Исландская карта. Русский аркан - Александр Громов

В ответ Дмитрий Константинович махнул рукой.

— Уж лучше выполняйте ваши прямые обязанности, — недовольно морщась, произнес он. — Всё у вас, как я погляжу, нуждается в проверке… Впрочем, нет! Докладывайте сейчас. Какие такие следы вами обнаружены? Ну хоть один след?

И сразу же понял, что зря пытался уличить Огуречникова в фантазерстве.

— В Литерном, в третьем вагоне, в сопровождении известного московского репортера Легировского путешествует молодая особа с приметами… м-м… разыскиваемого лица. Почти не выходит из купе, в вагоне-ресторане не появляется, разговоров избегает. На станции Тайга в указанный вагон под видом второго проводника подсажен опытный филер. Ждем результатов.

— Ну-ну. И долго вы собираетесь ждать?

— Надеюсь получить более точные сведения в Красноярске, ваше императорское высочество.

— Оставьте вы, пожалуйста, титулование, в ушах звенит… Так вы, стало быть, думаете, что моя сестра устремилась на Дальний Восток навстречу… другому лицу, причем выбрала для этого Литерный поезд? В оригинальности мышления вам не откажешь. Хотя… нет, не может этого быть. Для этого она слишком осторожна. Нет, не верю.

— И я не верю, — спокойно проговорил Огуречников, — поэтому и не предпринял пока никаких экстренных мер. Однако проверить обязан. Что за женщина? Материалы на Легировского уже получены по телеграфу, не такой уж он донжуан. И не такой богач, чтобы оплатить путешествие в Литерном с дамой сердца. Но ловкач известный.

— Вот видите! По-моему, вы тратите время на чепуху.

— Вовсе нет, учитывая главную мою задачу: охранять. Для этого я должен быть уверен не только в благонадежности всех без исключения пассажиров Литерного-бис, но и всех пассажиров Литерного.

— При чем тут Литерный?

— Всего лишь при том, что им могут воспользоваться бомбисты. Это удобно. При достаточной дерзости с их стороны может сработать. А там народец дерзкий.

Великий князь на минуту задумался, потом покачал головой.

— Полно, не преувеличиваете ли вы? Бомбисты — в наше время?

— Группа некоего барона Герца. Видный мраксист и опасный смутьян. С руководством своей партии он без малого на ножах, а его группа подчиняется ему одному. Полиция упустила его из виду в Москве. Где он сейчас — неизвестно. О его группе тоже ни слуху, ни духу, и это очень плохо. Возможно, они к чему-то готовятся. К сожалению, пока мы располагаем лишь подозрениями.

— Гм… я-то им на что? — спросил великий князь. — Ведь даже не цесаревич.

— Позвольте не отвечать, ваше императорское высочество, — поклонился Огуречников, вновь перейдя на официальный язык.

«Это значит: сам догадайся», — подумал великий князь и ругнул себя за непонятливость. Ну конечно! Все проще простого: убитый уже никогда не станет ни цесаревичем, ни императором. А высоко сидят господа мраксисты, далеко глядят… В императорах им нужен нетрезвый братец Мишенька…

Логичный шаг: устранить саму возможность изменения порядка престолонаследования в пользу младшего сына по именному указу государя. Не будет младшего сына — не будет и указа, строго говоря, весьма гипотетического, но об этом шепчутся…

А заодно — всколыхнуть народ. Любимое занятие этих господ.

Народ, положим, всколыхнется, хотя совсем не так, как они рассчитывают. Но это уже не изменит главного: при новом государе, при Михаиле Константиновиче мраксисты уже могут попытаться учинить в России революцию — если только не слишком поспешат. Время будет работать на них. Когда-нибудь они дождутся того, что верховную власть можно будет сковырнуть одним щелчком…

И верховная власть будет виновна в этом ничуть не меньше всяких бомбистов-заговорщиков!

Неглупо, ох, неглупо… Но по всему видно, что подполковник Огуречников тоже не из дураков.

— Хорошо, — отрывисто произнес Дмитрий Константинович. — Работайте. Полагаюсь на вас. Но в случае малейшего изменения обстановки — немедленно докладывайте мне лично. Да, кстати… государю доложили об опасности покушения?

— Никак нет, ваше импараторское высочество. Пока еще нет.

— Очень хорошо. У меня к вам личная просьба: не торопитесь докладывать. Здоровье государя в последние недели… несколько расшаталось, вы меня понимаете?

Еще бы Огуречников не понимал.

