Исландская карта. Русский аркан - Александр Громов

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

Литерный поезд приближался к Омску.

Литерный-бис отставал. Так бывало часто. «Знамо дело, нас вперед пущают, — сильно нажимая на «о», высказал мнение толстый и бородатый купчина-подрядчик, прилипнув к стеклу в коридоре вагона. — Дорога новая, ишшо не опробованная… Неровен час сковырнемся с насыпи. Все верно, все правильно. Уж ежели кому страдать, так лучше уж нам, чем его его императорскому высочеству…»

И хотя никто из пассажиров не возразил верноподданным словам купчины, на него посмотрели с неудовольствием.

— Н-да… — только и сказал кто-то из корреспондентской братии. — Едем и едем, а писать не о чем. Хоть бы покусился кто, да где теперь те бомбисты? Иных уж нет, а те далече… Даже у студентов теперь иное на уме. Скучно жить в спокойной стране, господа!

— Типун вам на язык! — ответил другой корреспондент. — Посылайте в редакцию телеграммы о маршруте движения. Давеча Тюмень проехали, вот и пишите о проезде через Тюмень. Напечатают.

— Как же-с! Очень интересная тема: качество чайных на тюменском вокзале да плачевный вид общественных уборных! Да-с! А о чем еще писать прикажете? О виде из окна? Вон на бахчах арбузы зреют. Видеть их уже не могу. Прикажете об арбузах телеграфировать? Или о том, что из трубы паровоза валит дым?

— Зачем же о дыме? Можно писать о трудностях освоения Дальнего Востока, куда его императорское высочество великий князь Дмитрий Константинович едет наместником. Прекрасный материал полосы на две.

— А что вы знаете о Дальнем Востоке? Вы там бывали? Я тоже нет. Приеду, погляжу — напишу. Но не раньше. Выдумывать прикажете? Я от солидной газеты, она фантастику не печатает…

— У меня, представьте себе, газета тоже не желтая…

— Послушайте, что вы на меня взъелись?

— Это вы на меня взъелись, а не я на вас. Вы жаловались, что писать не о чем. А я говорил и говорю, что кто ищет, тот всегда найдет…

Перебранка в коридоре продолжалась. Легировский намазал хлеб тонким слоем коровьего масла, отковырнул кусок паюсной икры, водрузил на бутерброд и протянул Катеньке:

— Угощайтесь. Пейте чай, стынет… Вот же два дурака! Вы их только послушайте! Умора.

— Не вижу ничего смешного, — возразила великая княжна, принимая бутерброд.

— Это от репортерской неопытности. Как говорят самоеды, «глаза есть, видеть — нет». Из Тюмени я целый репортаж отправил. Знаете о чем?

— Надеюсь, не обо мне? — вымученно улыбнулась великая княжна.

— Нет, о водке. О местной водке, я хочу сказать. Казенная — редостная гадость пополам чуть ли не с керосином. А есть в Тюмени акцизная водка — ну слеза!.. Гонят где-то на севере, очищают фильтацией сквозь торф и олений мох… Похмелья от нее нет. Вот я и написал материал о нерасчетливости наших чиновников. Акцизы душат, развернуться не дают. Если поставлять эту водку в европейскую Россию, то она вытеснит нашу сивуху, да и таких бед, как теперь, пьянство уже не наделает.

— Послушайте, но вы же не пили в Тюмени…

— Что значит не пил? Пьян не был, нет у меня такой привычки, а пить — пил.

— Когда же вы успели? В Тюмени мы стояли от силы час…

— Волка ноги кормят. Гхм… а славный материал нашли бы эти два обалдуя, если бы знали, кто сейчас пьет чай в трех аршинах от них! — Легировский захохотал. — Разрешите курить? Позвольте я окно открою. Простуды не бойтесь, ветер теплый.

— Курите, только умоляю, не шумите! Бог весть что о нас подумают.

— Уже давно думают и шепчутся, — «утешил» Легировский. — Я вам просто не рассказывал. К вас с самой Москвы интерес сугубый. Интересная, мол, барышня, а носу из купе не кажет. Поначалу настаивали, чтобы познакомил…

— Этого еще не хватало! — вырвалось у Катеньки.

— Вот и я так подумал. Один хлюст из «Родного слова» пустился в предположения… умолчу, какие… Пришлось предъявить ему сей аргумант. — Легировский показал кулак размером с ядреную дыньку. — Теперь молчит. Остальные тоже. Я им дал понять, что вы не корреспондентка и, пардон, не моя любовница, а секретная сотрудница Третьего отделения инкогнито и на каждого из них будете писать отчет…

— Вы шутите, надеюсь?

— Нисколько.

— Да… да как же вы посмели?

