Она - моё табу - Настя Мирная

Расстояние всё же помеха

Сколько не настраиваюсь и не убеждаю себя, что время пролетит незаметно — не работает. До её отлёта — да, мчалось. А сейчас хуже резины. Каждый день превращается в пытку. А прошла всего неделя. Хотя для меня год за три. Созваниваться стараемся максимально часто. Как и переписываться. Но разные часовые пояса, да ещё и с таким разбросом — это пиздец, товарищи. После отбоя меня часто вырубает до её звонка, но все радары настроены на малейшие вибрации телефона. И я сразу же просыпаюсь. Но иногда настолько выматываюсь за день, что голова с трудом соображает и разговор нормально не клеится. Крис американскими ночами не всегда даже появляется, когда сам набираю. То с друзьями в клубе, то в кафе. А я, блядь, ревную к её свободе. И ещё сильнее боюсь, что за тысячи километров её чувства ко мне притупятся. Там, среди друзей, в стране, где слишком мало запретов, она может быть свободна от своего прошлого и своих призраков. Ей девятнадцать, и не каждая девушка в таком возрасте готова связать себя узами брака.

У меня подъём через десять минут. Специально проснулся пораньше, потому что когда появится свободное время, она уже будет спать. По утрам у меня редко бывает возможность позвонить ей. И я начинаю сомневаться, что ей это надо. Но всё же спрыгиваю со шконки, натягиваю штаны и футболку и выныриваю в коридор. На тумбочке сегодня «дух» не из нашей роты. Может тупо с перепугу запалить. Но выбора нет. Мне надо услышать её голос не в голосовом сообщении.

Быстро марширую к тумбочке и прикладываю палец к губам, молча давая знак молчать. Показываю ему телефон и объясняю:

— У тебя девушка есть? — сглатывая, кивает. — Ждёт тебя? — опять кивает. Да что же «касперы» такие робкие нынче? Или это только наш призыв такой, отшибленный на голову? Даже «деды» не всех прессануть могли, пока молодняком были. — И у меня есть. Я тут тихонько по телефону поговорю. — обвожу руками мрачное пространство коридора. — А ты сделаешь вид, что меня здесь не было. Окей?

— А если командование? — лепечет, выпучив глазные яблоки.

Закатываю глаза и сжимаю челюсти.

— Тебе меня бояться стоит, а не командования. У меня дембель через месяц. Мне терять особо нечего. Я на хорошем счету. Никто меня не станет давить напоследок. А вот если ты решишься настучать, у тебя будет целый месяц, чтобы узнать все «прелести» дедовщины. Усёк?

— Усёк. — кивает усердно.

Блядь, ну куда такому в армию? У меня Данька борзее.

Обычно я молодых не прессую, но сейчас нет времени на уговоры. Отхожу подальше и набираю номер в месседже. Два гудка и тихий голос в трубке. А у меня мурашки по телу и волосы на шее дыбом.

— Привет, Андрюша. Ты сегодня рано.

— Проснулся раньше, чтобы тебе позвонить. Не занята?

Вздыхает устало.

— Уже нет. Три минуты, как в общагу зашла. Решили с девочками пошопиться немного. — ещё один вздох. У меня за рёбрами клокочет всё. И снова эта ревность. И жгучая обида, что она там развлекается, а я тут в четырёх стенах. Запрыгиваю на подоконник и облокачиваюсь спиной на откос. Плац пустой. За окном тишина. Осталась всего неделя до конца лета. Но как же быстро оно промчалось. Прикрываю глаза. — Ты злишься? — снижает голос до шёпота.

Не вижу смысла скрывать, поэтому говорю правду:

— Да, Кристина. Ты развлекаешься, не берёшь трубку, пусть и знаешь, что у меня не так уж и много свободного времени, когда можем поговорить. Чуть больше недели прошло, а ты уже положила хер на всё.

Звучит грубо, жёстко и мелочно, но мне срать. Меня здесь на куски рвёт от страха, что она поймёт, что её жизнь лучше, чем та, которую я могу ей предложить.

— Андрюша… Андрюш… — тарахтит тихо, задыхаясь. — Прости меня. Просто мы столько не виделись с девочками. Столько разговоров, новостей. Я иногда увлекаюсь. В кафе телефон сел, а в клубе я его просто не слышала. Не злись, пожалуйста. Я же очень сильно по тебе скучаю и стараюсь хоть как-то отвлечься, чтобы не сидеть в одиночестве и не разводить сырость. Мне так холодно без тебя. Я по твоим рукам скучаю. Хочется влететь в твои объятия и остаться там. Не бурчи на меня. Обещаю, что больше такого не повторится.

Её интонации меняются. Голос начинает дрожать. Слышу, что она на грани срыва. И хочется себе подзатыльник отпустить за то, что наехал на неё на пустом месте. Нет, не совсем на пустом, но всё же… Это мне нечем себя на службе развлекать, чтобы хоть ненадолго забыться, а у неё там год жизни. Кристинка рассказывала о своих подружках. Они периодически списывались и созванивались. Нет там, конечно, настоящей дружбы, секретами она с ними не делится, но всё равно они достаточно близко общались. Столько времени в одной комнате прожили.

Перевожу дыхание и устремляю взор на плац, представляя, что сейчас увижу её там, а сам шепчу в микрофон:

— От меня не надо отвлекаться, Манюнь. Я, как последний эгоист, хочу, чтобы ты постоянно обо мне думала. Потому что ты постоянно в моих мыслях и в сердце. Я понимаю, что тебе трудно, любимая девочка моя, но хочу хоть в редкие минуты, когда выпадает возможность говорить с тобой вживую, а не перекидываться голосовыми.

Фурия всхлипывает. Раз, второй, третий… Потом плачет. Я утешаю словами, но помогает слабо. Ей в такие моменты нужны тепло и ласка, а не искажённый на вышках голос. Я её довёл, как последний эгоистичный козёл. Нет, расстояние — это совсем непросто. Особенно такое непреодолимое.

— Хорошая моя, не плачь, пожалуйста. У нас осталось всего две минуты. Сейчас подъём будет.

— Всё- всё, успокоилась. — продолжает всхлипывать и шмыгать носом. — Просто мне так тебя не хватает! Не могу уже! С ума без тебя схожу! — на эмоциях её голос берёт самые высокие ноты и бьёт по барабанным перепонкам, но я всё равно улыбаюсь.

— Как только вернёшься, я тебя до смерти залюблю. — сиплю приглушённо, поглядывая на стоящего на тумбочке «духа». — шумно сглатываю и выдаю-таки часть своей паники: — Я просто боюсь тебя потерять.

— Дикий, да ёпрст! — рявкает взводный, пройдя уже большую половину коридора. — Ты меня вынуждаешь. — чеканит ближе. — Давай сюда телефон. — вытягивает ладонь.

— Крис, мне пора. Люблю.

Сбрасываю вызов, но успеваю услышать спешный ответ:

— Я тебя тоже.

Молча выключаю и плюхаю мобилу Гафрионову в руку. Вытягиваюсь, отдаю честь. Сам понимаю,