Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна

А наутро веселый молодой шофер «погрузил» нас в кузов машины и отвез назад, прямо к порогу нашей школы.

Дома бабушка встречала меня так, будто я месяц отсутствовала.

ОКТЯБРЯТА

На тридцатое апреля назначен прием в октябрята. Мы очень старались заслужить первое в жизни серьезное звание. На классных собраниях Ирина Федоровна спрашивала нас:

— Что сейчас самое главное для вас?

— Хорошо учиться, — дружно отвечали мы.

— Каким должен быть октябренок?

— Честным, послушным, добрым, трудолюбивым.

— У меня не получается на «четыре» учиться, — хныкал Витя Иванов.

— Сколько строчек буквы «Е» ты вчера написал в прописях?

— Две.

— А Лена — пятнадцать, поэтому у нее пятерка, — объясняла учительница.

— А я маме соврал. Меня не примут? — опустив голову, спрашивал Володя. — Мама мне верит. Она сказала, что я себя сам наказал, когда переписывал сектантские письма.

— Вижу, ты уже понял свою ошибку. Все у тебя будет хорошо, — улыбалась Ирина Федоровна.

— Я не могу задачки решать, — переживал Коля, — пока читаю вторую строчку, первую уже забываю.

— Читаешь медленно. Читай стихи, там строчки короткие. Мне помогает, — советовала ему Галя.

— Не девчонка, чтобы стихами заниматься, — возражал Коля.

— Может, ты и танцевать не хочешь учиться? — удивлялась Ирина Федоровна.

— Не дурак скакать с девчонками! — громко и сердито оповестил класс Коля.

— Ты считаешь, что если учителя и наш директор хорошо танцуют, то они...

— Ну что вы! Я не подумал, — оторопело буркнул Коля и покраснел.

— Делаю тебе замечание. Ты понял за что? — спросила учительница строго.

— Я опять грубое слово сказал, — смутился Коля.

— Ирина Федоровна, а Игорь не выполнил Ваше поручение, а тоже хочет в октябрята, — с невинным видом сообщает Оля.

— Вы уже большие и не надо по всякому пустяку обращаться ко мне. Все несложные вопросы решайте между собой сами. Представьте себе, что будет, если каждый рабочий на заводе из-за мелочей начнет беспокоить начальника. Смешно? Учитесь все делать вместе без крика и ссор, тогда в классе вам будет всегда интересно и легко.

— Обязательно делать зарядку ребятам, которым до школы четыре километра идти?

— А что важней: мыть посуду или с папой чинить плетень?..

Казалось, вопросы никогда не закончатся. Но Ирина Федоровна продолжала объяснять, утешать, соглашаться.

Я тоже задумалась над тем, чему еще должна научиться. До сих пор портянки надевать не умею. Не получается заворачивать ногу в большую неудобную тряпку, а в оправдание говорю, что в армию мне не идти. Еще плохо справляюсь с ролью сторожа. Я не должна пускать кур в огород. А они, проклятые, перелетают через плетень и склевывают свежую зелень. Да если бы только на своем огороде! Они еще и в чужой стремятся попасть. Вроде бы там слаще! За потраву на своем огороде бывает нахлобучка, а если на соседском — вдвое. Работа не трудная, но, когда читаю интересную книжку, я забываю о курах.

Старшая вожатая сказала, что благодаря терпению и заботе нашей учительницы, к концу апреля все ребята нашего класса будут достойны звания — октябренок. Из тридцати четырех учащихся у нас не было ни одного двоечника. Учителя говорили с уважением: «Если не забалуются, сильный класс будет». Нам льстила такая оценка. Мы гордились Ириной Федоровной.

И вот наступило волнительное утро. Актовый зал (он же спортзал) заполнен учениками. Нас построили в два ряда. Мы выходили перед строем по одному, четко печатая шаг, и торжественно в абсолютной тишине рассказывали о своих отметках и домашних обязанностях. Старшеклассники дружным хором каждому из нас кричали: «Достоин». Старшая вожатая под аккомпанемент песен о Родине прикрепляла нам значки с детским портретом Ленина, а директор желал хорошо подготовиться ко второй ступени взросления — к вступлению в пионеры. После торжественной линейки мы всем классом пошли в сельский клуб смотреть фильм «Свинарка и пастух». Мне в нем очень понравилась слова: «...Друга я никогда не забуду, если с ним повстречался в Москве». С этой песней пришло ко мне понимание великой, вечной и самой прекрасной столицы в мире. А еще я подумала: «Если свинарка смогла, значит и я, если очень захочу, тоже попаду в столицу!» Сердце наполнилось радостью.

