История отечественной философии XI-XX веков - Борис Емельянов

Первое же произведение 24-летнего Достоевского – повесть «Бедные люди» – принесло ему заслуженный успех. В. Г. Белинский назвал повесть первым опытом русского социального романа. Протест против разрушения личности отличает и последующие произведения Достоевского, такие как «Двойник», «Белые ночи», «Неточка Незванова» и др.

Главная тема этих повестей – пробуждение личности «маленького человека», его протест против бесчеловечного существования. В «Двойнике» писатель одним из первых в мировой художественной литературе исследует проблему отчуждения, раздвоения человека на реального и противостоящего ему фантастического, вобравшего все пороки враждебного человеку общества.

Жажда деятельности, социалистические идеалы, которые он «страстно принял» от Белинского, привели его к «заговору идей» – в кружок петрашевцев. Члены кружка, к которому примкнул Ф. М. Достоевский, предполагали открыть тайную типографию и печатать антикрепостнические прокламации.

Утопические мечты петрашевцев и Ф. М. Достоевского, их планы были пресечены арестом 23 апреля 1849 г. Достоевский был приговорен к смертной казни, которая в последнюю минуту была заменена каторгой.

Главный результат четырех лет каторги и пяти лет солдатчины – почвенничество Достоевского. Знакомство с отверженными сделало более глубоким протест писателя против насилия. В то же время он увидел, как далеки утопические, абстрактные идеалы передовой революционной русской интеллигенции от подлинных надежд простого народа.

Интеллигенция, по мнению Достоевского, должна соединиться с народом, «преклониться перед народом и ждать от него всего, и мысли и образа, преклониться перед правдой и признать ее за правду, даже в том ужасном случае, если б она вышла отчасти из Четьих миней»1000.

Свое собственное «непосредственное соприкосновение с народом, братское соединение с ним в общем несчастьи», с поразительной глубиной он изобразил в «Записках из Мертвого дома» (1860–1861).

Полемикой вокруг идей почвенничества были наполнены почти все произведения Достоевского, напечатанные в издаваемых им журналах «Время» и «Эпоха», и романы, написанные после каторги: «Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы». До конца жизни он был занят поисками нравственного братства людей. Умер Ф. М. Достоевский 27 января 1881 г.

«Философия – не моя специальность», – говорил Достоевский, но это была неправда: он всегда обобщал, философски осмысливал действительность, художественное и философское видение мира в творчестве писателя переплетаются. Еще в юности он написал брату: «Философию не надо полагать простой математической задачей, где неизвестное – природа… Заметь, что поэт в порыве вдохновения разгадывает Бога, следовательно, исполняет назначение философии. Следовательно, поэтический восторг есть восторг философии… Следовательно, философия есть также поэзия, только высший градус ее»1001. Писатель доказал этот тезис всем своим творчеством. Его романы – это философские размышления о разомкнутом трагическом бытии человека в предельно противоречивом «шевелящемся хаосе» буржуазного мира.

Проблема человека и его бытия находится в центре художественных и идейных исканий Достоевского. Все, кто писал о его творчестве, подчеркивают интерес писателя именно к проблеме человека. «В произведениях г. Достоевского мы находим одну общую черту, более или менее заметную во всем, что он писал: это боль о человеке, который признает себя не в силах или, наконец, даже не в праве быть человеком настоящим, полным, самостоятельным человеком, самим по себе», – замечал Н. А. Добролюбов1002. «Он сделал великие открытия о человеке, – писал почти сто лет спустя Н. А. Бердяев, – и от него начинается новая эра во внутренней истории человека. Эта новая антропология учит о человеке как о существе противоречивом и трагическом, в высшей степени неблагополучном, не только страдающем, но и любящем страдания»1003.

Человек у Достоевского – существо духовно-нравственное. Анализ его сущности и существования дан писателем в основном в этико-философском ключе, в таких категориях, как свобода воли, добро, зло, нравственный идеал, любовь и др.

Важнейшая из этих категорий – свобода, понимаемая Достоевским как духовно-беспредпосылочный, социально не детерминированный признак «природы человека». У писателя тайна свободы и есть тайна личности. Вне свободы личность не сможет осуществиться. Если нет свободы, то ни мораль, ни право не могут существовать.

