Взгляд назад. Культурная история женских ягодиц - Хизер Радке

Еще одна проблема заключается в том, что исследования в области эволюционной биологии часто основываются на предпосылке, истинность которой пока не подтверждена: подразумевается, что выбор брачного партнера всегда продиктован конкретной эволюционной задачей — необходимостью отбора полезных наследуемых признаков[57]. Например, популярное эволюционно-психологическое объяснение существования павлиньего хвоста состоит в том, что только очень сильный и умный самец способен таскать за собой такую махину, а значит, хвост для него является способом продемонстрировать самке силу. Но профессор Хауфе уверен: нет несомненных подтверждений тому, что существует связь между выбором полового партнера и наличием у него генов, ответственных за адаптивные признаки. То есть пава не обязательно выбирает самого мужественного и сильного павлина.

Это может звучать контринтуитивно[58]. По крайней мере, так это прозвучало для меня, когда я услышала об этом в первый раз. В моей голове слишком глубоко засела идея о том, что все наследуемые признаки просто обязаны возникать в процессе адаптации к условиям окружающей среды. Я просто не могла представить себе, что есть еще какая-то причина, по которой у павлинов могут быть синие головы, а у женщин — большие попы. Этот набор установок Гулд и эволюционный биолог Ричард Левонтин называют адаптационизмом и уже на протяжении нескольких десятилетий критикуют его[59]. Ученые указывают на то, что некоторые наследуемые признаки, возможно, вообще не являются адаптивными. Кроме того, функция, которую тот или иной признак выполняет сегодня, может не иметь ничего общего с причинами, по которым он возник когда-то давно. То есть огромный хвост павлина может либо вовсе не быть адаптацией, либо быть адаптацией к условиям среды, в которой павлины обитали тысячи лет назад. Поэтому нельзя c полной уверенностью сказать, что хвост современного павлина вообще выполняет какую-то определенную функцию.

* * *

Я выдвигаю ящик шкафа в одном из залов Музея естественной истории имени Джорджа Пибоди при Йельском университете и вижу два десятка почти одинаковых зеленых попугаев[60]. Они набиты ватой и лежат брюшками кверху с прижатыми к телу крыльями. Из ящика неожиданно едко пахнет смесью нафталина, консервантов и чего-то землисто-животного. Я задаю доктору Ричарду Праму — профессору орнитологии Йельского университета и моему сегодняшнему проводнику по музею — какой-то вопрос про этот запах. Он пожимает плечами и говорит: «Ящик с пингвинами пахнет жирной рыбой». Меня поражает, что вонь от гнили и птичьей пищи может сохраняться так надолго, но доктор Прам невозмутим. Животные состоят из плоти. Разложение — ее неотъемлемое свойство.

Вместе с запахом являются цвета: ярко-синие спинки, переливчатые головы, буйно-оранжевые панковские хохолки, черные тельца райских птиц — самые черные в природе, утверждает профессор Прам. Он объясняет мне, как молекулы пигмента в клетках перьев выстраиваются в ряды, словно стеклянные шарики в вазе, чтобы создать этот колдовской черный цвет. Перья на теле райской птицы расположены под точным углом, не позволяющим свету отражаться, — это делает их матовыми. Блестящий бирюзовый хвост, которые птица демонстрирует во время сложного брачного танца, особенно ярко выделяется на их фоне.

Орнитологическая коллекция находится в большом зале Центра экологии. Зал заставлен белыми шкафами высотой от пола до потолка, cвет флуоресцентный, пол покрыт промышленной серой плиткой. Но богатство коллекции поистине восхищает. Биологи изучают разнообразие птичьего мира во всех его проявлениях, стремятся понять физику пигментов, откладывающихся в перьях, или особенности строения гортани певчих птиц. Доктор Прам — стипендиат Макартура и Гуггенхайма, профессор с собственной лабораторией — сделал себе карьеру на постановке подобных проблем и в процессе исследований совершил множество волнующих открытий. В том числе он установил тот факт, что между современными птицами и динозаврами существует прямая эволюционная связь.

Но я в зале орнитологической коллекции не для того, чтобы изучать пигментацию птичьих перьев[61]. Я здесь потому, что Ричард Прам является противником адаптационизма. Он разработал свою теорию эволюции украшений (красочных перьев, многообразных птичьих гребней и хохолков и, конечно же, хвоста павлина). Опираясь на идеи Левонтина и Гулда (а также более ранних исследователей, включая Рональда Фишера и самого Дарвина) и возражая адептам эволюционной психологии, он утверждает: некоторые признаки животные приобретают не потому, что эти признаки адаптивны и помогают приспособиться к условиях среды, а просто потому, что они красивы. Мозг потенциального брачного партнера может быстрее реагировать на новые или более сильные сигналы (на яркое оперение скорее, чем на неяркое, например), но роскошный хвост павлина вовсе не обязательно значит, что этот самец в эволюционном смысле чем-то лучше других. Паве нравится его хвост не потому, что он говорит о силе и приспособленности брачного партнера. Ей нравится, что этот хвост синий, большой и блестит. Теория Прама основана на его многолетнем опыте изучения птиц — вроде тех, что мы видели в ящиках. Украшения многих из них мешают им летать или делают их заметными для хищников. Осознав, как плохо некоторые птицы приспособлены с точки зрения естественного отбора, доктор Прам задумался над тем, для чего им могли понадобиться столь неудобные, но красивые перья и хвосты. В ходе своих дальнейших экспериментов и теоретических штудий он переосмыслил красоту птиц и — в некоторой степени — людей.

Придя в лабораторию доктора Прама в Йельском университете, первое, что я услышала, — что его несколько смущает разговор со мной. Он, конечно, регулярно читает лекции и дает интервью СМИ, размышляя о красоте птиц, но человеческая красота — это нечто совсем иное. Одно дело, сказал мне профессор, показать аудитории слайд с изображением райской птицы и сказать: «Взгляните на эту прекрасную птицу!» Но странно было бы, если бы он продемонстрировал зрителям изображение женщины, принял ее за эталон человеческой красоты и рассуждал о том, почему именно такие, как у этой женщины, вторичные половые признаки больше всего привлекают потенциальных брачных партнеров.

Проблема, которую доктор Прам видит в большинстве эволюционно-психологических теорий, состоит в следующем: утверждая, что физические черты потенциальных партнеров привлекают паву или человека по чисто биологическим причинам, мы игнорируем тот факт, что люди считают красивыми и эротически привлекательными совершенно разные вещи, и отметаем множество вопросов о красоте, которые можно было бы поставить. Предположение о том, что какие-то виды влечений с эволюционной точки зрения «правильные», а какие-то — нет, отвлекает нас от огромного разнообразия вкусов и предпочтений и попросту не соответствует действительности — человеческой или птичьей.

Возможно, нам павлиньи хвосты кажутся одинаковыми, но для пав они, скорее всего, выглядят совершенно по-разному. Однако ученым пока не под силу проследить,