим по содержанию.

— То есть?

— Может быть, Он начнет говорить, если следствие будет проинформировано независимо. Или, по крайней мере, Он будет думать, что проинформировано.

— Прости… Не понимаю.

— Придется нам порассуждать об оперативной работе, — сказал адвокат. — Отвлекись пока от Отца. Имеется Икс, который должен заговорить… ну, допустим, о каком-то Царстве. Задача такая, чтобы он заговорил, понимаешь?

— Чья задача?

— Неважно чья. Главное, что сам по себе не очень-то хочет он говорить. По меньшей мере, колеблется.

— Ну.

— Есть три варианта. Первый вариант, если никто ему ничего не подскажет. Кроме собственной логики, совести и так далее.

— Ну.

— Этот вариант только он один и контролирует. Непредсказуемый вариант, понимаешь? А время, между прочим, может работать не на него.

— Ну.

— Второй вариант: следствие проинформировано об этом самом Царстве со стороны.

— Кем?

— Пока неважно…

— Нет, важно! Кроме меня, некому рассказать им об этом!

— Я говорю об Иксе, — холодно сказал Корней Петрович. — Не проецируй на свою ситуацию. Представь себе, что Икс — это, например, некий Иисус, которого как-то раз привели к следователю в городе Иерусалиме. Ты слышала об этой истории?

— Ну, — мрачно сказала она.