Эллиот Майлз - Т. Л. Свон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По минимуму.
Что он должен обо мне думать?
– Вы всегда смотрите в стену, когда бываете в сауне? – продолжает меж тем светскую беседу Эллиот.
– Ну, это же кубическая деревянная коробка, – пожимаю я плечами. – Куда тут еще смотреть?
Эллиот тихо хмыкает, и я закусываю губу, скрывая смущенную улыбку. Он знает, что я изо всех сил стараюсь не смотреть на него.
– Ну, не знаю… может, на человека, с которым разговариваете? – предполагает он.
Я с усилием перевожу взгляд на него.
– Так-то лучше. – Он смотрит мне прямо в глаза, потом по его лицу медленно расползается лукавая сексуальная улыбка.
Я чувствую эту улыбку самым центром своего живота, и тут же вокруг нее начинают порхать бабочки.
Да что за чертовщина здесь происходит?! Богом клянусь, Эллиот Майлз стал другим, но я не могу понять почему.
Если бы я знала его не так хорошо, то даже сказала бы, что он очень дружелюбен, пожалуй, даже немножко заигрывает. А так возникает ощущение, будто я прослушала часть разговора, но никак не пойму, какую именно.
– Почему вам хочется, чтобы я на вас смотрела, Эллиот? – спрашиваю я, старательно глядя ему в лицо.
Давненько я не брала в руки шашек – в смысле давненько у меня не было секса. И пусть я ни за что в этом не признаюсь, но после того, как я на прошлой неделе увидела Эллиота Майлза в черном смокинге, он не раз пробегал голым через мои фантазии.
Не могу удержаться, и мой взгляд скользит вниз. Все как я и предполагала: мощная широкая грудь с россыпью темных волос, рельефные плечи и кубики пресса, – кажется, штук пятьдесят. На коже – загар красивого, словно мерцающего цвета. И чертово полотенчико на его фоне кажется белоснежным.
Проходит несколько минут, мы сидим молча. В то время как он, похоже, совершенно доволен ситуацией, мне хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила меня, позволив умереть. Если я сейчас встану, то мое тело будет перед ним как на ладони.
Со всеми неровностями и всем прочим.
В смысле, полотенце-то у меня есть, но оно же, блин, крохотное! И черт же меня дернул сэкономить пространство в спортивной сумке!
Эллиот отклоняется назад и прислоняется спиной к стене, мышцы его живота сокращаются, на них играет свет.
Не смотри ниже, делай что хочешь, только, едрить твою за ногу, не смотри туда.
Нет, ну что за попадалово? Я прихожу сюда, чтобы расслабиться, а вместо этого получаю всесторонний обзор сексуального тела моего засранца-шефа!
– Вы давно знаете Дэниела? – спрашивает он.
Вот интересно, он даже имя запомнил.
– Не очень. А почему вы спрашиваете?
Глаза Эллиота косятся на меня, и он легонько пожимает плечами.
– Да так. Вы говорили, что вы просто друзья…
Я перебиваю его:
– Мы просто друзья.
Он поднимает бровь.
– Он вас постоянно трогает.
– Что? Нет же! Это просто его особенность. Он очень привязчивый…
– Я заметил, – сухо роняет он.
Смотрю на него во все глаза. Мой мозг дает сбой.
– И как же вы это заметили? – спрашиваю. – А главное, почему это для вас важно?
– Совсем не важно, – слишком быстро отвечает он. – Просто наблюдение.
Все страньше и страньше, сказала бы Алиса.
Не будь я с ним знакома столько лет, решила бы, что он ревнует. Но это же абсурд, полнейший, и мы оба знаем, что этого быть никак не может.
Смотрю на Эллиота, силясь разгадать эту загадку.
– В чем ваша проблема? – спрашиваю в лоб.
– Никаких проблем, – резко отвечает он. Быстро встает, и мне впервые представляется возможность полностью рассмотреть его. Сложен как Адонис.
Иисусе…
Эллиот Майлз может быть кем угодно и каким угодно, но я могу с уверенностью поручиться за то, что в полотенчике он смотрится очень и очень неплохо.
Не то чтобы мне было до этого дело, конечно!
– В общем, я тут думал о тебе, – говорит Дэниел, когда мы с ним идем под ручку по улице, чтобы забрать из тайского ресторана ужин навынос.
– А что со мной такое? – спрашиваю.
– Ты только не обижайся…
Раздраженно фыркаю:
– Когда кто-то говорит «только не обижайся», это означает, что он хочет сказать что-то обидное.
Дэниел улыбается, разглядывая меня.
– Какой ты была до того, как погибли твои родители?
– Что ты имеешь в виду?
– Какой ты была? Ты иначе одевалась? У тебя были хобби, ты была общительной?
Опускаю голову. Никто еще не задавал мне этот вопрос.
– Наверное, я была… – Мой голос прерывается. – Да не знаю я!
– Ты прилагала усилия к тому, чтобы каждый день выглядеть красиво?
Задумываюсь. Вспоминаю. Киваю.
– Пожалуй, да.
– Ты была постоянно сосредоточена на работе?
Печально качаю головой.
– Отнюдь нет.
– У тебя был парень?
– Был, но мы расстались вскоре после их гибели.
– И с тех пор у тебя не было длительных отношений?
В ответ только пожимаю плечами.
– Детка. – Он наклоняется и целует меня в плечо. – Я тут никак понять не мог, почему такая красивая девчонка, как ты… ведет себя так, как ты.
Я вопросительно поднимаю на него глаза.
– Ты прячешься за своим горем, не так ли? – полуутвердительно говорит Дэниел.
Глаза застилают слезы, и я снова опускаю голову. Слышать, как другой человек говорит это вслух…
С того самого дня я перестала быть прежней, и сама это знаю.
Я тоскую по родителям, тоскую по их безусловной любви. И пусть их гибель никак не связана со мной, но почему они бросили меня здесь совершенно одну?!
В горле растет ком.
Я сердито смахиваю одинокую слезинку, скатившуюся по щеке.
– Прекрати, я не хочу об этом говорить!
Дэниел снова целует меня в плечо.
– Ладно. Не хочешь – не будем… Надо было купить спринг-роллов, я просто помираю с голоду, – говорит он, меняя тему. Легонько сжимает мой локоть.
Растягиваю губы в унылой улыбке и впервые за долгое время чувствую, что другой человек меня понимает.
Кручу кольцо на пальце, глядя в пустоту; еду в поезде, возвращаясь домой с работы, и пытаюсь анализировать последние несколько дней. У меня полно дел и хлопот, но, жизнью своей клянусь, не могу перестать думать о том, что сказал Дэниел, что я прячусь за своим горем.
Я так вкалываю на работе именно потому, что альтернатива – развалиться на части и потерять работу?
Если я не буду выглядеть красиво, никто не будет обращать на меня внимание… и