Мне казалось, что Москва должна быть мечтою каждого, как самая далекая и самая красивая звезда Млечного Пути. Почему раньше в голову не приходило, что я тоже могу поехать в столицу? Наверное, потому, Москва для меня — что-то непостижимое, фантастическое, приходящее ежедневно только по радио с гимном и боем курантов. Когда я была совсем маленькой, меня тревожно и таинственно волновал гудок паровоза, а теперь московские куранты зовут меня в счастливое, неизведанное, заманчивое и очень важное будущее!

Дома меня ждали любимые пирожки с картошкой. Бабушка позаботилась. За ужином я чувствовала себя главной.

Октябрятская звездочка была наградой за мой тяжкий труд по чистописанию. Я ее честно заработала.

РАЗРУШЕНИЕ ПАМЯТНИКА

После первомайских праздников прошла неделя. Медленно текли дни последнего месяца школьных занятий. Работа на огороде поглощала все свободное время. Но я старалась все делать быстро и хорошо, чтобы получить разрешение хоть на полчасика сбегать к памятнику. На нашей улице колодец для женщин — информационный пункт, где они узнают друг от друга о событиях в мире и в селе, получают советы, как лечиться, готовить еду, спасаться от сглаза. А ребята школьного возраста собираются у памятника.

Я выполнила все задания бабушки и отпросилась погулять. Открываю калитку. Что такое? Несколько молодых рабочих стаскивают гранитные плиты с памятника и разбивают на куски. Растерянно слежу за работой. До меня не доходит смысл их действий. Разве памятник из кусочков будет лучше? Подъехала полуторка. Рабочие принялись загружать машину. Тут до меня дошло, что памятник не переделывают, а разрушают. Я заволновалась, внутри у меня все задрожало. Смело подошла к старшему.

— Скажите, пожалуйста, куда вы перевозите памятник? Зачем его надо дробить? Тяжело грузить целые плиты? — со всей вежливостью, на которую была способна, спросила я.

— Убери свой курносый нос, девочка. Теперь это вечная щебенка. Мы ею выстелим дорожки во дворе у начальника, — не то в шутку, не то серьезно сказал военный.

— Это же памятник героям войны?! — вспылила я.

Тут подошел самый молодой рабочий и примирительным тоном сказал:

— Не горячись, девочка. Нам приказали. Мы подневольные. Иди отсюда.

Я не могла успокоиться. Как можно дорожки выстилать памятью народной? Вихрем влетела в хату.

— Папа, плохой человек приказал разбить памятник! Он забыл, что была война? Забыл, что люди до сих пор плачут? Разве нельзя набрать щебенки на Некипеловке? Ее там горы великие, — отчаянно закричала я, заикаясь от волнения.

Отец пошел в сельсовет, а я вернулась к памятнику. Сверху гранит посерел от времени, кое-где позеленел от сырости. Но каждый отколотый кусок был свежего розово-коричневого цвета, а мне он казался розово-красным, будто окропленным кровью. Каждый удар лома и молота был ударом по моему сердцу.

Я не выдержала, ушла домой и вскоре уснула. Ночью проснулась. Дверь в комнату родителей открыта. Отец шептался с матерью:

— Не думает о воспитании молодежи... Отомстит... Теперь каждый год летом на два месяца обещал посылать... Как ты с сеном будешь справляться одна? Хоть корову продавай... Пожалуйся... Кому? Он тут бог и царь...

В висках застучало: «Из-за меня теперь некому будет летом работать по хозяйству? Я виновата? Придется мне учиться пахать, косить, сено таскать, хату ремонтировать?» Сделалось страшно и тоскливо из-за того, что принесла несчастье в семью, встретившую меня по-человечески. Думала обо всех людях, а заставляю мучиться тех, которые для меня теперь самые главные? Слезы не останавливала. С ними и уснула.