Бесконечные арбузно-тыквенные бахчи в сухих степях давно кончились, сами степи тоже. За вагонным окном замелькали сопки, одетые пышными елями. Легировский полистал географический атлас и сообщил, что дальше начнутся настоящие горы, особенно высокие после Байкала.

— Благодарю, у меня по географии всегда был высший балл, — чуточку насмешливо отозвалась великая княжна.

— А у меня нет. В этих краях я впервые. Немало погулял в молодости, но все больше по Волге-матушке, да по южнорусским степям, да по Кавказу… Думал: вот она, Россия. А то был российский хвостик.

— Так уж и хвостик? Может быть, все-таки голова?

— Если голова нынче повернута на восток, то где же быть хвосту? Вы только поглядите, какие здесь просторы! Людей мало, что верно, то верно. И дело делается через пень-колоду. Дорога эта стала казне раза в три дороже, чем следовало бы Воровство и разгильдяйство. — Увлекшийся было Легировский внезапно спохватился: — Но главное, конечно, то, что дело все-таки делается…

— Вот именно.

Легировский отрезал толстый пласт розового сала от здоровенного куска, коим разжился на полустанке под Красноярском, водрузил на хлеб, стал жевать. Великой княжне он таких деликатесов уже не предлагал, а та, в свою очередь, перестала ужасаться: как же можно кушать такую пищу? Прожевав, репортер подавил отрыжку, вытер руки о старую газету, скомкал ее и метко швырнул в корзину для мусора. Манеры его восхищали и одновременно возмущали Екатерину Константиновну.

— Вот едем вроде быстро, а пожалуйте любоваться — одноколейка, — продолжил он. — Где вторая колея? По проекту должна ведь быть. Если что-то случится на перегоне, как подать помощь? Если война, как быстро перебросить большое количество войск? По проекту первой очереди Транссиба двухпутка должна идти до самого Иркутска, а где она? В Омске кончилась.

— Будет, — уверенно сказала Катенька.

— Будет-то, может, и будет, но когда? Теперь возьмем Байкал. Известно ли вам, что обходной, с юга, путь проложен так себе, на живую нитку? По-честному, там еще работы непочатый край. Там версты пути не погонные, а поганые. Скалы рвать надо, туннели долбить. Это железная дорога? Это российская наша показуха, вот это что! И очень даже может случиться так, что пассажиров от греха подальше высадят и повезут водою. Как раньше возили. На колесном пароходике. Чух-чух, шлеп-шлеп.

— Откуда вы только все это знаете?

— Обязан. А известно ли вам, что…

Он не договорил — в дверь деликатно постучали.

И неделикатно отворили ее.

— Не угодно ли чаю? — ласково улыбаясь, молвил проводник, сунув в купе голову в фуражке. — Только что заварен. Чай превосходнейший, бублики свежайшие, икорочка паюсная. И лимон-с имеется.

— Благодарю, нет, — быстро ответил Легировский. — Если захотим позже, я сам к вам зайду.

— Как угодно-с. — И голова в фуражке скрылась.

Помолчали. Легировский морщил лоб, теребил себя за вислый ус, катал по лицу желваки.

— А я бы выпила чаю, — сказала Катенька. — Принесете?

— Гм…

— Извините, вы о чем-то думаете?

— Не нравится мне этот проводник. — Легировский жестко усмехнулся. — Очень уж глаза внимательные. Ни гроша еще от нас не получил, а любезен сверх меры. Появился недавно, до него другой проводник был. О чем это говорит?

— Филер? — тихонько ахнула Катенька.

— Он самый. Эту публику я за версту вижу. Поздравляю, вы в подозрении. Филер-то толковый, далеко не из последних. Такого абы кого пасти не пошлют.

На глаза великой княжны навернулись слезы.

— Как вы думаете… узнал он меня?

— Не знаю. Если узнал, то вряд ли уже успел доложить. Но если даже успел, то где-то там… — Легировский неопределенно помахал рукой в воздухе, — решают, что с вами делать. Ну и со мной, конечно, тоже, я ведь пособник. А пока там решают, время идет. Во всяком случае, до Иркутска мы можем ехать спокойно — там ведь понимают, что никуда мы из поезда не денемся… Как вы думаете, великому князю о вас доложат?

— Наверное. Вряд ли посмеют не доложить. Но…

Катенька не договорила. Легировский посмотрел на нее с подозрением.

— А что я могу? Выкинуть филера из поезда разве? Это лишь отсрочка. Дохромает до ближайшей станции и протелеграфирует. Тремя часами раньше, тремя часами позже — какая разница?