Проблема свободы возникает в развитом самосознании, которое открывает в себе одновременно и раба, и господина: осознанному миру «не-я» противостоит «я» как осознанное сознание, которое хочет быть независимым от всего, что вне его, хочет решать судьбу «не-я». «Проблема свободы может возникнуть только в сфере сознания, только тогда, когда не только нечто есть, но есть и вопрос о том, что есть то, что есть, то есть только в сфере… бытия осознанного может возникнуть вопрос о том, быть ли бытию или не быть. Но это и есть самое точное выражение всей проблемы свободы вообще и в особенности той, которая сформулирована в системе Достоевского»1004. Эта проблема в творчестве писателя конкретизируется в вопросы о мере этой свободы как меры ответственности человека, о цене свободы человека: является ли она благом или злом для самой личности и окружающих ее людей; в чем разница между «подлинной» свободой и «неподлинной», между Божественными и дьявольскими путями к ней?

В поисках ответа на эти вопросы Достоевский формулирует важную мысль о враждебности мира человеку и человека миру. Этот мир, законы природы, о которых свидетельствует наука, «математически» приводят человека к мысли, что он только вещь, «фортепьянная клавиша», т. е. ничтожество. Герой «из подполья» не может с этим согласиться; он выступает против претензий науки «вычислить» человека, найти причины и закономерности всех ее «хотений», т. е. утверждает свободу воли человека, недетерминированность ее ничем, кроме себя самой. Поэтому человек, строго говоря, непознаваем научно. Герой подполья высказывает много саркастичных фраз по поводу рассудка, его слишком больших притязаний. Рассудок мыслит человека как объект, как явление в причинно-следственной связи с другими объектами, рассудок пытается «прилепить» человека к какой-либо надличной истине, подвести его под закон или правило. В этом – научном – рассмотрении исчезает конкретная личность, потому что личность возможна только в свободе и через свободу, а стихия рассудка не свобода, а закономерность, необходимость. Рассудку поэтому надо указать на его реальное, довольно скромное, место в жизни человека, и тогда будет найдена та безосновная основа, в поисках которой рассудок неизбежно запутывается. Эта основа – свобода воли, Я поступаю так, а не иначе не потому, что исхожу из какихлибо соображений о Высшем благе или Счастье человечества, а просто потому, что я так хочу, потому что я свободен, потому что я – это я, а не безликий винтик мировой гармонии. «…Хотение, – как колоритно выражается герой, – есть проявление всей жизни, и с рассудком и со всеми почесываниями. И хотя жизнь наша в этом проявлении выходит зачастую дрянцо, но все-таки жизнь, а не одно только извлечение квадратного корня… Натура человеческая действует целиком: всем, что в ней есть, сознательно и бессознательно, и хоть врет, да живет»1005.

Человек, осознавший свою глубину и свою свободу, видит себя уже не частью мира, призванной что-то в нем свершить, а наоборот, мир как часть себя, как подчиненную часть, существующую для него. А потому он дерзко признается, что в случае дилеммы: «миру ли не быть или мне чаю не пить», он отдаст предпочтение своему чаю. Высшая ценность для человека – он сам, его неповторимое «я». Жизнь его – это постоянное «заявление своеволия», утверждение в мире своего лица, а вовсе не строительство «хрустального дворца» или устроение какой-либо иной формы мировой гармонии. В этом смысле слова «жизнь» можно даже сказать, что «и вся цель – в самой жизни, а не собственно в цели, которая, разумеется, должна быть не чем иным, как дважды два – четыре, то есть формула, а ведь дважды два – четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти»1006. Смерть личности в безличном: если будет хрустальный дворец, то в нем уже не должно быть страдания, не будет потому и самосознающей личности, а какой-нибудь «штифтик».

По-видимому, рассуждения героя можно и «перевернуть»: пока в мире будет хоть одна личность, хрустальный дворец не сможет быть построен, поскольку он не объективная реальность, а определенное состояние ума и сердца человека. Человек свободный всегда должен требовать и от себя, и от мира большего, чем в них есть сегодня. А все исторические попытки возведения «хрустальных дворцов» состояли, по существу, в том, что людей убеждали полюбить ту лачугу, в которой они живут, как очень разумно устроенную и «соответствующую природе человека». А отсутствие каких-либо желаний сверх тех, что может удовлетворить наличная действительность, признать абсолютной свободой и полнотой счастья.