Испанский сон - Феликс Аксельруд

Эти элементарные, как бы общие фильтры в создаваемой ею науке получили название пассивных, так как они не требовали никакого ее участия — лишь наблюдения за тем, что происходит и так. Дальше шли активные фильтры. Первый из них действовал на уровне взгляда и жеста. Пациент мог подумать, что она заигрывает с ним — а мог и не подумать; мог поддержать ее игру — а мог и нет; мог увлечься, мог обидеться… и в любом случае на этом этапе она не заходила слишком далеко, всегда имела возможность осадить размечтавшегося, просто недоуменно пожав плечами. Этот фильтр позволял не только вдвое сузить круг, но и кое-когда даже видеть змея поблизости. Теплее… Второй активный фильтр содержал разговор общего содержания, с легкими, ни к чему не обязывающими намеками; сам по себе он сужал выбор не так уж сильно, но был необходимым преддверием последующего, позволяя вычислить и отбраковать веселых идиотов, сексуальных маньяков и прочих неуравновешенных особей, а также тех, чей змей на этом этапе отползал по первому поведенческому сценарию. Наконец, весь отфильтрованный контингент интуитивно делился ею на две категории, для каждой из которых была приготовлена своя отдельная воронка. Поэтому заключительный фильтр, очень важный, был параллельным: одних здесь подстерегал явно намеренный, бессловесный, чисто осязательный контакт с Царем, а других — серьезный разговор о сексе. Понятно, что щекотливое это испытание она ухитрялась проводить в достаточно обособленной обстановке; впрочем, неприятности в виде вспышки насилия или гнева, а также официальных жалоб, были практически исключены всем предшествующим отбором. Она не шла слишком уж далеко — лишь до той точки, откуда видно было, идет пациент на контакт или нет; в последнем случае она не пыталась настаивать, и эпизод умирал; те же, что шли на контакт — еще теплее! — считались прошедшими полный селекционный цикл и зачислялись в группу для специального исследования.

С этими, со своими любимчиками — их оставалась примерно треть всех пациентов — она работала строго индивидуально. Она завела на испытуемых карточки, куда вписывала свои действия, наблюдения и выводы. Вероятно, каждый из них считал, что завел роман с медсестрой. Почему нет? Наиболее образованные из них неизменно упоминали в беседах классический пример Хемингуэя.

Большинство романов глохло — по разным причинам. Одни пациенты были не прочь оживить приключением свой вынужденный арест, но имели грань допустимого; они просто боялись — огласки, жены, возможных будущих обязательств, себя, ее. Они отчуждались или пытались остановить мгновенье, становились неинтересны и выпадали из группы естественным образом. Других она исключала сама — тех, отношения с кем развивались слишком медленно, или не в том направлении, или в неудобных для наблюдения формах — в общем, не так, как она хотела.

Эта работа оказалась сложней, чем ей казалось вначале. В сущности, ничего более сложного она не делала никогда. Предыдущий завершенный ею проект — подготовка побега — в свое время тоже казался непростым, но со своей нынешней позиции она расценивала его разве как тренировочный курс самостоятельной деятельности. Ни с кем из первого состава своих подопытных она так и не добралась до поединка Царя со змеем — задолго до этого все они выбыли или из группы, или из клиники вообще. Она не успевала; нужно было либо резко снижать численность группы, либо работать гораздо быстрее.

Царевна скучала, капризничала, требовала ласк. Зеркало спасало, когда было совсем невмоготу, но зеркало не было Господином. Уменьшение группы сузило бы зону поиска, могло растянуть работу на годы. Оставалось встать на трудный путь интенсификации… Она начала совершенствовать методику. Пришлось жертвовать сном, досугом, даже училищной успеваемостью, но дело двинулось вперед; через два-три месяца она оказалась в состоянии запланировать, а затем и выполнить жесточайшие, невозможные в начале работы сроки селекции: на пассивные фильтры — сутки, на активные — три дня.

Она ежедневно перерабатывала огромный объем информации. Как никогда прежде, она узнала толк в мужских запахах — в бесконечно разнообразных запахах пота, крови, спермы и гноя, всяческих выделений и опрелостей, всяких иных миазмов живущих и умирающих человеческих тел. Как собаку, ее влекло к этим запахам; ей хотелось все пощупать, лизнуть, осмотреть. В короткие часы отдыха ей снились шеренги Царей — сотни, тысячи Царей — в битве с громадной армией змеев. Они все были разными; у каждого был свой запах и вкус, свой характер, свое лицо, и она узнавала среди них тех, с кем имела дело накануне.

Но и Царевны касалось несчетное множество рук, губ, змеев; она уже и забыла, что некогда это было проблемой проблем. Подчинив тот Завет прежней Цели, она достигла Ее (не она была виновата в том, что случилось дальше); новый Завет был во всяком случае важнее старого, обветшавшего. В результате ускорения ее деятельности романы в группе стали развиваться быстрее — но, увы, недостаточно… Вслед за сном и успеваемостью подоспела еще одна, более тяжелая жертва — безопасность. Прежде, в начале программы, она подолгу организовывала приватные встречи, выжидала благоприятных возможностей, проверяла, не будет ли рядом кого, в сомнительных случаях предпочитала не рисковать… Это было несложно — она чувствовала больницу как собственное тело — но это было долго. Подопечные выписывались; кое-кто начинал звонить, предлагал встретиться в городе — это казалось заманчивым; на всякий случай она записывала телефоны, но с искренним сожалением отказывала — огромный расход времени не стоил того… Да, и Царь, и змей уже появились не только во снах, но и в ее картотеке. Да, она уже наяву, реально успевала добраться до заветного поединка… но этого было мало для сравнения сил сторон. Еще быстрее! — в ход пошел уровень подготовки свиданий, единственный остававшийся резерв. Неизбежный риск запланированной халтуры… И настал момент, когда ее засекли.

Никто не вмешался, чтобы отделить ее от партнера; никто не стал, как когда-то, писать заявления, что видел змея, покидающего ее рот; но слух пошел, не мог не пойти, и Ольга вызвала ее и, кривя губы, жестко сказала:

— Не тем ты занялась, девочка.

Она заплакала. Программа была под угрозой.

— Времени нет совсем. А так хочется иногда…

Ольга поморщилась.

— Глупая. Разве это те, что тебе нужны?

— Они мне не нужны. Только члены.

— Члены… — вздохнула Ольга.

Она с сомнением покачала головой. Марина, потупившись, пристыженно молчала. Ольга смягчилась; взгляд ее потеплел и выразил понимание.

— Ладно; разборчивость еще придет, какие твои годы. Хочешь члены — имей… но тогда два обязательных требования.