— Посмели же вы сбежать из дому. — У Легировского на все был ответ. — Посмела же московская полиция арестовать вас. Посмел же, в конце концов, Царапко тайно помочь вам. Только умоляю, не надо про дозволенное Юпитеру и быку. В наше время такие отговорки не работают.

— Но все-таки… Это, знаете ли, как-то…

— Как?

— Чересчур!

— Вовсе нет. Если у вас припасен иной способ раз и навсегда избавиться от назойливых ухажеров — только скажите, и я объявлю собратьям по перу, что разыграл их.

Такого способа у Катеньки не было. Говоря по правде, в его изобретении не было нужды. Теперь только выяснилось, что благодаря Легировскому.

— Простите, — сказала великая княжна. — Наверное, вы были правы. Наверное, мне слишком легко все давалось с самого рождения, вот я и разучилась ценить услуги друзей…

— Да разве мы ценим то, что имеем? — поднял бровь Легировский. — Вот новость! Не угодно ли пример: прошло всего-навсего пятнадцать лет со дня обретения нами Константинополя, а мы уже относимся к нему, как к какой-нибудь Пензе. Или взять хоть вас. Бросили как права свои, так и обязанности, помчались куда-то… Чего ради? Вы-то, конечно, убеждены, что причина тому существует и серьезна. А я убежден в обратном. Послужите в газетной хронике с мое — тоже научитесь разбираться в людях. Уж поверьте мне на слово: половины преступлений не было бы, если бы всякий человек точно знал, что для него действительно важно, а что так, пустое облако…

Увлекшись спором не менее, чем ролью ментора, Легировский уже не один раз пускал великой княжне струю табачного дыма в нос, после чего, забавно конфузясь, начинал махать перед лицом Катеньки могучей ладонью, дабы выгнать дым в раскрытое окно. Просто прелесть, что это был за человеческий экземпляр! С виду крепыш, но не более того, а как заговорит, задвигается — гора, глыба, утес! Народная косточка. Вот такие, наверное, богатыри хаживали за зипунами на Каспий, а в Сибирь за ясаком! Без них Россия не утвердилась бы на берегах Амура, не вышла бы к Великому океану…

Странный человек: в обиходе неуклюж, а когда надо, ловок. В Москве сделал все в лучшем виде: и вещи вывез с квартиры, и документы добыл, и спрятал в дешевых наемных нумерах, снимаемых бедными актерами, журналистами, студентами и прочей шумной, но вполне безопасной публикой. Бывало, за стеной начинал репетировать оперный бас, отчего дрожали оконные стекла, или среди ночи неожиданно рявкал тромбон, а вечерами дом наполнялся запахами подгоревшей на сковородке требухи — но ни драк, ни скандалов, ни квартирантов уголовного вида. Не слишком уютно и далеко не чисто, но прилично… Катенька и не знала, что есть в Москве такие занятные места. А для Легировского Москва была, что вода для рыбы. Такой боец ничего не испугается. И зачем он таскает в кармане кастет — при таких-то устрашающих кулаках? Чтобы сразу наповал?

Разумеется, Катенька понимала, что, принимая в ней участие, Легировский имеет свой интерес — репортерский. А еще он проговорился однажды, что собирает материал на книгу, которую не надеется опубликовать при жизни. Ох, лучше бы он ничего не писал об этой поездке, ни теперь, ни после… Попросить его об этом? Неудобно…

Но ведь как помог! Просто свалившийся с неба ангел-хранитель с ловкостью кошки и силищей циркового атлета! И все равно все рухнет в один миг, если кто-нибудь узнает — нет, просто заподозрит! — в «сотруднице Третьего отделения» великую княжну Екатерину Константиновну!

Пришлось отсиживаться в купе, покидая его лишь при крайней необходимости. Не появлялась Катенька и в вагоне-ресторане. Еду ей приносил Легировский, покупая всякую снедь в станционных буфетах, а то и просто у торговок. Поезд шел на восток пятые сутки. Говорили, что после Иркутска он пойдет еще медленнее. Приходилось терпеть. «Выдержу», — думала Катенька.

Иногда из-за железнодорожных проблем, не вполне понятных простому смертному, Литерный-бис пропускали вперед. Когда он проносился мимо, великая княжна отодвигалась от окна. Брат Митя был рядом — а не поговоришь, не посоветуешься. Его позиция ясна: члены императорской фамилии не вольны в выборе своей судьбы. Государственная позиция… и какая же бесчеловечная!

Лучше всего было бы сохранить инкогнито до самого Владивостока, от крайности — до Забайкалья. Трудно, а надо. Чем дальше поезд уносил великую княжну на восток, тем меньше была вероятность, что братец отправит ее к батюшке в сопровождении жадармского караула. Не из сострадания, а потому, что не доверит караулу. Знает характер сестры.