Джозеф Антон. Мемуары - Ахмед Салман Рушди

(Чего ему не было позволено: жить публично, передвигаться свободно, вести обычное существование писателя и свободного человека сорока с чем-то лет. Он словно бы находился на строгой диете: все, что не значилось в списке позволенного, было запрещено.)

11 ноября должен был наступить тысячный день с тех пор, как в день церковной службы в память Брюса Чатвина была объявлена фетва. Он поговорил с Фрэнсис и Кармел о том, как использовать момент политически. Они решили организовать двадцатичасовую демонстрацию-“бдение” в лондонском зале Сентрал-Холл-Вестминстер. Когда об этом плане сообщили газеты, ему позвонил Данкан Слейтер. Дуглас Херд, сказал Слейтер, просит отменить акцию, угрожая, что, если она состоится, на активистов кампании по защите Рушди будет возложена вина – может быть, даже самим правительством, – в том, что откладывается освобождение британского заложника Терри Уэйта. Майкл Фут, узнав об этом, пришел в ярость. “Поддаваться угрозам – значит поощрять захват заложников”, – сказал он. Но в конце концов демонстрация была отменена по просьбе объекта фетвы. Человеческим правам Терри Уэйта надо было отдать предпочтение перед его правами.

Петер Вайдхаас, руководитель Франкфуртской книжной ярмарки, решил было снова пригласить иранских издателей, но протесты в Германии не позволили ему этого сделать.

Вот и тысячный день. Он ознаменовал его тем, что дописал эссе “Тысяча дней в воздушном шаре”. Американский ПЕН-центр провел митинг и направил в ООН письмо протеста. Его британские друзья, чье “бдение” было отменено, читали вслух письма в его поддержку в книжном магазине на Чаринг-Кросс-роуд. Вместе с тем газета “Индепендент”, становившаяся, вопреки названию[132], своего рода рупором британского ислама, напечатала статью “писателя” Зиауддина Сардара, где говорилось: “Самое лучшее для мистера Рушди и его сторонников – заткнуться. Мухе, попавшей в паутину, не стоит привлекать к себе внимание”. Упомянутая “муха” позвонила редактору газеты и сообщила ему, что не будет больше писать рецензии для ее книжного раздела.

18 ноября Терри Уэйта освободили. Больше в Ливане британских заложников не оставалось. Как, думал он, власти теперь будут пытаться заткнуть ему рот? Ответ он получил очень скоро. 22 ноября роман “Шайтанские аяты” и его автора подверг нападкам архиепископ Кентерберийский Джордж Кэри. Роман, заявил Кэри, – “возмутительная клевета” на пророка Мухаммада. “Мы должны быть более терпимы к гневу мусульман”, – сказал архиепископ.

Он дал ему отповедь в радиоинтервью, и британская пресса резко раскритиковала архиепископа. Кэри пошел на попятную, извинился и пригласил человека, чью книгу он осудил, на чай. Человека-невидимку привезли в Ламбетский дворец, и там он увидел чопорную фигуру архиепископа и спящую у камина собаку, а вот и чай: одна чашка – и, к его разочарованию, никаких сэндвичей с огурцом. Кэри был неловок, запинался, и ему мало что было сказать. На вопрос, не попытается ли он как священнослужитель священнослужителя уговорить Хаменеи отменить фетву, он беспомощно ответил: “Не думаю, что я для него большой авторитет”. Целью чаепития было ограничение ущерба, не более того. Оно длилось недолго.

И пошли слухи, что британцы готовятся обменяться с Ираном послами и возобновить полные дипломатические отношения. Ему крайне необходима была публичная трибуна. Дата мероприятия в Колумбийском университете быстро приближалась, и казалось по-настоящему важным, чтобы он смог там выступить, чтобы его голос раздался во всеуслышание. Но в Ливане по-прежнему удерживали двоих американских заложников, и не ясно было, разрешат ли ему приехать в Соединенные Штаты. К тому же – как он полетит? Ни одна коммерческая авиалиния не будет рада такому пассажиру. Полицейские сказали ему, что из Соединенного Королевства в Штаты и обратно почти каждую неделю летают пассажирские самолеты для военных. Может быть, его возьмут на такой рейс? Они навели справки, и оказалось – да, ему можно будет полететь с военными. Но состоится ли поездка, все еще было не ясно.

Позвонил Данкан Слейтер, чтобы извиниться за “конфронтацию” из-за акции, намечавшейся на тысячный день, и сказать, что с обменом послами “торопиться не будут”. Его, сказал он, посылают работать за границу, и новым “связным” Форин-офиса будет Дэвид Гор-Бут. Жаль: Слейтер ему нравился и, чувствовалось, поддерживал его. Гор-Бут – совсем иное дело: он был угрюмее, бесцеремоннее, резче.

1 декабря освободили Джозефа Сисиппио, а неделю спустя на свободу вышел последний из американских заложников Терри Андерсон. Американцы сдержали слово и сняли запрет на его поездку. Он сможет выступить в библиотеке Лоу.

Он должен был пересечь океан на самолете Королевских ВВС и приземлиться в вашингтонском международном аэропорту Даллеса. Оттуда в Нью-Йорк, а потом обратно его пообещали доставить частным самолетом, принадлежащим главе медиакорпорации “Тайм – Уорнер”. В Нью-Йорке его встретит команда охранников, выделенная городской полицией. По мере того как приближалась дата вылета, эти планы все время менялись, что сильно нервировало. Частный самолет от Вашингтона до Манхэттена превратился в машину, затем в вертолет, затем снова в самолет. Эндрю запланировал ужин с влиятельными ньюйоркцами и “артистический ланч” с возможным участием Аллена Гинзберга, Мартина Скорсезе, Боба Дилана, Мадонны и Роберта Де Ниро. Выглядело нереальным – и таковым оно и было. Ему сказали, что он вообще не сможет покидать отель кроме как для выступления в Колумбийском университете. Ему не разрешат участвовать в ужине в библиотеке Лоу: только произнести свою речь – и немедленно уйти. В тот же вечер самолетом – обратно в Вашингтон, оттуда самолетом британских ВВС – в Соединенное Королевство. Американские посольства по всему миру были приведены в состояние наивысшей готовности и приняли особые меры безопасности на случай исламских выступлений против впустившей его Америки. Все, с кем он говорил и с кем говорил Эндрю, проявляли крайнюю нервозность – люди из британских ВВС, из министерства обороны, из американского посольства, из Госдепартамента, из Форин-офиса, из нью-йоркской полиции. Он сказал по телефону Ларри Робинсону: “Легче попасть в Эдем, чем в Соединенные Штаты. Чтобы пустили в рай, надо всего-навсего быть безгрешным”.

Чем ближе становилась дата, тем дальше Соединенные Штаты отодвигали время вылета. Наконец во вторник io декабря, в Международный день прав человека и за день до выступления в Колумбийском университете, он взошел на военно-транспортный самолет и, сидя спиной к пункту назначения, впервые за три года покинул британскую землю.

На летном поле аэропорта Титерборо в Нью-Джерси его встретил кортеж из девяти машин, сопровождаемый мотоциклистами. Центральная машина была длинным белым бронированным лимузином. Она предназначалась ему. Большую группу полицейских возглавлял лейтенант Боб Кеннеди, который в радиопереговорах фигурировал в тот день как “Начальник Гудзона”. Представившись,